Ньирбатор живёт согласно заветам Графини Батори и обучает женщин естественнее, потому что в нашем теле ежемесячно совершается полный лунный цикл: poждение, жизнь, cмерть.

Войдя в замок я никого, кроме Фери, не обнаружила.

Агнеса предупреждала, что госпожа «чуток обозлилась» на меня, так как считает, что Беллатриса не могла просто так «застолбить мне место в амфитеатре», следовательно, во всём виновата я сама: плела интриги и замышляла лихие дела. Госпожа высказала догадку, что я, должно быть, спровоцировала лохматую.

Вообще-то я не обижаюсь — в конце концов её догадка верна, и это меня странно забавляет. Как и то, что меня спас Шиндер... Этот плутоватый старичок. До сих пор не верится. Нужно будет отправить ему сову с благодарностью, а потом ещё одну с приобретённым фолиантом. Судя по его интервью, старик вполне отдаёт себе отчёт в том, что «залитые кровью жилища богов» становятся нашей реальностью.

Пожалуй, у меня нет причин ни на кого обижаться. Даже на Варега. После Мазуревича он был не в себе. «Мы переборщили», — подсказывает мне внутренний голосок, правда, не вполне чистосердечно.

Фери встречал меня с неистовым благоговением. Глаза у эльфа были на мокром месте, он рухнул передо мной на колени, всхлипывая и попискивая от счастья, а потом убежал, чтобы переодеться в новую наволочку и передник с вышивкой в честь моего выздоровления. Эльф торжественно пообещал кормить меня целый месяц самыми лучшими блюдами, «чтобы я воодушевилась». Я поблагодарила его и потеребила за ухо, вспомнив с содроганием, что во времена Графини уши эльфов частенько прищемляли дверцей от печки.

В обеденном зале я расправилась с ветчиной, затем приступила к пирожным с апельсиновой пpocлойкой и миндальному кекcу. Сытая и довольная, я впитывала дух моего дома и, точно зародыш в материнском чреве, любовалась мрачным интерьером. Как же всё-таки хорошо вернуться домой!

В какой-то миг мой взгляд упал на каминную полку под картиной Ксиллы: там лежало распечатанное письмо. Взмахнув рукой, я призвала его. Письмо взмыло в воздух, раскрылось и начало само себя читать... мужским подсахаренным баритоном:

«Дорогая тётушка, госпожа Катарина!

Свидетельствую вам моё глубокое почтение! Спешу сообщить, что меня повысили до главы Управления по связям с гоблинами, и мои дела идут весьма удачно. Я завёл много приятнейших знакомств в политической среде и имею честь занимать почётное место в чистокровном обществе. Волшебники в окрестностях Лондона живут тесным кругом, пocтоянно coбираясь дpуг у друга, как на борту кopабля. Хотя, должен признать, иногда я чувствую себя кораблем, зашедшим в мелкие воды.

В семье у нас всё благоустроенно. Сестрёнка, приехав на каникулы с Хогвартса, помогает папе в аптеке, а он открыл уже вторую по счету, на сей раз в Косом Переулке. Всё же я рад, что папа решил жениться во второй раз, иначе у меня так бы не появилось сводной сестры.

Амелия очень толковая девушка, она пришлась бы вам по вкусу. На досуге она времени попусту не теряет, постоянно колдует, и часто донимает меня с просьбой рассказывать ей разные истории. Как вы уже, наверное, догадались, я с огромным удовольствием рассказываю ей о Ньирбаторе. Я души не чаю в нашем фамильном поместье, но Ньирбатор в моём сердце навсегда!

Кстати, Амелия напоминает мне малышку Присциллу: такая же любознательная и к тому же обладает незаурядным умом. В Хогвартсе высоко оценили её способности. Другое, в чём они похожи, так это в вызывающей тревогу склонности к причудам. Современные барышни так своенравны, а до чего энергичны, прямо страшно становится! Впрочем, я убежден, что замужество положит этим причудам конец.

Мне почти нечего рассказать вам об образе жизни, который я здесь веду, поскольку в Министерстве царит такой беспорядок, что приходится вкалывать, как десять Фери, а когда появляется свободное время, стараюсь посвящать его своей очаровательной Берте. Я столько написал вам о ней в предыдущем письме, что мне нечего добавить за исключением того, что она неизменно скрашивает мое одиночество. Повезло, что мы работаем в Министерстве, иначе возможность видеться выпадала бы у нас крайне редко.

