— Случайно вышло, — ответил Сережа и перевернул страницу. — Здесь я пытался нарисовать маски.

Сережа подробно рассказывал про каждый рисунок и потому, что видел, что его не отталкивают, и потому, что Олегу, кажется, и впрямь было интересно. Рассматривая работы, ближе к концу тетради Олег сделал вывод, что больше всего Сереже нравится либо рисовать по памяти, либо фантазировать. А еще — нравятся яркие цвета. Почти все работы были выполнены цветными карандашами и почти на всех листах, как отметил под конец Олег, были разные линии, словно кто-то пытался то ли расписать ручку, то ли просто резко чиркал карандашом.

— Можно еще раз посмотреть? — Олег протянул руку к тетради. В детдоме это был первый раз, когда он обратился к кому-то с просьбой. Во-первых, посмотреть было действительно любопытно, а во-вторых, хотелось занять голову чем угодно, кроме мрачных мыслей. Из-за всего, что на него свалилось, он уже забыл, когда за последние несколько недель нормально общался с кем-то.

Сережа немного помедлил, а затем отдал тетрадь Олегу, держа за самый край.

— Конечно, — улыбнулся он.

Пока Олег вновь листал с самого начала, Сережа то внимательно смотрел в саму тетрадь, то следил за реакцией на чужом лице — последнее никакой информации ему не дало. Олег лишь большими внимательными глазами разглядывал страницы, не меняя выражения. Это только усложняло задачу, подстегивало, делало новенького интереснее, превращая его во что-то вроде головоломки. Сережа любил наблюдать за людьми, это было похоже на игру, а Олег показался на фоне остальных вполне интересным экземпляром.

Пролистав еще раз до конца, Олег перевернул тетрадь, чтобы передать обратно и увидел, что обложка с той стороны вся синяя от чернил, исчеркана настолько, что почти и живого места не было, особенно в центре.

— Мне было скучно, — пояснил Сережа, не дожидаясь вопроса, а затем взял тетрадь из рук Олега, так же потянув за самый край, стараясь не касаться его пальцев, провел рукавом свитера по обложке там, где Олег держал — не демонстративно, а так легко и естественно, словно делал что-то самое обычное, на что и внимания обращать не стоит, просто на автомате. Странный жест, отметил Олег про себя. Зачем протирать, если руки у него и без того чистые?

Посидев еще немного с Олегом и позадавав вопросы, на которые тот отвечал крайне неохотно, Сережа попрощался и вновь оставил его одного. Даже если бы после этого эпизода Сережа и не общался с ним, Олег бы его все равно запомнил. Странный мальчишка, выделяющийся в толпе, слишком яркий — таких не любят. Сережа вновь подошел к Олегу на следующий день и вместо приветствия раскрыл перед ним тетрадь:

— Я тебя нарисовал вчера, — похвалился он, держа раскрытую тетрадь перед самым носом Олега. — Только, наверное, волосы надо было покороче нарисовать, и еще ты повыше, — нахмурился Сережа. Развернув тетрадь к себе, он перевел взгляд с картинки на Олега и обратно.

— Да и так похоже, — пожал Олег плечами.

— Потом доработаю еще, — пообещал Сережа и, развернувшись, пошел дальше собираться в школу. Олег тогда даже и предположить не мог, что Сережа в дальнейшем будет рисовать его не реже, чем своих излюбленных птиц или города.

Новая школа Олегу не особо нравилась.

В старой были уют, друзья, знакомые учителя и хорошие оценки — в этой не было ничего. Создавать что-то с нуля всегда безумно сложно, а в таком подавленном состоянии даже пытаться не хотелось. Наверняка, он так бы и проучился, держась в стороне от класса, если бы Сережа опять не проявил инициативу.

Сережа однажды догнал Олега по дороге в школу, а затем стал ходить с ним вместе каждое утро. Особого желания общаться поначалу Олег не проявлял, но и не отталкивал.

Он не хотел заводить с кем бы то ни было дружбу на новом месте. Вообще ничего не хотел. Твердо решил, что если кто-то будет набиваться к нему в друзья, то он пошлет куда подальше — хотелось побыть одному. Поэтому особенно странным ему казалось то, что Сережа в скором времени не пошел далеко и надолго. Оба как-то зацепились друг за друга, а через пару недель даже понемногу начали находить точки соприкосновения, что переросло поначалу в полноценное общение, а потом и в товарищество. Обоим было тяжело по одиночке, обоим было скучно — поэтому, думал Олег, они и сошлись, просто потому что не к кому было больше приткнуться. Хотя представить двух более разных мальчишек было сложно.

