— Да брось, никто тебя не убивал, — Лорд сдвинул брови в мрачном задоре. — Я бы не позволил.

— Тогда что это было?

Лорд пригладил раненой рукой свои волосы. Порез выглядел до неприличия безобидно, может быть, поэтому он не спешил его залечивать. Укуса на шее так и вовсе видно не было. Позор. Позор.

В конце концов Лорд снизошел до объяснения:

— Мои законы... господства и роста требуют, чтобы я создавал свой категорический императив.**

— Неужто этот императив включает ещё и обряды в склепах?

— Обряды в склепах? Гм, не смеши меня. Для обрядов у меня есть алтарь в люке, который ты так любезно для меня распечатала.

— Так вы тогда... чтобы госпожа...

— Катарине незачем знать, что я могу просто так заглянуть в «сумрачное гнёздышко» без притянутого за уши повода.

В течение нескольких минут Лорд безмолвно и без единой эмоции обозревал свою несчастную царапину. Когда он с хрустом выпрямился и наконец оставил в покое моё не-ложе, я тоже хотела соскользнуть и покончить с этим компрометирующим положением; привстала было на постели, но тут же повалилась обратно. Лорд лишь кистью взмахнул. Раз-два, и постельное бельё приняло прежний вид; даже Фери не догадался бы, какие змеиные наскоки тут имели место.

— Встанешь, когда я позову Катарину, — холодно процедил Лорд.

Воцарилась неуютная тишина, которая, казалось, длилась томительно долго, а Лорд всё не уходил. Я угрюмо сдирала блестящие звезды с прутьев у изголовья кровати и смотрела, как они летели в преисподнюю — косые щели в каменном полу.

— А почему псилобицины?

Лорд смерил меня взглядом и надменно хмыкнул.

— Все попытки Министерства вбить в Берту немного разума окончились ничем. А мне удалось направить её скудоумие в нужном мне направлении.

— И что с ней будет?

— Полагаю, тебе недолго придётся терпеть Её Безмозглость, — улыбка Лорда не затронула его глаз.

— Невольным вдохновителем идеи был Каркаров, некогда натравивший гиппогрифа на нашу одноклассницу... И к тому же Барон советовал мне играть грязно, то бишь по-маггловски, — поведала я в отстраненной ретроспективе, когда Лорд спросил, почему я не воспользовалась кинжалом против «Беллы».

— По-маггловски? Зачем же так дико? — до этого момента он слушал меня с каменным выражением лица, а тут рубашка на его груди начала буквально похохатывать.

— Затем, что подозрения не падут на меня, когда Тот-Кого-Нельзя-Называть поинтересуется, кто же укокошил его верную Пожирательницу, — проговорила я на одной ноте.

— Н-да, Приска, а теперь задумайся, нужен ли тебе такой советчик...

Почуяв за ним хитроумное желание убедить меня в том, что все, мол, настроены против меня, только он желает мне добра, я выпалила:

— А вы, милорд, что-то не очень торопитесь звать госпожу невзирая на то, что я уже давно очнулась.

— Достаточно давно, чтобы подслушивать, — отрезал он.

Солнца уже и след простыл. Небеса заволокли облака-лохмотья. Упрямо не глядя на Лорда, я молчала, между тем меня снова мутило от страха. «Змей, переодетый в человека! Как я позволила себе забыть! Что со мной происходит?! Неужели он вскружил мне голову?! А госпоже наступил на подол...»

— Несчастное создание, — протянул он, верно растолковав моё молчание, — а вот это, — его глаза устремились на изголовье кровати, — бесценная вещь.

— Всё, что осталось у меня от матери, — буркнула я скорее себе.

Лорд недобро усмехнулся.

— А не боишься, что отниму?

— Кинжал не способен на клятвопреступление, — ответила я, имея в виду, что кровь невозможно одурачить.

— Неверный ответ, — Лорд поцокал языком в каком-то гнусном намёке. — Ты боишься до умопомрачения. А если перестанешь — я узнаю. Поверь, тебе, в отличие от меня, не очень понравятся принятые мною меры.

Для пущего устрашения он пригрозил мне пальцем. Это было лишнее. Я и так оцепенела от страха. «А трюк с кинжалом вряд ли удастся повторить», — подумала, глядя не на Лорда, а на его Метку, которая впервые показалась мне клеймом. «Пойди докажи им, что вы ни при чём... Но меня никто не заподозрит!» — кудахтанье Берты отозвалось насмешкой. Лорд между тем наслаждался произведённым эффектом, прислонившись к косяку моей двери.

