— Н-да, — тихо произнёс Лорд.

Я не сводила с него глаз. Что было в них — нетерпение, скука, угроза? Я не смогла разобраться.

— Дело с тобой обстоит ещё хуже, чем я думал. Твой страх пошёл на убыль, но я это исправлю.

Я ощутила знакомую дрожь в пальцах — возникло мучительное желание схватить Лорда за шею, треснуть головой о перила, полюбоваться багровыми брызгами, заглянуть в закатывающиеся глаза... Я так разозлилась, что, казалось, дышать

А он лишь смотрел на меня непроницаемым взглядом, выпятив свой подбородок — с вызовом, мол, дерзай, я знаю, о чём ты втайне мечтаешь.

Вторник, 19 февраля

Дождавшись, когда Волдеморт сегодня удалился из замка, я пошла в Аквинкум, чтобы немного вернуться в свет и пообщаться с кем-то, кроме «ужаса и трепета». Я чувствовала себя гораздо свободнее, чем раньше; в городе не было видно Пожирателей. Быть может, они сожрали столько смертей, что теперь боятся загореть на зимнем солнце. Я вошла в «Немезиду», как в свой дом. Не передать словами, как я люблю это место. У меня столько хороших воспоминаний, связанных с «Немезидой»... Когда мой взгляд упал на столик, где мы с Варегом бездельничали сотни раз, от горечи я слегка пошатнулась.

А потом я увидела Матяша Балога. Этот... этот друг Варега выпучил на меня глаза, ничего не сказал и бросился к выходу. Меня это озадачило. Немного позже, когда я вышла из «Немезиды», на углу я едва не столкнулась с Лугоши. Его глаза зашмыгали туда-сюда, он резко повернулся и ускорил шаг к своей булочной. Это меня покоробило. Неужели ко мне предвзято относятся из-за того, что в Ньирбаторе живёт Волдеморт? Кентавры. Затем Варег. Теперь местные. Отморозки..

А как насчёт Агнесы?.. Проходя мимо трактира Каркаровых, я не решилась зайти, что-то меня сдержало, слишком тягостное ощущение. Снова зашевелились угасшие подозрения. Мне не даёт покоя предположение, что это Агнеса на меня донесла. Я ведь тогда не просто ввалилась в трактир и бросила записку на столик — я дождалась времени, когда внутри не было ни единого посетителя; никаких свидетелей быть не могло. Кто-то может подумать, что Агнеса работает в трактире отца, но у неё там скорее наблюдательный пункт, она в курсе всего и часто становится посредником в разных делах и переговорах. Я уже допускала мысль, что моя записка могла вывести на мой след, но она была заколдована анонимностью, заклинанием, которое я отлично усвоила и которое не раз выручало меня в Дурмстранге. Также меня удручает тот факт, что Агнеса часто навещала меня в больнице. Госпожа сказала, что прислала её ко мне только раз, значит, все остальные визиты были по её воле. И зачем это она ко мне приходила? Мы не особо дружим, только колдуем вместе.

Погрузившись в такие раздумья, я очень кстати столкнулась с Игорем Каркаровым в лавке Лемаршана, и мы разговорились. Он сообщил, что некоторые Пожиратели на время покинули медье, потому что в Англии у них намечается очень много дел. Ещё много Люпинов, Финниганов, Пруэттов и МакКиннонов.

Согласно международному магическому статуту, трансгрессировать между странами запрещено; у нас нужно добираться железнодорожными путями к пограничному городку Чокаш. В общем, здесь нет ничего сложного, всего сутки в пути, но Каркаров рассказал, что для некоторых Пожирателей этот маршрут закончился плачевно, потому что сюда заявились мракоборцы. Ситуация в медье мгновенно заострилась; Лорд приказал выследить волшебников, которые помогли мракоборцам организовать засаду на железнодорожных путях. Два Пожиратели — Макнейр и Кэрроу, отвечавшие за безопасность пути — были жестко наказаны.

Я испугалась — но не того, что мракоборцев поймают, а того, что их могут не поймать, и те начнут сеять смуту, и местные пострадают меж двух огней. Только этого не хватало.

Дошло до того, что Пожиратели поймали в лесу группу малолетних волшебников, и решили разузнать, что те делали в лесу в столь поздний час, когда все почтенные горожане наxoдятся в кровати или по кpайней мepe в стенах coбственного дoма, а не бoлтаются по oкрестностям под покpoвом ночи. Пожиратели решили, что легковерные подростки могли быть как-то связаны с пришествием мракоборцем и устроили им допрос с пристрастием. Каркаров говорит, все «живы, но бывало лучше».