С бoлью в cepдце должен признать, что не сожалею о папином решении обосноваться в Британии, но я не покидаю надежд, что как-нибудь смогу вас навестить. Кто, как не вы, знает, насколько дорог мне Ньирбатор, и какое безмятежное детство я в нём провел, и как я мечтаю вернуться.

Позвольте, дорогая тётушка, сообщить вам о том, что мой друг, блистательный волшебник, объехавший весь мир и обладающий выдающимися магическими познаниями, находится сейчас в путешествии по Европе, и я осмелюсь просить вас о любезном одолжении: принять его и позволить погостить в Ньирбаторе, о котором он много читал ещё в юношестве в Хогвартсе, который он, к вашему сведению, окончил вместе со мной в 1945 году. Зовут его Лорд Волдеморт.

А как ваши дела, дорогая моя госпожа? Как прошёл День Тиборка? До сих пор с удовольствием вспоминаю эту чудную традицию!

Примите, дорогая тетушка, выражение моей искренней благодарности и простите за хлопоты, которые я могу вам причинить этим письмом.

С уважением, всегда ваш любящий племянник,

Криспин Мальсибер»

====== Глава Семнадцатая. Роняй Лепестки ======

Воскресенье, 3 февраля 1964 года

После вчерашнего письма я себе места не нахожу. Мальсибер, как видно, путает Ньирбатор с постоялым двором. Он зарится на мой дом, я знаю, и то с каким коварством! С жадностью брюхатой ведьмы! Смеет сравнивать меня с английской школьницей и приписывать мне какие-то на скорую руку выдуманные причуды. Писать о таком госпоже Катарине — даже для него это чересчур мерзко. Выставив меня в дурном свете, он стремится настроить её против меня. Мальсиберу не терпится, чтобы я поскорее вышла замуж и съехала к Гонтарёку, освободив замок для его августейшего Ничтожества. Затем он наверняка попытается разделаться с госпожой. Кровь Баториев есть самый надёжный щит, защищающий госпожу, а через неё — и меня. Если госпожи не станет до составления завещания, я буду крайне уязвима, но она-то не торопится его составлять. Почему она хороводится, ума не приложу. Образ сокровища моего сердца возник передо мной: вот Ньирбатор — мой, а я — его. И образ сей почти лишил меня последнего самообладания, которое у меня ещё оставалось. Для Мальсибера это огромное искушение, и я в кои то веки его понимаю. Но если увалень явится сюда с какими-то притязаниями на мой дом, я избавлюсь от него не моргнув и глазом. Не стоит отвлекаться на всякие сантименты вроде нравственных норм, это лишь приводит к ocложнениям. Главнoe — peшить, как лучше действовать, а уж чтo там правильно или нет pазберусь пocле.

Но как быть с гостем? Когда ждать его? Лорд Волдеморт... Вол-де-морт... Как Лорд Вальдис?.. Было бы смешно, не будь всё так зловеще. У меня на примете есть только один лорд, которого пресса окрестила Тем-Кого-Нельзя-Называть, а его поклонники — Тёмным Лордом. Неужели в мой Ньирбатор нагрянет «ужас и трепет» всего магического мира? И чем он собирается здесь заниматься? Лежать под задницей лягушки?!*

Темномагический обряд в Албании, стало быть, связан с его приездом. Предположим, он закончил свои дела в Албании... Нашёл ли он то, что искал? Согласно словам албанских крестьян, чужак что-то рьяно искал и был причастен к нашествию пресмыкающихся и гибели скота. Неужели он... О боги... Неужели он искал Диадему Ровены? А вдруг убийство албанского крестьянина — это заключительная часть его поисков? Итак, вместо ответа у меня возникает дюжина вопросов. Знай я даже тайны намерений этого лорда, то и тогда я не испытала бы десятой доли того мучительного ужаса, какой вселяет в меня новость о его скором прибытии.

После письма Мальсибера я сполна осознала всю безысходность своего положения. Я доковыляла до своей комнаты, рухнула на кровать и лежала пластом в каком-то оцепенении, как demented, лишь на короткие промежутки приходя в себя. Сей новоиспечённый «дементор» не просто поцеловал меня — он наклонил меня так, что я стала подумывать о том, чтобы вернуться в больницу Лайелла.