Но Сережа реагирует на этот раз спокойно. Или просто хорошо держится.

— Мне самому в детстве в голову не приходило, что что-то не так. Только пару лет спустя начал осознавать, что это все не совсем нормально.

Несмотря на постоянную близость Сережи, привыкал Олег к нему долго. Одно дело было осознавать поначалу, что Разумовский просто не раздражает, и совсем другое — понимать, что без него уже как-то некомфортно. Сережа, ввиду того, что других друзей у него не было, выливал на Олега все эмоции, переживания и идеи. Олег же, закрытый и молчаливый, воспринимал такой поток вполне спокойно, даже положительно: Сережа умел заряжать энергией и поднимать настроение, хотя вполне мог ни с того, ни с сего загрустить посреди веселья. Олег некоторое время спустя отдавал себе отчет, что если бы не дружба с Сережей, то, возможно, и смерть родителей, и детдом, наверняка бы он переживал и дольше, и сложнее. Оба вцепились друг в друга, ища поддержки и утешения, оба друг к другу привязались, дополняя. Сережа рассказывал, Олег — слушал. Сережа делился эмоциями, Олег их впитывал. Сережа рисовал, Олег смотрел. Когда Олегу было тяжело, Сережа вытягивал его из этого состояния. Желая отплатить, Олег, видя, что Сереже из-за нападок часто приходится несладко, начал защищать его.

Постоянное присутствие Сережи рядом стало частью рутины — подъем вместе, разговоры по дороге в школу, шпаргалки и записки, разговоры шепотом на уроках, общие проекты и соседние места в столовой. Вместе в школу и обратно. При таком близком контакте нельзя было не общаться. В какой-то момент у Олега четко оформилась мысль, что он общается с Сережей вовсе не потому что так сложилось, а потому что действительно к нему тянется. Олег, который особым воображением не отличался, находил это более чем увлекательным. Сережа умел увлечь за собой, поэтому Олегу было непонятно, почему такой яркий мальчишка так и не обзавелся друзьями. В конце концов, Олег сделал вывод, что именно из-за его привычек. Сережа, безусловно, вел себя странно. На что-то Олег не обращал внимания, не придавая значения. Что-то в первое время немного подбешивало, а затем он как-то свыкся — Сережа не делал ничего плохого, а Олег не любил придираться. В конце концов, дурацкие привычки есть у всех. Он вот, например, не переносит шарфы и не умеет аккуратно заправлять кровать, и ничего же.

К концу первого года Олег пришел к выводу, что вполне может считать Сережу настоящим другом, особенно после того, как они украли акварельные краски из кабинета рисования. Как оборвали еще неспелые яблоки во дворе чужой школы, а потом неслись как ненормальные обратно, боясь, что им попадет. Как попытались ночью сбежать из детдома, за что потом обоим влетело. У Разумовского было и богатое воображение, и целый склад идей, которые до Олега не с кем было реализовать: так, например, они как-то отправились искать потайные выходы из детдома и строить новые планы побега, Сережа рисовал карты, по которым Олегу потом нужно было найти то или иное место, или подкидывал ему другие головоломки. Разумовский любил придумывать ребусы, которые подсовывал Олегу, воплощал в рисунках их будущие проекты или придуманные ими истории. Иногда даже что-то пытался мастерить руками. Последнее шло несколько сложно, потому что приходилось некоторые вещи просить у других людей — те же клей и ножницы, а у Сережи с чужими вещами, как выяснилось, дела обстояли плохо: к некоторым он не мог просто прикасаться. Так, например, иногда он просил Олега что-нибудь вырезать, показывая в воздухе руками, каким должен быть контур, но ножницы не стал бы брать в руки под страхом смертной казни, если они не принадлежали ему.

— Здесь нужно зашить небольшую дырку, — Сережа вывернул футболку наизнанку, показывая. Когда и где он зацепился, порвав на боку ткань, Сережа не помнил. Но дырка по размерам была приличной, скорее всего зацепился за какой-нибудь гвоздь или вроде того.

