Быстрое наступление с намеченными штабом Северо-Западного фронта задачами было невозможно вследствие неоконченного сосредоточения. К 15-му дню мобилизации только-только начинали подтягиваться тылы, причем ко 2-й армии даже позже, чем к 1-й армии. Однако высших генералов это не волновало, хотя именно тыловые службы давали войскам патроны и снаряды (носимый запас пехоты и возимый запас артиллерии был сравнительно невелик), людям – продовольствие, лошадям – фураж. Опять-таки понятно, что непокормленные лошади не могли тащить за собой артиллерию, боеприпасы и прочее снаряжение обозов 1-го разряда.
В голове атаки на Германию должна была наступать кавалерия, сосредоточение которой было полностью завершено к началу первой операции. Русское командование возлагало большие надежды на действия своей конницы. Пересеченный и закрытый характер местности в Восточной Пруссии был мало удобен для действий кавалерии, а преграды и укрепления в озерных проходах (дефиле) и вовсе были непреодолимы. Но зато здесь находилось большое количество продовольствия и фуража. Противник ожидал рейда русской конницы по своей территории уже в начале военных действий. Однако, согласно плану развертывания, кавалерия 1-й армии Северо-Западного фронта прикрывала мобилизацию и высадку войск с железной дороги, которая происходила в ста километрах от границы.
Согласно предвоенным предположениям, русская конница с началом военных действий должна была быть объединена в большую массу – армейскую стратегическую кавалерию. То есть основная масса кавалерии подчинялась исключительно штабу армии. В состав армейской конницы 1-й армии вошли 1-я (Н.Н. Казнаков) и 2-я (Г.О. Раух) гвардейские кавалерийские дивизии, 1-я (В.И. Гурко), 2-я (Г. Хан Нахичеванский) и 3-я (В.К. Бельгард) кавалерийские дивизии, а также 1-я отдельная кавалерийская бригада. Возглавил эту группировку Хан Нахичеванский (кавалерийские корпуса, как организационная единица, были упразднены еще перед войной). Всего конница 1-й армии имела в своем составе 124 эскадрона при 60 легких орудиях.
Образование стратегической конницы проводилось без довоенных практических разработок в виде маневров. Поэтому командование стратегической конницы оказалось во многом случайной: командир 2-й кавалерийской дивизии, пользовавшийся уважением и авторитетом в среде гвардейских кавалеристов. После Русско-японской войны 1904–1905 гг. были расформированы кавалерийские корпуса, в русской армии конница теперь высшим соединением имела только дивизии. Из таких-то вот отдельных дивизий и состояла армейская конница 1-й армии, как, впрочем, и всех прочих русских армий.
В мирное время кавалерийские дивизии включались в состав армейских корпусов – то есть конница использовалась, прежде всего, в качестве войсковой, а не самостоятельной единицы. Это позволяло пехоте в маневренной войне вести активную разведку по установлению расположения и группировки неприятеля именно посредством кавалерии. Однако с открытием военных действий, согласно плану мобилизации, конница была брошена на государственную границу с целью прикрытия развертывания и сосредоточения общевойсковых армий.
В итоге кавалерийские дивизии были подчинены не корпусам, а штабам армий: этот шаг оставил армейские корпуса без сильной конницы (войсковая конница должна была формироваться из донских казаков 2-й и 3-й очереди, то есть не перволинейного призыва), а значит, и без разведки. Вдобавок казачьи сотни, долженствовавшие составить войсковую конницу, опаздывали с прибытием на театр военных действий. Армейские же штабы не сумели надлежащим образом использовать конницу для ведения разведки впереди фронта расположения армии, сосредоточивая кавалерию на флангах армии с оперативным их подчинением ближним корпусам.
Этот паллиатив в любом случае оставлял пехоту без «глаз и ушей». В свою очередь, немцы перед войной усилили свою конницу на 7 полков, но это были конно-егерские полки, которые стали корпусной конницей, а не пошли на создание новых кавалерийских дивизий[59]. Иными словами, если русские корпуса для ведения войсковой разведки получали резервные казачьи подразделения, к тому же опаздывавшие с мобилизацией (как и прочие резервные части), то немцы получили специально подготовленные полки конных егерей, нацеленных именно на решение задач ведения разведки.
