Лорд не был удивлён моей репликой; он молча смотрел на меня, будто ожидая дальнейшего развития событий... Чтобы не нарушить естественного хода? Чтобы столкнуть нас лбом к лбу и посмотреть, что будет? Его приоткрытые в ухмылке губы сказали мне то, о чём молчал язык — словно он собирался вытащить на поверхность все наши страхи и сомнения, и использовать их против нас.

— Приска, мы как раз с милордом обсуждали это... прискорбное явление, — как можно мягче вставила госпожа. — Милорд заверил меня, что всему найдётся решение, и что у Криспина и у тебя в личной жизни всё наладится, правда, милорд?

— Разумеется, Катарина, — подтвердил он, одарив госпожу обольстительной улыбкой, а затем, к моей оторопи, потянулся за книгой с картинками. Когда он открыл её, его взгляд застыл, но он продолжал говорить: — Отцовская фигура в жизни Приски должна соответствовать статусу семьи... Приска ведь так нуждается в ней, — издёвка, облачённая в учтивость, насторожила меня.

— Криспин, мальчик мой, я слышала, что вы с Малфоями очень тесно общаетесь — теперь, когда вы породнились и сообща служите великой цели милорда. Это так замечательно! Крепкие семьи создаются как раз на почве общих интересов, — госпожа смотрела на племянника с такой любовью, словно этажом выше не сидела взаперти его жертва. Тут горечь накрыла меня с головой: похоже, статус взаправду играет для неё решающую роль.

— Чуть ли не ежедневнo, по вечepам, когда я возвращаюсь из Миниcтерства, у нас с Люциусом происходят заседания пo oбразцу паpламентскиx. Принимая во внимание всю неопытность Люциуса, последнее слово всегда за мной. О чём бы ни шла речь, Тёмный Лорд может положиться только на меня, — бахвалился Мальсибер, и госпожа развесив уши внимала этой ахинее.

Лорд к тому времени уже устроился в кресле возле бюста Витуса и был, судя по его отрешённому виду, поглощен книгой, а я — им, тщетно пытаясь поймать его взгляд.

— Криспин, мальчик мой, меня тут идея осенила! — радужно воскликнула госпожа. — Почему бы тебе не проводить душеньку в Аквинкум? Она обещала мне сегодня сходить к аптекарю за моей сывороткой, правда, душенька? — В ответ я пробормотала что-то невнятное, что можно было расценить как угодно. Госпожа снова обратилась к увальню: — Вам следует больше времени проводить вместе, как ты считаешь, мой мальчик?

Мальсибер состроил самую невинную мину, как если бы сам Мерлин обронил, что он избранный, первый и последний, незаменимый и непревзойдённый.

— С огромным удовольствием, тётушка! — проворковал он, поднимаясь с места. — Я пойду переоденусь.

Уже у двери я поддалась непостижимому порыву и обернулась, чтобы ещё разок взглянуть на Лорда. Он захлопнул книгу, вложив в неё палец как закладку и выгнул бровь, вгоняя меня в краску. «Кроме книг ты ничего не любишь... Я тебя... Да я скормлю тебя акромантулам в том страшном лесу... вот увидишь», — мелькнула утешительная мысль, и я посмотрела ему прямо в глаза, желая, чтобы она себя обнаружила.

Насладиться его реакцией я не успела — как и пострадать от её последствий. Увидела только буравящий взгляд, а секундой позже визуальный контакт был прерван Мальсибером, когда, догнав меня у двери, он поволок меня за собой в холл.

— Собирайся. И поживее, а не то я сам тебя переодену.

Минуту я стояла неподвижно, провожая взглядом его квадратную спину, поднимающуюся по моему ковру на моей лестнице в моём доме. В мозгу пульсировала одна мысль: убить Мальсибера. Выволочь во двор Ньирбатора и убить у всех на глазах. В пекло нормы приличия!

Я взбежала по лестнице. Плотно закрыв за собой дверь комнаты, я отошла к окну, вперив взгляд в Свиное Сердце. Убить Мальсибера. Сердце зашвырнуть в желоб. Останки бросить к англичанке в люк. Нет! Скормить библиотеке! В голове метались мысли: «Это легко. Никак нельзя! Лорд не разрешал... Госпожа отречётся от меня...» У меня защемило сердце. Она же не простит меня. Убитый Мальсибер никогда не станет для неё далекой тенью. Он всегда будет с ней рядом!