Олег взял футболку из рук Сережи, повертел. Дома его учили таким элементарным вещам, как мытью посуды за собой, готовке каких-то простых блюд или пришиванию пуговиц, поэтому работа сложной ему не казалась. Тем более было странным, почему Сережа не мог сделать это сам. Именно об это он вслух и спросил.

— У меня криво получится, — ответил он. — Поможешь? Тут же работы на две минуты.

— Да мне несложно, — Олег пожал плечами. — Подашь иголку и нитку?

— Они на тумбочке, — Сережа кивнул на них головой.

Наступила неловкая пауза. Олег перевел взгляд с катушки на Сережу, который сидел рядом с тумбочкой и обратно. А затем поднялся, и взял иголку и нитку сам, потому что Сережа явно подавать ничего не собирался. Принялся штопать.

— Ты хоть раз что-то зашивать пробовал? — спросил Олег, возясь с ниткой.

— Конечно, — кивнул Сережа. — Просто у меня не получается.

— Да тут несложно.

— У меня будет криво.

— Ну… вряд ли каждый раз будет криво.

— Каждый.

— Может попробуешь сам? Твоя же футболка.

— Нет, — уперто помотал головой Сережа.

— Почему?

— Потому что я иголок боюсь, — несколько раздраженно ответил тот. Олег уже уяснил, что с Сережей надо было вовремя уметь поставить точку. Кажется, это был тот самый момент. Пожав плечами, он в тишине закончил работу, а затем все же протянул катушку и иглу Сереже. Ну же, давай, чего ты боишься. Тот, поджав губы, резко выхватил нитки из рук Олега, как можно скорее положил их на тумбочку. А затем попытался незаметно протереть руки.

— Спасибо, — смущенно поблагодарил Сережа, забирая футболку. Комментировать произошедшее Олег никак не стал. Хотя потом нередко вспоминал инцидент, в котором, как потом выяснилось, было немало сережиных бзиков. И страх прикасаться к чужим вещам, и неумение работать руками и, как он и сказал, боязнь иголок.

Другим людям Разумовский запрещал себе помогать. Олегу же доверял, делился всем самым сокровенным. Или почти всем. Олег это ценил и чувствовал себя рядом комфортно, даря чувство защищенности, про которое Сережа давно забыл из-за постоянных нападок.

— Ты опять не в настроении, — произнес Олег по пути домой. Когда один из них задерживался после занятий, на допах или по каким-то вопросам, второй его всегда ждал. Как, например, Сережа честно ждал Олега целый урок с книжкой в руках, пока тот ушел на тренировку по боксу. Если Олегу спорт давался, то Разумовский к нему никакого интереса не проявлял.

Сережа лишь пожал плечами в ответ.

— Что-то произошло?

Всего урок не виделись, а позитивное настроение Сережи сошло на нет.

— Да ничего, — все также продолжая смотреть себе под ноги, отозвался Разумовский, продолжая пинать под ногами засохшие листья.

— Под этим «ничего» обычно дофига всего.

— Да нет, все в порядке, — все также неохотно отозвался Сережа. На того иногда находило. Если что-то его действительно расстраивало, то Сережа мог подолгу переваривать в себе. Какое-то время шли молча. Пока вдруг Разумовский сам не нарушил тишину.

— Я же тебе книгу в библиотеке взял, ты ведь любишь детективы, — произнес он. Сняв портфель, достал том Конан Дойля, протягивая. Затем оттряхнул ладонь. — Только я первые несколько страниц слегка порвал, пока переворачивал… Проходящие мимо старшеклассники прикопались.

Олег сжал зубы, подобное было уже не в первый раз.

На то, что Разумовского гоняют и детдомовцы и одноклассники, Олег обратил внимание в самом начале. В основном придирались, как заметила Инга, из-за странностей. Сережа на самом деле иногда совершал одни и те же действия по несколько раз — мог взять карандаш, затем положить и повторить. Делал то же самое иногда со столовыми приборами или открывал так книги. Что именно делает Сережа, Олег не спрашивал, а тот, повторяя одно и то же действие, старался просто на него не смотреть. С вопросами Олег не лез, делал вид, что в упор не видит. Зато видели другие и в отличие от Волкова с комментариями не стеснялись.

Ты страницу перевернуть не можешь, что ли?

Ты там уснул?

Чего творишь?