— Вот так?

Он видит, как Сережа напрягается, чувствует это пальцами, видит по сосредоточенному лицу, двигаясь медленно, аккуратно, ожидая. А затем Сережа кивает, разводя ноги чуть шире:

— Продолжай.

В этот раз все проходит чуть более успешно, чем в предыдущий, но занимает и больше времени. Впрочем, Олегу плевать, лишь бы помогало.

Режим откладывается на следующий день, потому что засыпают они только после громких Сережиных стонов до трех ночи.

Несмотря на удачность эксперимента, Олег внезапно решает воспользоваться брошенным сгоряча советом Сережи и через пару дней сидит у психолога сам. Потому что как бы он ни был влюблен и, как бы не был влюблен в него Сережа, Олегу иногда кажется, что он первый из них двоих поедет крышей, если и дальше будет продолжаться в таком же духе.

Он намеренно не идет к Саше, потому что Саша знает их обоих и может получиться предвзято. Он идет к совершенно незнакомому специалисту, морально готовый к тому, что может наткнуться на такого же отвратительного делитанта, вроде тех, на которых натыкался Сережа, и скорее всего придется обойти не одного врача. Но, кажется, Олегу везет. Он начинает свой рассказ на приеме осторожно, проверяя, как далеко может зайти, с того, что у него есть друг с определенными особенностями, аккуратно намекая, что этот самый друг для него, возможно, значит немного больше. Но убедившись, что его понимают, принимают и не гонят к черту, Олег принимается вываливать все. Все подробности сережиных загонов, их отношений, своих чувств, ощущая буквально, как груз падает с плеч и понемногу отпускает. Уходит Олег с явным чувство облегчения, что деньги потрачены не зря, а так как с подработки в кафе осталось еще немного свободных средств, то решает для себя, что еще вернется, чтобы получить более детальную инструкцию к действиям. Вот только чувство легкости после приема не полное: то, что копилось в душе годами, наконец-таки нашло выход, но сменилось новой тяжестью, стоило разобрать все с психологической точки зрения.

Разговор действительно помогает больше понять Сережу. А так же понять, что у него самого есть проблема, которую, судя по всему, Сережа с ним разделяет.

— Тебе не кажется, что у нас созависимые отношения? — спрашивает он внезапно тем же вечером, озвучивая вердикт психолога. Олег лежит в обнимку с Сережей после секса, заглядывает ему в лицо, отслеживая реакцию на вопрос.

Тот не выглядит удивленным или озадаченным.

— Кажется, — кивает он. И Олег даже не удивлен, что Сережа знает не только термин и, судя по всему суть подобных отношений, но и соглашается с ним со спокойным лицом. Олег тяжело вздыхает, понимая, что оба, кажется, увязли в этом слишком глубоко.

А затем что-то надрывается.

Эту тему они больше не поднимает, но фоново она так и не отпускает Олега.

Сережа весь октябрь продолжает ходить к Рубинштейну, и то дела идут хорошо, то Сережу срывает непонятно из-за чего.

Сам Олег еще дважды посещает психолога, понимая, что его самому есть над чем поработать и что к себе у него вопросов не меньше, чем к Сереже.

Олег всегда считал себя автономным, сильным, полагая, что его чувства к Сереже продиктованы в первую очередь давней привязанностью, интересом, любовью, его натурой, но никогда не рассматривал это как созависимость, как полное погружение в партнера, без которого он уже не представляет своей жизни. Точнее, то, что он полностью погружен в Сережу он понимал, но считал это глубокими чувствами, а теперь выясняется, что почва у его любви отнюдь нездоровая.

Кажется, всего месяц работы над собой, а все резко перевернулось. Сережа никогда не просил его ни о чем, но Олег всегда стремился сделать еще, сделать больше порадовать, вызывая у Сережи ответную реакцию. Сережа не просил его спасать, но Олег упорно искал способы ему помочь. Вот только уже с психологом он увидел, что это был не совсем правильный паттерн. Олег каждый раз пытался вытащить, не замечая, что Сережа непроизвольно втягивается в это, слишком полагаясь, привыкая, разделяя ответственность на двоих.

Особенно новой была информация о том, о которой Олег даже не догадывался. Подозревал, но не видел это так глубоко до психолога и именно с этой стороны.

