Потом я узнала, что госпожа сделала подарок Лорду Волдеморту. Она заказала ему перчатки из лосиной кожи венгерской выделки. Тиснение, если внимательно к нему приглядеться, изображает встречу Витуса Гуткеледа с драконом. «Тёмный Лорд любит присаживаться возле его бюста», — озвученная госпожой причина подарка прозвучала жутко нелепо.

Подарок Лорду поверг меня в уныние, причину которого я не могла понять, пока безумная догадка стрельнула в моём мозгу: «А вдруг госпожа завещает Ньирбатор Лорду? Но как она объяснит это адвокату Бернату и нотариусу Пруденцию?.. Мне перчаток с Витусом она не дарила... Но замок подарил мне платье Эржебеты!»

Всё это я рассказывала Агнесе, помешивая субстанцию в котле до посинения смеси.

— С какой радости она сделала ему подарок? — удивилась Агнеса, чуть не выронив пузырь со слезами оборотнями.

— А с таких, что приезжает Мальсибер. Увальня здесь не было лет шесть, а тут нате! Госпожа считает это заслугой Лорда. А помолвку Мальсибера я рассматриваю как упрёк лично мне... Берте-то костёр разжигать не придётся...

Агнеса тяжело вздохнула и пространно проговорила:

— Я видела ведьм, заключенных в брачной тюрьме, где царят разбитые мечты, цинизм и слишком уж часто одностороннее насилие.

— Намекаешь, что двустороннее будет поприличнее? И это говоришь мне ты, богатая Агнеса Каркарова, готовая выйти замуж за какого-то приблудного Пожирателя? — В тот миг из котла хлынул булькающий пар страховидного перламутрово-розового цвета.

— Да пойми уже — в браке нет ничего личного, — авторитетно заявила Агнеса, забрасывая в котел иглы дикобраза. — Брак — это сугубо общественный институт. Я не раз это слышала от госпожи Катарины. Разве ты к ней не прислушиваешься? Она постоянно ссылается на привилегии, которые дает замужний статус.

— Привилегии, говоришь, — проговорила я, ощущая на языке привкус какой-то яда. — Такие, как одевшись по последней моде, участвовать в великосветских мероприятиях? И ты и я бывали на этих сходках, но ты никогда меня не одурачишь, Агнеса: я видела твоё лицо в курятнике Мазуревича! Я знаю, что в куриной крови и помёте ты куда счастливее, чем среди тех привилегированных ничтожеств.

— Думаешь, замужняя ведьма не может ритуальничать в крови и помёте? — скептически спросила она, забрасывая в котел по одному семечку клещевины.

— В том-то и дело, что не может, — горячо подтвердила я. — Она поручает это эльфу. Она обязана... иначе об этом прознают и её засмеют. Возьми Эржебету. Она стала жить в своё удовольствие только после смерти Ференца...

— А говорят, Ференц Надашди был великим колдуном...

— Не для неё, — пылко возразила я. — Впрочем, он не важен. В книжке, которую дала мне госпожа, черным по белому написано, что жена по доброй воле должна стать второй скрипкой и дать мужу право вмешиваться во все её дела... Да я скорее сделаю с ним то же, что ты со своим папашей! Да я!.. — я вдруг запнулась, осознав, что ушла в дебри Гонтарёков, а не Каркаровых.

Буйно расхохотавшись, Агнесса увеличила огонь на очаге, нагревая субстанцию до пожелтения.

— Папаша?! Приска, с каких пор ты так выражаешься? Я-то думала, слово «отец» для тебя самое сокровенное. Вот так так...

Мы с минуту молча смотрели друг на друга, потом я отвернулись, дабы достать сушеный инжир и зашвырнуть в чертов котел. «Проклятье...» Зная наизусть все этапы, Агнеса доварила снадобье без моей помощи. Я сидела и пинала ножку стола в какой-то прострации. Странная оговорка омрачила мой настрой.

В довершение всего меня поджидала новая оказия. Как оказалось после успешного зельеварения, Агнеса неспроста пригласила меня к себе.

Ровно в двенадцать часов пополудни в дом Каркаровых пожаловали адвокат Бернат и нотариус Пруденций. От мерзопакостной полиции мы освободились, однако нотариат и юридическая контора сохранили за собой прежние функции. В случае доказанного отцеубийства Агнеса не унаследует ничего, поэтому продолжительную агонию господина Каркарова нужно было подать, как естественное угасание.

