Если бы не моя бессонница, я верней всего не услышала бы этих страстей. А теперь не могу смотреть на Берту как прежде. Она кричала «сильнее!», а не «отпусти!». Это не отменяет того, что она жертва, но бывают жертвы, которые настолько свыклись со своим положением, что уже не могут иначе. В тот раз, когда Берта поведала нам с госпожой, почему Мальсибер так долго не просыпался, это звучало, словно он её принуждал. Но теперь эти подозрения рассеялись.

Погрузившись в раздумья, я запоздало поймала на себе знающую улыбку Лорда.

Дернулась и застыла; увязла, как муха в меду.

Его улыбка — как классическая формула приворотного заклинания, думала я. Прошло несколько минут, наполненных пульсирующей болью в груди, и когда я приподняла веки, передо мной сидел всё тот же Тот-Кого-Нельзя-Называть, он же Тот-Кто-Мне-Приснился, он же Тот-Кто-Не-Убил-Меня.

После обеда госпожа спровадила нас из замка, дабы оставить Волдеморта всего себе. Какой ему от этого прок, понятия не имею, но и ослу ясно, что он преследует какую-то свою цель.

— Пойдёмте, барышни, — тухло промолвил Мальсибер и, всё также не глядя а меня, тронулся с места.

И тут я коe-что вспомнила. Ей-богу, не могу нарушить протокол!

— Милорд, разрешите удалиться? — проговорила я ему прямо в затылок, нависая над спинкой дивана. Кончики моих пальцев уткнулись в ткань сюртука на его плечах. Когда он повернул голову, меня едва удар не хватил.

— Повтори.

— Разрешите удалиться, милорд?

— Да, иди, душенька, — старческим колокольчиком прозвенела госпожа.

Я не сдвинулась с места, сверля Лорда настойчивым взглядом. Он приподнял бровь. Красные зрачки размером с каштан впились в меня.

— Не посмею тебя задерживать... Присцилла.

Берта шагала шаткой походкой, держась за руку Мальсибера, являя собой образец послушной дочери, но никак не невесты. В мою сторону тот даже не смотрел.

Чтобы добраться до перехода в маггловский Будапешт, мы пересекли площадь Аквинкума. Центр города утoпал в криках торговцев. На прилавкаx кучами были cвалены cушеные бананы и ваpeные тыквы. На подходе к ателье Гретхен началась безвкусная неоновая вереница-разноцветица. Суета маггловского города мне чужда. Камерный гротеск Сабольча — это вся моя жизнь.

— Криспин… О Криспин! — Свободной рукой Берта потянула Мальсибера за рукав.

— Чего тебе? — сердито отозвался тот.

— Я больше не буду… Мерлином клянусь! Мне очень жаль, что я так себя вела. Я всегда буду хорошей… Только, пожалуйста, давай потом заглянем в тот сказочный паб? А, mon cherie?

— Это не паб. Это трактир.

— Вообще-то это таверна, — поправила я, защищая честь даже не таверны, а самой богини.

Мальсибер наконец взглянул на меня, но только злобно скрипнул зубами. А Берте ответил:

— Этот паб полнится пустой болтовнёй и хрустом крахмальных сорочек. Нам там нечего делать.

Мы медленно шли, когда откуда ни возьмись рядом возникла Алекто Кэрроу. С ней был её братец Амикус. Алекто посмотрела на Берту оценивающе, а братец зашептал ей что-то на ухо и они громко рассмеялись. Берте это не понравилось; она вытянула платок, чтобы высморкаться. Мне показалось, что этим она хотела скрыть, что вот-вот расплачется. Её глаза увлажнились, и оттого стали только ярче.

— Это ваша ручная зверушка, мистер Мальсибер? — взвизгнула Алекто.

— Ха! — пролаял Амикус. — Ничего не скажешь, очень симпатичная!

Мальсибер в грубой форме спугнул их — Кэрроу сначала покатились со смеху, но в конце концов отстали и скрылись в лавке деликатесов.

— Пойдёмте отсюда скорее! — раскричалась Берта. — Мне позарез нужно в ателье! У меня куча галеонов на расходы! Столько всего нужно купить!

— Собираешься весь день там проторчать? Отвечай! — завёлся гадкий Мальсибер. — Если так, Берта, ты сию же минуту возвращаешься домой!

— Госпожа велела отвести её в ателье, — сухо проговорила я.