Вопреки ожиданиям, Сережа совсем не раздражал, несмотря на свою говорливость, которая, кажется, только и проявлялась, когда Олег был рядом. А рядом тот оказывался часто — кровать Волкову отдали самую крайнюю, соседнюю с Сережиной, который выпросил в свое время себе место у стены, подальше от всех. В столовой они тоже сидели вместе — больше желающих сидеть с Разумовским не нашлось. Некоторое время спустя Олег даже сам начал высматривать рыжую макушку в толпе, если Сережи не было рядом.

— Вы теперь дружите? — как-то спросила на прогулке Олега девочка, кажется, Инга.

Светленькая, невысокого роста. Активная и шумная, она старалась подружиться со всеми, поэтому стала вторым человеком в детдоме, с которым Олег начал хоть как-то общаться.

Олег ответил не сразу, прикидывая, можно ли назвать другом человека, которого знаешь всего месяц. Впрочем, к словам решил не придираться.

— Дружим, — кратко ответил он, пожав плечами, продолжая шагать по тропинке и сосредоточенно отмеряя шагами расстояние от начала дороги до калитки. Инга шла по газону рядом.

— С Сережей никто никогда не дружил. Наверное, зря. Он же не плохой… скорее всего. Просто странный, — Инга задумчиво нахмурила лоб, оглядываясь назад, где на дальнем конце площадки сидел Сережа с блокнотом.

— То есть странный?

— Не знаю, ведет себя не как все. Может что-нибудь постоянно протирать. К нему прикоснешься, а он по этому месту рукой, — Инга несколько раз провела ладошкой по угловатому плечу, словно оттряхивая. — Как будто его испачкали.

Олег оглянулся на Сережу, словно тот мог услышать, что на таком расстоянии было невозможно. Замечал, но не придал значение. У некоторых руки ведь действительно грязные.

— Или как чиркает иногда в тетради.

— Все чиркают.

— Ну не так по-страшному, — Инга несколько раз дернула в воздухе рукой, как будто она расчеркивала лист. — Или по нескольку раз может, например, сделать что-то. Взял ручку, положил, снова взял, и так несколько раз.

Олег пару раз видел такое у Сережи, но значения не придал.

— Это плохо? — спросил он. Не останавливаясь, пнул пару сухих листьев под ногой, сделал еще пару шагов, уперся в калитку, развернулся, зашагал обратно.

— Да не, просто как-то… непонятно. Его поэтому и подкалывают постоянно.

Последнее Олег заметить успел. Подняв голову, он вновь бросил взгляд на Сережу: даже сейчас тот сидел максимально в стороне ото всех. Несмотря на осенний теплый день, Сережа опять не захотел присоединяться ни к гоняющим мяч в стороне мальчишкам, ни к детям, которые просто резвились на территории.

От разговора Олегу было не особо уютно: вроде бы они ведь ничего плохого не говорят, да и Сережу он знает всего-ничего, но все равно это казалось как-то… неправильно. Поэтому, когда кто-то из девчонок утащил Ингу играть в классики, Олег вздохнул с облегчением. Пройдясь еще несколько раз от скуки взад-вперед, он вернулся к забору, облокотившись о который сидел Сережа, а затем, сам не зная зачем, решил кое-что для себя проверить и легонько тыкнул пальцем в плечо, привлекая внимание:

— Что рисуешь?

Тот автоматически провел ладонью по плечу, словно смахивая, и лишь затем поднял взгляд.

— Деревья, — Сережа развернул рисунок, на котором красовался оранжево-желтый осенний парк. А внизу были опять начирканные линии. — Похоже?

— Я и правда поначалу не замечал ничего странного. Лишь со временем начал понимать, что ты ведешь себя как-то иначе, и стал заострять на этом внимание. Мне казалось, что ты стараешься как-то выделиться или что-то вроде того, — слова Олег подбирает аккуратно, боясь, что может задеть или обидеть. В комнате нет никого, кроме них двоих, так что можно говорить свободно.