Олег никогда не предполагал, что все это время Сережа чувствовал себя виноватым.

Даже не так. Олег подозревал, что Сережа нередко испытывал вину из-за своего расстройства и поведения, но он не видел, как цепочка шла дальше, лишь когда психолог разжевал ему все со стороны. Олег бежал помогать и спасать, Сережа эту помощь принимал, чувствуя себя должным и виноватым, пытался помочь Олегу в ответ. Вот только в отличие от здоровой взаимопомощи, оба действовали слишком утрированно. И, самое плохое, продолжали вваливаться в свои роли.

— Вы никогда не думали, почему у него до сих пор нет прогресса в лечении? — уточняет терапевт, мужчина средних лет в сером костюме, сидящий в кресле напротив Олега.

— Я только об этом и думаю, — хмуро отвечает Олег, подаваясь вперед, сложив руки на коленях в замок.

— Потому что вы подпитываете друг друга. Посмотрите на это с психологической точки зрения. Вы все время рядом, вы тащите вашего друга, когда вас об этом не просят, вы предлагаете помощь, вовлекая его в эту игру, заставляя чувствовать себя должным, привязывая его к себе сильнее. Я понимаю, что вы делаете это неосознанно, но вы даете на уровне подсознания Сергею сигнал, что он без вас не справится. Вы не обрываете ваш контакт и помощь, давая ему шанс справиться самому. Вы пытаетесь помочь, но при этом выходит так, что вы поддерживает все условия, чтобы ОКР не только оставалось на месте, но и продолжало развиваться. Это звучит несколько парадоксально, но, грубо говоря, вы заставляете его продолжать болеть.

— Я никогда не сделал бы такого для Сережи, — перебивает Олег, не совсем понимая, как реагировать. Когда ему пришла в голову идея пойти к терапевту, чтобы покопаться в своей голове, он явно не рассчитывал, что выйдет на подобное, и что они будут поднимать настолько глубокие темы.

— Я понимаю, — кивает терапевт. — Это неосознанные подсознательные процессы. Проще говоря, ваша схема работает так. Вы помогаете Сереже, демонстрируя ему, что вы готовы ради него на все и будете рядом, пока он болен. Сережа же это тоже неосознанно ловит и поэтому застревает в своих компульсиях и обсессиях, потому что видит, что только такой он вам и нужен.

— Это неправда, — вновь перебивает Олег. — Он нужен мне любой. Разумеется, я желаю ему всего самого лучшего и хочу, чтобы он поправился, но я принимаю его и таким.

— Я понимаю, вы оба действуете ненамеренно, — спокойно повторяет терапевт, поправляя очки. — Неосознанные процессы, их очень сложно увидеть самому. Но по сути дела вы даете ему понять: пока ты болен, я буду рядом и буду заботиться.

— У меня к нему искренние взаимные чувства, — Олег тяжело выдыхает, потому что все это в голове не укладывается. Он же старался искренне. Он не видел никакого злого умысла в своих отношениях.

— Это не отменяет ваших чувств друг к другу, — мягко возражает терапевт. — Можно очень сильно любить и при этом затягивать партнера в подобную созависимость. К тому же всегда при таких отношениях есть вторичная выгода. Разумеется, неосознанная, как я уже говорил. Вам понятен термин «вторичная выгода» или мне пояснить?

— Нет, я думаю, что понятно, — отвечает после паузы Олег, устало проводит ладонями по лицу. Он был рядом и делал все ради Сережи, о чем вообще речь? — Какая здесь может быть вторичная выгода?

— Судя по вашему рассказу, я предполагаю, что у вас обоих она разная. Сергей скорее всего подсознательно привык к тому, что получает любовь и поддержку, лишь когда болен. Вы же мне говорили, что его не особо любят окружающие?

— Мягко говоря, — грустно усмехается Олег. Сережа действительно не только не умел находить друзей, но и умудрялся бесить просто посторонних людей. Иногда яркой внешностью и умом. Иногда слишком эмоциональным поведением и острым языком. Но обычно тем, что включал очередную психологическую защиту, предпочитая нападать первым, прежде чем нападут на него — слишком много доставалось в детстве, пока он не пришел к этой схеме.