Мальсибер молча шагнул ко мне, будто намереваясь придушить. Но не придушил.

Берта практически с разбега влетела в ателье Гретхен.

Ей там всё пришлось по душе, но по-настоящему она замерла возле модели женской ноги, обтянутой нейлоновым чулком с подвязкой на заколдованной пряжке, только недавно вошедшей в моду.

— О-о-о! Это мне так нравится! — воскликнула она. — Нo пoчему тут только oдна нога?

— Для демонcтрации модели, дура! — pявкнул Мальсибер.

Неподалёку стояли две ведьмы-старушенции и о чём-то беззубо толковали. Я расслышала фразу «невестка Батори». Это меня ошарашило. Народ, по всей видимости, считает Мальсибера каким-то приемным сынком госпожи. О боги...

Берта между тем опять слетела с катушек. В дальнем конце ателье она увидела маленькую мантикору на поводке. З рыком увернувшись от хватки Мальсибера, она помчалась смотреть на питомца. Хозяйка мантикоры смерила её угрожающим взглядом, трансфигурировала мантикору в какой-то колпачок и бросила в сумку.

На этот раз Мальсибер сам вытащил Берте платок, чтобы та вволю высморкалась.

— Обязательно было устраивать эту ерунду с уси-пуси?

— Но мантикора — само очарование, Криспин!

Он зло сжал челюсти и наклонился к ней, шепча ей что-то на ухо.

На лице Берты застыла маска безмолвного крика.

В ателье я убила добрых три часа. Если Берта решила пошить себе сногсшибательное платье, чтобы мозолить глаза Лорду, госпожа сразу поймёт и вытурит её из замка. Тогда никакой куклы не понадобится. Но я знаю, что госпожа не обидит дражайшего Криспина. Нет, истерика Берты играет более важную роль, нежели истерика госпожи. В ателье я поймала себя на том, что меня занимает вопрос, слышал ли Лорд то, что творилось ночью?

Оставив парочку возле кирпичного здания скотобойни, я пошагала в сторону заброшенного полицейского участка. Мы с Агнесой условились там встретиться и провести общий ритуал.

Это была её инициатива, а я, несмотря на свою измотанность и занятость, не смогла ей отказать. Вовек не забуду того, что она спасла меня от сглаза Лестрейнджа! Был момент, когда я подумывала отрезать клочок простыни с кровью Волдеморта, но в последний момент остепенилась — я не настолько самоубийца.

Агнеса уже сидела по-турецки в нарисованном мелом кругу, пока я применяла магглоотталкивающие чары. Снаружи, как-никак, была уйма магглов. Эти существа лишены магии и палочки, но они умеют всё портить.

Укрепляющий магию обряд прошёл удачно, судя тому, что я ощущала, как стальные oбручи, четырe дня cжимавшие мою голову, разжимались, а то, что Лорд скрутил меня в бараний рог, не казалось более чем-то чудовищным. Голова закружилась от дивной прохлады. Пахло миртом и лимонами. Потом очарование обряда рассеялось.

Агнеса взяла в привычку регулярно проводить такие обряды, поскольку наш образ жизни не назовешь жизнеутверждающим, и никогда не знаешь, что может с тобой приключиться. После обряда я немного отдохнула в уютном кожаном кресле инспектора Мазуревича.

— Госпожа считает его «красивым», но ты сама его видела, у него лицо такое, словно его расплавили, а потом обожгли... Вся его учтивость — это злейший фарс. Шепчет ей на ухо, но смотрит на меня... Этот взгляд дотрагивается до меня, иначе выразиться не могу, причём у меня такое чувство, будто всё вокруг меня наэлектризовано до предела, и я знаю, что молния ударит, но не знаю когда. А увалень ему не нужен. Со своей мещанской хитростью он годится разве что для политики, а Лорд превыше всего ценит магию, старую, нелицеприятную, непредвзятую... Ньирбатор, короче говоря. Он никогда не поступит так безрассудно, чтобы склонить госпожу к Мальсиберу. Это исключено! Но то, как он обращается со мной... Это смахивает на опыт взаимодействия с тем, кто может убить тебя не моргнув глазом. Это как игра. Увиливание от смерти. — Я тяжело вздохнула и откинулась в кресле, прикипев взглядом к гирляндам паутины на потолке. — А ты знала, что девиз Пожирателей — последний же враг истребится — смерть? А я вынуждена увиливать, а не истреблять, это как-то неправильно... Понимаешь?