Потеряв мужа, госпожа скорбела о нём всей душой, но в конце концов признала, что без него её жизнь стала легче. О Мальсибере скорбеть можно только под псилобицинами... Но дражайший Криспин ей не муж... Он приехал и уехал, — ей просто не хватает общего времяпровождения, чтобы сполна возненавидеть ублюдка.

Мальсибер переоделся с изысканностью, граничащей с щегольством. Егo жилет был расшит кокетливыми багровыми бутонами, а брюки так плотнo oблегали нoги, что я дажe иcпугалась, как бы oни ненаpoком не лoпнули.

Когда мы вышли из калитки Ньирбатора, я всё же спросила его, почему он такой увалень:

— А с какой стати ты прикатил вчера в конном экипаже? Это же так по-маггловски...

Его взгляд не обещал ничего хорошего.

— Ну я же знаю, как ты любишь лошадей, да-а... я наслышан. И вот хотел лишний разок дать тебе возможность ими полюбоваться! Если хочешь, найму и нам экипаж, прокатимся по городу... — С этими словами он подошёл ко мне с наглым видом и, загородив мне дорогу, хотел было взять меня за руку.

«Я скорее позволю пронзить себе руку самым высоким острием, чем уступлю тебе», — подумав так, я сосредоточилась — и тут же трансгрессировала.

Со всех сторон меня сдавило как бы железными обручами, глаза словно вдавило внутрь черепа. В последний миг я ощутила на себе цепкие пальцы. Из аппарационного водоворота мой взор выхватил жуткую картинку: на мне повисла расплывчатая дымка, которая вскоре обрела очертания очень даже квадратной мглы.

Оказавшись у врат Аквинкума, я обнаружила, к своему ужасу, Мальсибера рядом с собой. Шагнув ко мне вплотную, он стряхнул что-то там с моей щеки и, крепко схватив меня за плечи, по-отцовски их расправил. Меня прошиб холодный пот.

— Не убегай. Не брыкайся. Не глупи, — сладко ворковал Мальсибер. — Нехорошo, когда poдственники цапаются. Глянь, вoн прохожиe на наc cкалятся, — его слова лились на мою голову, как горячая лава, а он одарял кивком и улыбкой каждого волшебника и волшебницу, проходивших мимо.

Не зная, как отделаться от него, в поисках вдохновения я обратила взор на замшелый сад дома Лугоши в десяти шагах от себя; увидела гниль, плесень и пепел, вынутый из печки, а кроме этого, там решительно нечем было вдохновляться. Я потрепала свою косу, словно вытряхнула из неё упомянутый пепел.

Набрав в лёгкие побольше воздуха, я наконец выпалила:

— Чего же ты от меня хочешь?

— Да ничего особенного, детка, — Этот отвратительный субъект приосанился, и с деланной заботливостью поправил прядь, выбившуюся из моей косы. — Я всё тебе объясню. Тебе не придётся утруждать свою головушку.

— Как ты добр, папаша, — процедила я, тщетно пытаясь вырваться из его хватки.

— Да-да, спасибо на добром слове. Я вот что хотел сказать: я не собираюсь выносить сор из избы. Так что ты в своей комнатке беснуйся сколько угодно, но на людях веди себя подобающе, иначе твоя головушка пополнит коллекцию эльфийских в доме Лестрейндж, усекла?

— Я не собираюсь ходить с тобой на людях! Вали-ка отсюда по-хорошему, чтоб тебя докси сожрали...

— Гы-гы, да у тебя крыша напрочь съехала-а-а... — Мальсибер облизнулся и масляно уставился на меня. — Пашешь тут для Лорда деннo и нощнo. Немудренo, что у безмозглой cуки нepвы pасшатались...

Кипевшая во мне ярость раскалилась добела: тайком вытащив палочку из кобуры, я прошипела, не разжимая губ: «Верминкулюс»

Мальсибер только успел сдвинуть брови.

Английские одёжки взвихрились и с торжественным ветерком полетели наземь. Из штанины выполз тускло-голубой тощий червь. «Глава управления по связям с гоблинами, называется! Да ты просто гнида, Криспик! Берта этой ночью мне спасибо скажет! Да весь мир мне спасибо скажет за то, что сейчас тебя сожрет какой-нибудь крот или жаба или ворона!» В довершение картины я плюнула на червя и выпрямилась — и тут же напоролась взглядом на физиономию Исидора. Всё это время он разделывал козу неподалёку и, как оказалось, наблюдал за нами.