– Угу, – ответил Скамейкин. – Вишь, к холодному полу прижался – вместо пенталгина, тот сейчас только по рецепту врача. И то не всем.

Вчетвером стали «отклеивать» Скамейкина от пола.

Выяснилось, что в полу было проделано аккуратное круглое отверстие, в котором и застряла рука.

– А чего там, в полу, потерял, а?

– Да вот, фартук от токарного станка закатился в щель. Пытаюсь нащупать. Куда запропастился, ума не приложу!

Внизу Кисельков по телефонному звонку ослабил «ошейник», и Скамейкин с трудом выдернул раздувшуюся руку из пола. Она была зеленого цвета.

– В какую-то краску вляпался, наверное, в лифте стены декорировали, а я на нем поднимался! – расстроился он.

– Разреши, смоем уайт-спиритом.

Смыли. На руке обнажилась татуировка «гомо 2008».

– Эх, Скамейкин, Скамейкин!

Тут уже жена токаря не выдержала:

– Так вот где ты шляешься, «рыболов»! В «Голубой устрице»! С ночевкой! Накось!!

И накрыла мужа блендером.

После службы в воздушной десантуре Вадик Дулепистый приобрел несколько новых привычек. По росту он был первым, а, значит, всегда первым прыгал и с парашютом.

Демобилизовавшись, вернулся в семью, в родную квартиру, к жене. И тут началось! Если, к примеру, по телевизору диктор скажет в новости о дипломатическом рауте: «Первый посол…», Вадик тут же бросался к окну и, кувыркаясь в воздухе, летел с девятого этажа. Иногда везло (когда приземлился в ванну с мусором, «предусмотрительно» оставленную дворником-среднеазиатом или, когда попал на раскрытый зонтик пешехода), иногда нет, особенно, когда оседлал торец оконного стекла, которое несли два работяги, или когда приземлился на тот же зонтик, но только что закрытый. Спрóсите, как оставался невредимым? Очень просто: за первые полгода службы в дивизии «дяди Васи» командир отделения так натренировал нижепоясничные органы рядового ежедневными пинками с разбега, что они стали чугунными. И тогда уже после традиционной утренней процедуры, наоборот, очередной старослужащий, ковылял со сломанной ступней до медсанбата.

Неприятная движуха с Дулепистым происходила также во время поездок в общественном транспорте. При открывании дверей он делал бланш вперед с криком «ура!».

Родители жены, узнав сей прискорбный факт, тут же приобрели ему подержанный автомобиль. Легче не стало: Вадик при открывании водительской двери с кульбитом вываливался на асфальт. Заварили ее, чтобы Дулепистый выбирался наружу только через кресло пассажира. Кроме того, обменялись жилплощадью с братом – сейчас Вадик с родней живет на втором этаже. Даже, если прыжки, то на газон. Ввели в семье жесткое табу на слова «посол» в любом контексте, а также «пошел», «пшел» и пинка под зад (чем раньше, до армии, сильно грешил тесть, особенно, если Вадик покупал «не его» кефир).

Для справки: тесть пристрастился к напитку во время работы в ресторане «Камские закаты» швейцаром (по нонешним временам «вышибалой»)…

– Как сегодня приземлился? – участливо спросил Дулепистого Витек-Гагулек.

– Нормально.

Сказав так, Дулепистый вытряхнул из кармана случайный мусор. Вместе с облаком пыли. Гагулек судорожно схватил носовой платок и прижал его к лицу.

– У меня эта пыль сразу в легкие попадает, – прогнусавил он. – И там тусуется. Без задержки в носу. Последствие совместного проживания с гражданской женой-косметологом. Ведь как было: не успею утром открыть глаза, она бросается ко мне с миниатюрными щипчиками и давай вырывать волосы в ноздрях. Боль адская. Хоть на стенку лезь! А брови? Видишь, какая жиделяга осталась: ручеек, тонкая ниточка! Выщипывала во сне. Хорошо, хоть ресницы не успела. На ногах – так там жидким азотом промышляла. И волосы, и мозоли. В термосе эту гадость держала. Встал однажды ночью. Думаю, водички попить. Смотрю, дымит от пробки. О! Чаек! Горяченький! Спросонку наливаю в чашку. Хорошо, что не заглотил. Зато пролил на трусы. Бегал потом кругами вокруг дома.