— Хорьки хотят слышать правду, — шепнула мне на ухо Агнесса, когда визитёры сановито прошествовали в гостиную. — Так угости их моей правдой.

Моя подруга решила использовать меня для дачи ложных показаний. Я едва совладала со своей злостью. Злостью скорее от неожиданности, чем от безнравственного оборота дела. «Срываться на Агнесу контрпродуктивно, — я оценивала ситуацию. — Она темнейшая, непредсказуемая.... А у меня нет крестража, чтобы так рисковать. Мы ведь даже не в суде»

Нацепив глуповатую улыбку, я последовала за адвокатом и нотариусом и расположилась напротив них в кресле. Мои ладони буквально прилипли к подлокотникам. Моя улыбка побаливала, но переиграть я не боялась.

«Бернат и Пруденций однажды огласят мне завещание госпожи, — размышляла я, вперив взгляд в пространство между ними. — Тогда я стану либо госпожой Ньирбатора, либо нищенкой. Приданного у меня нет: Железные Перчатки отняли всё. В Ньирбаторе денег нет, он сам по себе есть богатство; его люки — ячейки. Разумеется, я смогу выскочить за Гонтарёка даже без костра, хотя отсутствие ритуала опустит меня в иерархии медье. Но одно я для себя решила: нога моя не ступит на порог особняка Гонтарёков, пока там хозяйничает госпожа Элефеба!!! Ведьма ополчилась меня, считает, что я сделала из Варега рогоносца. Узколобая... Тёмный Лорд не занимается такой ерундой»

Агнеса сидела рядышком, даже не удосужившись переодеться из домашнего платья. «Как же она похожа на Графиню Батори», — эта мысль изрядно пощекотала мне нервы.

Эржебета выражала презрение ко всяким правилам хорошего тона, обычно выходила к своим гостям в крестьянском уборе и часто даже в платье без чистого воротничка. Она создала образ истовой в вере, благодетельной и рациональной женщины. Её роль была рассчитана на то, чтобы усыпить бдительность магглов. И это действовало. Как по мне, тот, кто позволяет себя так дурачить, заслуживает Железной Девы.

Профессор Картахара утверждал, что мозг маггла не способен вместить, рассортировать и хранить знания, которые мы, волшебники, в естественном порядке впитываем с молоком матери. Экспрессы, почта, телеграф, телефон, кино, — словом, все их изобретения это чистый механизм, лишённый магии. Отсюда своеобразная умственная отсталость. Жизнь магглов столь беспорядочна, говорил профессор, что они массово страдают бессонницей, чёрной меланхолией, и зачастую кончают жизнь самоубийством.

К сожалению, Бернат и Пруденций — не магглы.

Ведущим беседы был Пруденций. Потому как я была частой гостей на званых ужинах Драгана Каркарова, от меня требовалось дать свою оценку случившегося с ним. Адвокат Бернат то и дело откидывал со лба свои рыжеватые с проседью волосы и проводил по ним жирной ладонью. Его проницательные, глубоко посаженные глаза, устремленные на меня, светились коварным дружелюбием.

Агнеса исподволь наблюдала за нами.

Что ж, моя подруга та ещё чертовка. Получается, она сделала меня невольной соучастницей своего преступления. Одно дело предлагать убить Рабастана Лестрейнджа, жизнь и смерть которого всем здесь побоку. Другое дело — Драган Каркаров, человек, который всегда был добр ко мне. Но тот факт, что его доброта не распространялась на его родную дочь, стал для меня решающим. Поэтому я дала ложные показания и подтвердила, что агония старика — это естественный ход вещей.

«И впрямь, велико искушение поиздеваться над этими болванами», — размышляла я, глядя на капли пота, подрагивающие на усиках нотариуса.

Агнеса со свойственной её жестам выразительностью сложила руки и переплела пальцы. Крупные слезы навернулись ей на глаза, когда она подробно описывала болезнь отца, которая вихрем налетела на семью и сокрушила её.

— Примите наши искренние соболезнования, юная госпожа Каркарова, — сладко пропел Пруденций, а его глаза были пусты и темны наподобие скалам. — Хотя это так глупо звучит, учитывая, что господин Каркаров до сих пор... жив.

— О, я готова слушать любые глупости, когда их говорят таким глубоким, теплым баритоном, — невозмутимо заявила Агнеса.