— А ты не привык, что тебя со школы так динамят? — хрипло смеется он, получая легкий толчок в бок от Сережи.

— Иди к черту. И дай мне уже повод протереть этот стол, вместо того, чтобы я просто в очередной раз впустую проходился по нему тряпкой.

— Выебать тебя сегодня? Представить, как ты готовишь на кухне — не могу, а вот как трахаешься — да. Но вообще удивительно, как ты вообще занимаешься сексом на кухне, учитывая твою мысль про «плохо», — ухмыляется Олег, поглаживая Сережу по плечам, груди, скользя руками ниже и проникая под толстовку.

— Трахаюсь с огромной тревожностью, — смеется Сережа, но уже через секунду выгибается и стонет с довольной ухмылкой. — Но ее быстро отрубает, когда ты нагибаешь меня.

— Видимо, мне стоит делать это почаще, — ухмыляется Олег, настойчиво проводя руками по прохладной коже, намеренно касаясь сосков, скользя ниже прям по краю брюк.

— Да, было бы неплохо, — протяжно стонет Сережа, запрокидывая голову, пока Олег, прижимая, ведет по шее губами. — Как насчет потрахаться сегодня вечером?

— А что сейчас? — прикусывает кожу Олег, оставляя свежий засос на шее Сережи, рядом с теми, что уже почти сошли. У Разумовского несколько лет ушло на то, чтобы привыкнуть к следам.

— А сейчас я хочу курить, да и заодно кое-что тебе показать. Пойдем на крыльцо.

Олег хмыкает в шею, целует еще пару раз, прикусывает бледную кожу, оттягивая, отчего Сережа вздрагивает, прижимаясь бедрами плотнее. Проводит языком по месту укуса, а затем отпускает, разворачивая и шлепает по заднице.

Пару минут спустя, оба сидят в тени навеса на ступеньках перед домом.

— Ты мне в школе говорил, что, если эксперимент с сигаретами не понравится, всегда можно бросить, — Сережа затягивается, довольно жмурясь и слегка запрокидывая голову.

— Из того делаю вывод, что тебе нравится, — усмехается Олег, тоже делая затяг. — Признайся, тебе вообще много что со мной нравится.

— Поэтому я здесь, а не где-либо еще.

Олег, едва-заметно улыбаясь, переводит взгляд на Сережу. Вглядываясь в такой знакомый не изменившийся на годы веснушчатый профиль. Скользит взглядом по длинной шее, острому подбородку, тонким ярким губам, сжимающим сигарету, прямому носу, высокому лбу. Сережа отлично смотрится на этом крыльце, особенно на фоне рыжеватой кирпичной кладки. Олег тянется рукой, проводя по выступающей скуле, поглаживая загрубевшими костяшками пальцев:

— О чем задумался? Опять что-то вертишь в голове?

— Я всегда верчу. Мы с тобой так не дообсудили список, продолжить?

— Давай весь, — кивает Олег, убирая руку, опирается ею на верхнюю ступеньку, чуть подаваясь назад, и внимательно слушает.

— Список, — тянет Сережа. — Там не так уж много и осталось. Я говорил тебе, что больше с возрастом переключился на обсессии, чем комульсии. Действий тоже хватает, но их стало меньше. А вот обсессии… Я все еще подбираю ряды синонимом и антонимов. Повторяю конкретные слова и фразы по несколько раз в определенном порядке. Или образы. Иногда нужно вспомнить определенные сцены или набор картинок в нужной последовательности. Наверное, это самое раздражающее. Я поймал себя впервые на таком лет в пятнадцать. Иногда почти доходило до слез и близкого к истерике состояния, потому что я должен был представлять последовательность образов в голове один за другим и я не мог часами уснуть. Это выматывало.

— И сейчас выматывает?

— Не так сильно. Хотя занимает иногда приличную часть времени. Если волнуешься или что-то происходит, надо вызвать в памяти этот образ. Потом другой на какую-то другую ситуацию определенное количество раз. Иногда это адски бесит, но это легче контролировать, чем раньше. В первую очередь, потому что это только в моей голове, и никто это не видит. А я это делаю практически постоянно. Иногда мне кажется, что я веду параллельно два действия: в реальности и в голове. Иногда образ должен быть противоположным мысли, иногда схожим, иногда я должен представить как мысль распадается, смять ее или выкинуть в окно, стереть, иногда с конкретным человеком…

— На меня это тоже работает?