— А ты случайно не знаешь, что творится с Гонтарёком? — внезапно спросил он меня. — Он ведёт себя странно. Я видел его сегодня с Матяшем, они еле рты раскрыли, чтобы поздороваться.

В его голосе слышалось раздражение, и я не сомневалась, что Каркаров очень зол на Гонтарёка за такое анти-сотрудничество. Дело ведь не в дружбе; он в неё уже не верит. Варег, Лугоши, Матяш... Какой мозгошмыг их укусил?

— У него... возникли трудности с... комнатой зелий... — начала мямлить я, инстинктивно выгораживая жениха, — алмазы разборзелись..

Я вдруг заметила, что Каркаров что-то держал в руке. Увидев, что я присматриваюсь, он гордо поднял вещь. Это был говорящий портрет Бауглира, корифея древности, который прославился тем, что вывел новую расу и навлёк много бед на всех, кому повстречался. Он одет в чёрные доспехи, а на голове у него корона с тремя сильмариллами. Его последователи до сих пор населяют скандинавские леса: их можно узнать по черно-белой раскраске и булаве с воткнутыми спицами, которыми те сокрушают магглов.

— Ты выкупил его у Лемаршана? — удивленно воскликнула я.

— Это приказ Лорда, — хмуро улыбнулся Каркаров. — В общем, мне не стоит об этом распространяться... но это вроде и не секрет. Один такой есть в «Горбин и Бэрк» в Лондоне, а второй был здесь. Налаживаем полезные связи.

— Ты несёшь его к себе?

— Нет, в дом Бартока, в кабинет милорда.

— У него там есть свой кабинет?

— А ты не знала? Третья комната слева, второй этаж.

Я остолбенела.

— Бароновы кальсоны! Я думала, это кабинет Розье.

Каркаров рассмеялся.

— Ну уж нет, своих кабинетов нам не дают. Но было б неплохо.

Уже почти смеркалось, когда я возвращалась домой. Достигнув деревни, я пошла по тропинке, к удивлению, совсем безлюдной, и подумала о том, что не следует мне отлучаться на столько. Меня зачастую пугает мысль, что я уйду, а когда вернусь — никого не останется. Все исчезнут. Мне несколько раз снилось, что я возвращаюсь в вымершую деревню, в заброшенный город, в дома, где никто уже не живет... Все уйдут, кроме Волдеморта. Он-то будет жить. Безумец.

Не передать словами трепет моего сердца, когда я увидела мой Ньирбатор, который между луговиной и луной смотрелся как доисторический белый монолит.

Когда я пришла к Лорду, мне сначала показалось, что он забыл об утреннем недоразумении. Я не могла верно прочесть его восковое лицо. Его глаза были неподвижны, как два замёрзших колодца.

Войдя я увидела, что Лорд стоял возле сундука с драгоценностями Эржебеты. Поддавшись неясному импульсу, я тоже подошла. Там была небольшая коллекция тиар и фибул, усеянных камнями; несколько были без оправы; все они выглядели так словно только-только вышли из-под руки ювелира. Мне пришла в голову безумная мысль, что Лорд ухаживает за драгоценностями. Ему заняться больше нечем...?

— Драгоценности графини, — почти шепотом протянул Волдеморт, не оборачиваясь. — Что, тянет посмотреть?

Он издевался. В моём доме он собрался мне показывать мои вещи.

Его длинные пальцы извлекли бархатную коробку, внутри которой лежало сверкающее ожерелье из зелёных камней, соединенных посредине трёхглавой змеей. Кажется, Лорд вовсе не мне показывал, а сам поддался мимолётному желанию притронуться к украшению. От моего внимания не ускользнул его алчный взгляд. Возможно, это некий артефакт? Теперь я уже не узнаю. Попытаться отобрать? Пожаловаться госпоже? «Безделушки ничего не стоят; важно то, что заключено в них», — промелькнуло у меня в голове.

Вдруг Лорд уставился на меня, словно я высказала прямое желание забрать ожерелье. Он смотрел на меня пытливо. Озабоченность его была неприязненной. «Да уж, он прочитал мои мысли», — я подумала и мигом отвернулась. Лорд вернул ожерелье в бархатный футляр и запер в сундуке. Затем пошел к письменному столу, сел и, взмахнув рукой, дал знак, чтобы я приступала к отчёту.