– Эпиляция – самое страшное слово, которое я когда-либо слышал, – поднял палец вверх Витек. – А один раз заночевали у ее родителей. В деревне. Пока спал, жена решила «насытить витаминами кожу». Просыпаюсь: подгоревший блин на роже – питательная маска для лица. Вскакиваю, ношусь по избе, понять ничего не могу: где я, что со мной? Гражданскую тещу потом нашатырем откачивали. С водкой: пятьдесят на пятьдесят. Померещилось: вампиры пожаловали по ее душу…

Арнольд тоже поделился наболевшим:

– Представляете, зашел сегодня утром в чипок. На разведку. Смотрю, вместо Светки другая тетеша за прилавком. Лет пятидесяти. Подхожу. Она мне мило подмигивает:

– Молодому, симпатичному! Чего желаете!

Я расползаюсь в улыбке:

– Спасибо за комплимент, к сожалению, не могу вам ответить тем же.

Продавщица внезапно сфорснула:

– Ах ты, морда очочная! А ну, брысь отсюда!

– Вот и пойми этих женщин, – задумчиво произнес Вадик, – сплошная загадка – настроение меняется как погода в Европе.

Гунар собрал актив типографии:

– Новости вчера по ТиВи смотрели?

– Нет, а что там?

– Правительство ближе к ноябрю собирается выпустить в обращение новую купюру достоинством две тысячи рублей… Какие будут предложения?

– Опять что ли станок перенастраивать? Только бумагу и краску изведем! – как всегда, на всякий случай захныкал зам.

– Да, это сложно! Верно говорит, – зачесали затылки сотрудники.

– Предлагаю сработать на опережение! – загадочно сверкнул глазами директор. – Выпустить свою версию двухтыщевок! С президентом на аверсе! Заполонить ей страну, и тогда наши купюры будут считаться настоящими, а гознака – поддельными. Каково?

– Вот ты голова!

Работа закипела.

10.30

Прозвенел будильник. А затем забренчал телефонный зуммер. Это Столетов – дублирует, чтобы не проспал.

Вивасов открыл веки и тут же вспомнил, что обещал ГенСеКу привезти баллон с гелием. Вместе с Валентином. На столетовском трехколесном мотоцикле. С «Галогена». Для нужд студенческого научного общества.

– Даже утром в воскресенье не дадут, демоны, выспаться!» – заворчал Могул Феоктистович.

– Да помню я, помню! – рявкнул он в трубку и при этом состроил жуткую гримасу. – Черт! До гаража этого сусика еще час добираться пешкодралом. Тишкино горе! Сегодня же в час еще внеплановое заседание по случаю Дня химика!..

Хотя и воскресенье, но ГенСеК (Геннадий Сергеевич Клепиков, декан) вызвал всех, даже лаборантский состав (за два отгула). Кажется, у него есть какая-то важная новость. Да и потом в четыре же городская эстафета!

Вивасов посмотрел на часы: о, нужно торопиться! Еще ехать на проходную завода к двенадцати. Бывший выпускник химфака специально вышел сверхурочно, в выходной, согласился помочь с отгрузкой.

Могул ускорился, даже не стал завтракать, и уже через семь минут стоял на автобусной остановке…

Еще в пятницу ГенСеК вызвал к себе в деканат Вивасова и Столетова:

– Парни, треба помочь студенческому научному обществу освоить газовую хроматографию. Сам прибор поставят по тендеру в конце следующей недели. А вот гелий, гелий нужно привести вчера. С завода в Закамье. Договорился с их замом. Наш факультет недавно окончил. Обещал помочь. Справитесь? Вчера звонил наладчик из Москвы, прилетит вместе с прибором. Он особенно подчеркивал необходимость наличия баллона с гелием: без него аппарат не запустить.

– У меня машина в ремонте, – стал отнекиваться Могул («ага, нашли лошару!»).

– Ничего, съездим на моем трехколесном «Ижике», – живо откликнулся оптимист Столетов.

– И помните вы должны управиться до внеочередного заседания по случаю Дня химика, в час! – напомнил Клепиков…

Вот и автобус. Но сидений свободных нема: кто на дачу в баньку, кто на железнодорожный вокзал. С рюкзаками и чемоданами.

Могул примостился на задней площадке. Стоя. У окна. Случайно почесал подбородок! Эва! Забыл побриться! Щетина за ночь наросла! Видок, наверное, как у заправского алкаша. Вивасов прикрыл ладонью нижнюю челюсть. «Лишь бы студентов с факультета знакомых не встретить. А то разнесут на весь университет, что постоянно с бодуна, – размышлял Могул. – Ничего, на кафедре потом лезвием от аппликатора наведу марафет. Перед заседанием. Никто и не заметит».