— Да, — спокойно кивает Сережа, продолжая курить как ни в чем не бывало. Зажав сигарету зубами, вытягивает ноги, потягиваясь. — Очень много. Я должен вспомнить разные куски твоей квартиры в Питере, если пролетела негативная мысль, связанная с тобой, чтобы все было хорошо. Или Банковский мост. Вот почему Банковский мост? — пожимает плечами Сережа. — Мне уже надоело за тридцать лет копать причины и следствия.

— Может помнишь, как мы там гуляли, поэтому вспоминается?

— Может быть, — кивает Сережа. Докурив, тушит окурок о стеклянную квадратную пепельницу, стоящую между ними. Берет вторую сигарету, подносит зажигалку, раскуривая, поправляет толстовку, оттягивая от шеи.

— Тебе в толстовке не жарко? Все же субтропики.

— Нет, нормально, сейчас все равно сейчас обратно под кондиционер. Так вот, — Сережа облизывает пересохшие губы. — Самое бесячее в этих образах, когда ты с ними вынужден что-то делать. Например, представлять с трех ракурсов. Мысленно их открывать и закрывать. Или мысленно их обводить. Знаю, звучит странно, это все вообще жутко странно. Помнишь, как мы шли по двору от детдома, обходили пятиэтажку и выходили на широкую улицу? Ты не представляешь сколько раз я мысленно должен был проводить «линию», заворачивая за этот угол. Это… как смотреть на 3D модель в твоей голове, простраивая маршрут линией как в гугл картах. Пожалуй, самое близкое описание, что я могу подобрать, чтобы ты понял.

Олег кивает. Он понимает. Может быть не так, как Сережа. Но понимает и принимает, без осуждения. Он уже смирился с мыслью, что с ОКР Сереже справляться сложно. Может быть он не справится никогда. Но это не делает его хуже и не меняет отношение Олега к нему.

— Я понимаю принцип. В какой-то степени… есть своя логика, — произносит медленно он, стараясь выражаться аккуратнее. Докурив свою сигарету, он также тушит окурок, ожидая, пока докурит Сережа, смотрит как тот подносит сигарету к губам, затягивается, а затем странно сжимает пальцы правой руки, едва-заметно дергая ими. — К слову, о компульсиях. Я уже лет десять вижу тот жест, но ни разу не спросил — что ты делаешь с рукой?

— Это? — Сережа чуть сильнее сжимает в правой руке сигарету тремя пальцами и почти незаметно слегка двигает ими пару раз.

— Да, — кивает Олег. — Я сначала думал, что ты волнуешься, поэтому дергаешь рукой. — А сейчас предположил, что это больше похоже на компульсию как с краном.

— Это, наверное, самое странное из всего, что я делаю.

— Сережа, ты всегда и без ОКР был странный, — хмыкает Олег.

— Ладно, только конкретно это реально ебануто. Помнишь у меня в общаге впервые был сонный параллич? Когда я проснулся как по шаблону с криком и в холодном поту? Я еще после этого с месяц не мог нормально спать в темноте. Так вот, я был настолько напуган той дрянью — да, я слишком отчетливо это помню, и да эти картинки у меня рандомно до сих пор вылезают перед глазами и придумываю к ним противоположные или кидаю в окно — я был настолько напуган, что поделился не только с тобой, но с первым попавшимся человеком. С нами тогда сидела Рима на лекциях по истории, вспоминаешь? Та самая верующая фанатичка. Так вот, она сказала, что если перекреститься, то демоны меня отпустят. Я покрутил ей пальцем у виска, потому что не верю в это дерьмо. И тем не менее начал компульсивно креститься следующие несколько месяцев. Как видишь, не избавился, просто редуцировал этот жест.

— Я бы и эту Риму пристрелил за ее светлые идеи, — выдыхает Олег.

— Ничего не имею против, — Сережа пожимает плечами, тушит сигарету, встает, вновь потягиваясь, оглядывая пейзаж перед домом. — Знаешь, я люблю Питер, но совершенно не скучаю по его климату. Солнце, жара и местные пальмы мне нравятся больше.

— Кто бы мог подумать, что Сергей Разумовский приживется не в Нью-Йорке, а в фермерской Джорджии, — смеется Олег, вставая и обнимая за плечи.