Вышло так, что практически вся русская кавалерия стала как бы «стратегической», подчиняясь штабам армий, но организация их осталась дивизионной. Очень скоро Ставка Верховного командования начнет сводить кавалерийские дивизии в корпуса, но в первых операциях этого еще не было: и конница русских армий осталась как бы «не при делах», проводя только отдельные бои против неприятельской кавалерии. Лишь в 1-й армии еще до войны было предположено объединить конницу в большую самостоятельную группу из нескольких кавалерийских дивизий. Тем не менее эта группа не имела ни корпусных штабов, ни каких-либо прочих организационных единиц (саперы) и тыловых учреждений (корпусные обозы), присущих корпусу как войсковой единице. Даже штаб группы был выделен из состава 2-й кавалерийской дивизии, командир которой и возглавил всю группу.
Итак, кавалерия 1-й армии сводилась в две группы: главную под командованием Хана Нахичеванского (4 дивизии – 1-я и 2-я гвардейские, 2-я и 3-я кавалерийские) и действующую на левом фланге армии группу В.И. Гурко (1-я кавалерийская дивизия при поддержке 5-й стрелковой бригады). Начальник главной конной группы 1-й армии Г. Хан Нахичеванский не получил четкой задачи проведения рейда по чужой территории, а потому и сам зарываться не решился. В итоге вместо глубокого рейда в глубь неприятельской территории с целью разрубания немецких коммуникаций русская стратегическая конница просто-напросто составляла обычный мобильный авангард 1-й армии.
Мировую войну Хан Нахичеванский, бывший коренным гвардейцем, встретил в качестве начальника 2-й кавалерийской дивизии, и уже в ходе развертывания 1-й армии был назначен командиром всей армейской кавалерии (до 10 тыс. сабель), ввиду своих личных качеств и гвардейских связей. Он оказался самым старшим по производству кавалерийским начальником в 1-й армии, и потому довольно случайно получил под свое командование основную массу конницы, исходя из обыкновенного старшинства по службе.
Вся конница 1-й армии сосредоточивалась на флангах наступавших корпусов, что не давало русским возможности проводить полноценную разведку. Командарм-1 П.К. Ренненкампф надеялся вырвать победу в приграничных боях, после чего конница должна была преследовать противника, предварительно обойдя его с флангов. Слабость и малочисленность германской кавалерии по сравнению с русской были известны, так что командарм мог быть уверенным, что неприятельская конница не сможет на равных вести противоборство с русскими. Тем не менее стремление Ренненкампфа создать сильный конный кулак для самостоятельных операций в ходе наступления во многом было парализовано личными качествами командира кавалерии – Хана Нахичеванского. Неиспользование кавалерийских масс для нарушения мобилизации противника, пока русская кавалерия могла еще воспользоваться отсутствием артиллерийского превосходства у германцев, также имело тяжелые последствия для хода первых операций[60].
В состав 1-й армии вошли 3-й (Н.А. Епанчин), 4-й (Э. Хан Султан Гирей Алиев) и 20-й (В.В. Смирнов) армейские корпуса, и 5-я стрелковая бригада П.Д. Шрейдера. То есть войска 1-й армии имели минимум пехоты (всего-навсего 6,5 дивизии), зато – максимум кавалерии: 5,5 дивизии. Так как, согласно замыслу Генерального штаба, 1-я армия должна была сковывать противника в ожидании, пока 2-я армия замкнет кольцо окружения, генерал Ренненкампф получил массу мобильных сил, но при этом его, соответственно, ограничили в артиллерии. Согласно предвоенному мобилизационному расписанию, в 1-й армии должно было находиться 4 армейских корпуса: 1-й, 3-й, 4-й армейские и Гвардейский корпус. Однако 1-я и 2-я армии «поменялись»: 20-й корпус на 1-й, а Гвардейский корпус был отправлен под Варшаву, где Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, следуя просьбам французов, потрясенных размахом германского вторжения в Бельгию, образовывал третье операционное направление – на Берлин.