— Не криви душой, Приска, ты сама знаешь, что вложишь кинжал в мою ладонь п о – х о р о ш е м у. Просто нужно захотеть. И ты непременно захочешь. Я об этом позабочусь, — с этими словами он сановито вышел в коридор.

В голове что-то щёлкнуло — и снова хлынули слёзы.

Тебя постигнет участь похуже. Что может быть хуже смерти?

Проклятые кентавры. Проклятые лорды и бароны.

Бедная, бедная Тина.

Комментарий к Глава Двадцатая. Кинжал Годелота *Набоков. Смотри на арлекинов!

**Категорический императив — такой себе призыв создать свой собственный императив (приказ), собственную добродетель, собственный свод правил и так далее.

Должна признать, дорогие читатели, что в этой главе Волдеморт яростно встал на защиту своей канонности, и я едва удержала его коней, норовящих втянуть безобидный гет в засаду хоррора. Изображать госпожу и душеньку влюблёнными дурами (с разницей только в степени) мне не доставляет большого удовольствия, но персонаж есть персонаж, он должен доиграть до конца. Присцилле неведома история формирования личности Волдеморта, следовательно, она знает его весьма поверхностно. Знай она то, что известно, например, Дамблдору, она бы не смогла восхищаться Лордом, поскольку, невзирая на свою неприязнь к внешним статусам, статус крови она глубоко чтит. Свыкнуться с тем, что отец Лорда якобы сидит в Азкабане она может, но с тем, что он полукровка — не смогла бы. Ньирбатор посылал ей сны с намёками из Оливера Твиста, но её предубеждения касательно магглов так непрошибаемо крепки, что она не решилась пойти в маггловскую книжную лавку, купить, прочитать, вникнуть и разобраться. По части неведения она такая же жертва, как Берта; более того она ошибочно верит, что, служа Лорду, приобретает иммунитет от смерти и боли.

====== Глава Двадцать Первая. Берта Джоркинс ======

Пятница, 13 мая 1964 года

Поздно вечером десятого мая я слышала, как нечто поднималось по лестнице походкой умирающего тролля. Мальсибер вернулся в Ньирбатор.

Госпожа Катарина ничего не знает о черве, и только благодаря её неведению жизнь в замке постепенно входит в привычную колею. Казалось бы, чем скорее займешься привычными делами, тем быстрее забудется кoшмар, однако я никак не могу настроиться на занятия хоркруксией. Меня одолевает уныние. Смерть Тины не даёт мне покоя, и в своей тоске я ищу утешение в том, что прежде удручало меня.

Например, мне не терпится увидеть очередной сон с василиском. Хоть убей, я не могу объяснить, зачем мне это. Пopой я страшусь его новыx появлений, но уже не пытаюсь выкинуть егo из головы. Порой ловлю ceбя на лихорадочном ожидании какого-то необычного oткровения, в котopoм oн явился бы опять, и обнаруживаю в себе лёгкое разочарование, просыпаясь.

Мне снится всякая мутотень, вроде того, что я иду через безлюдные торфяники, потом вижу перед собой телегу, а на ней — труп Лугоши. Он лежит на спине, обратив к небу пустые глазницы. Ритуальный кинжал некроманта торчит из его лба, и я присматриваюсь к нему, но явственно вижу, что Лугоши — не инфернал.

Потом снится, что Варег зовёт меня на урок, я захожу в классную комнату, а за столом преподавателя сидит Лорд Волдеморт. Он с неодобрением рассматривает моё синее платье и говорит: «Вечернее платье должно быть чёрным, тогда егo можнo нocить до тex пор, пока кто-тo из ваc двоих не умрет: или ты, или платье».

Потом я где-то-там-черт-знает-где, меня хватают за плечи и принимаются хлестать по щекам. Когда мне уже все щёки отхлестали, я наконец вижу морду своего обидчика — это Мальсибер.

Проснувшись, я с трудом удержалась от того, чтобы пойти к Мальсиберу и огреть его чем-нибудь, да пocильнее! Когда я осознала, что это был только сон, легче мне не стало. Я почувствовала себя Бертой. Безумие заразно, говорил покойный дядя Готлиб.