Всё это высказал один из Пожирателей, под конец добавив какое-то унылое наставление: «Тёмный Лорд каждому воздаёт по заслугам: ободрение тем, кто нуждается в ободрении, упрёк тем, кто заслуживает упрёка, наказание для провинившихся, но во всём главенствует дисциплина»

Агнесу такой оборот событий вовсе не обескуражил. Не дожидаясь разрешения отца, она выпорхнула из дома прямо в лапы нарушителей её покоя. Выражение её лица говорило само за себя: она будто бы хотела полюбопытствовать, в честь какого праздника её отвлекают от насущных дел.

К слову, вторым Пожирателем был Снейп, молодой человек с чёрными сальными, точно смазанными жиром волосами (к этому времени я уже усекла, что это вопрос не гигиены, а душевного состояния).

Стоило Агнесе подойти к ним, как этот самый Снейп вперил в неё свой пустующий черный взор, точно рептилия, которая готовится к броску.

Уж больно пытливо и настороженно смотрел он на нашу Агнесу, и я до чёртиков за неё перепугалась. Следующие несколько минут ничего не происходило за исключением того, что глаза Снейпа прямо-таки вонзились в глаза Агнесы — и они тотчас застыли.

Я прислонилась к раме окна, не ведая, что за беда настигла Агнесу, теряясь в догадках, не находя себе места. Мне было невдомек, отчего Агнеса просто не отведёт взгляд от глазищ этого жуткого типа. В полном безмолвии они так простояли около трёх минут. Прежде чем был разорван визуальный контакт, я заметила, что синие цветы на тафтовом платье Агнесы несколько поблекли. Бароновы кальсоны, что же это такое?!

Пожиратели кивнули Каркарову на прощание, а когда уже были за воротами, бросили друг другу нарочно громко: «Хотят истребить друг друга — не будем им мешать»

Позднее я узнала от Агнесы, что это была легилименция. Любой волшебник нашего медье, узнав это, начал бы рвать и метать, поскольку здесь такое не приветствуется и считается крайне дурным тоном. Этому их в том Хогвартсе обучают?

Волшебники Сабольч-Сатмар-Берега скорее подожгут вас или уложат по-маггловски, но копаться в вашей голове никто не станет. Ещё мой покойный отец говорил, что легилименция — это политиканство, а честь присутствует лишь в дуэли. Несколько по-другому рассуждал профессор Сэлвин, говоря, что в том и состоит заурядность грязнокровки — всегда рваться в бой. Так он упрекал нас с Варегом, поймав однажды на горячем: когда мы устроили дуэль в теплице в классе гербалогии. Думаю, если б мы тогда владели легилименцией, то применяли бы её на каждом шагу, напрочь забросив дуэли. Нечаянные откровения наверняка рассорили бы нас окончательно.

Яксли — так, за словами Каркарова, зовут второго Пожирателя, и он, в отличие от Снейпа, «требует к себе особого почтения». Если верить слухам, именно Яксли наложил Империус на нашего министра Габора, вследствие чего наше Министерство стало марионеточным. Это лишь подогрело интерес к главному кукловоду, которого никто из наших пока не видел.

До крайности поражена всеми этими происшествиями, следовавшими друг за другом так стремительно, мне захотелось поскорее вернуться в Ньирбатор, мою крепость, где все свои, где нет никаких нечестивых легилиментов.

На подходе к замку я встретила Миклоса. Мальчик подпрыгивал и напевал себе что-то под нос. Он просто фонтанировал энергией. Я уже собиралась спросить его о том случае на луговине и поинтересоваться, почему он до сих пор не в Дурмстранге, но не тут-то было.

Когда расстояние между нами сократилось до нескольких шагов, я услышала то, что потрясло меня до глубины души:

Кар-кар избавил нас от Мири,

Поднял вой в трактире.

Прощай, о Мири,

Цыганка в кашемире.

— Что за вздор ты несёшь?! — схватив его за руку, вскричала я.

— А, привет, Приска! — улыбнулся тот.

— Ответь на вопрос, Миклос.

— Я... я просто всё вижу, — ответ прозвучал по-детски нелепо.

— Что ты видишь, Миклос? Объяснись. Пожалуйста.

— То, что только дети видят, а кентавры знают.

— Что именно ты видел? Что тебе известно о Мири? Ты где-то видел её?

Я была уже на взводе. Холодок пробежал по спине, когда я вспомнила о пророчестве Мири. Она знала, что скоро всё изменится, но предвидела ли она, что постигнет её саму?..

— Я вижу сны, — ответил Миклос. — И о тебе тоже вижу. Тебя постигнет участь похуже.

Я недоуменно смотрела на мальчика, а мне уже рисовались сцены боли одна краше другой. Вопросы рвались наружу, но я будто бы подверглась Конфундусу.

— Почему вы не поженитесь с Гонтарёком? — внезапный вопрос застал меня врасплох.

— Не твоего ума дело. Пошёл отсюда, чтоб глаза мои тебя не видели, — прошипела я, не узнавая собственного голоса. — Твои кентавры — просто животные.

— А я думал, мы друзья. — Миклос смотрел на меня совершенно непонимающим взглядом.

— Больше это не повторится.

Уже у калитки замка я оглянулась и увидела, что Миклос так и не сдвинулся с места, а смотрел мне вслед. Я была в замешательстве и чертовски напугана. «Участь похуже». Что может быть хуже смерти?

Гадкий мальчишка. Проклятые кентавры.

Давно я так не плакала.

====== Глава Седьмая. Дилемма ======

Вторник, 2 января 1964 года

Когда время движется к полуночи, замок всегда полнится cумятицей разнообразных звуков, и я порой боюсь, как бы они не затихли. Госпожа Катарина говорит, что это голоса родовых духов, стерегущих Ньирбатор, и если бы они вдруг умолкли, это было бы весьма дурным предзнаменованием. В таком случае следует преподнести жертву, чтобы умилостивить их, пока они не вздумают сделать жизнь неблагодарных потомков несносной. Мне ещё никогда не доводилось приносить человеческую жертву, но это сущность Ньирбатора. Замок — хищник, и это одна из тех прелестей, которые прямо пугают своей безоговорочностью.

Забравшись в свою постель, я внимала этим звукам в созвучности с уханьем моей совы Доди, которое постепенно убаюкивало меня. Бородач на портрете претенциозно глазел на меня, и это продолжалось бы долго, если бы портретная скука не развязала ему язык.

— С чего это ты вдруг стала такой молчуньей, а? Ни о чём больше не хочешь меня вопрошать, лентяйка? — развязно бурчал Барон.

— Скажите, мессир, что особенного может находиться в Албанском лесу? — пропустив мимо ушей его колкость, решилась я спросить. — Вы ведь не договорили тогда... Зачем вы с Еленой встречались там?

Барон не торопился с ответом, и полумрак выгодно скрывал выражение его лица. А потом он с каким-то вызовом сложил руки на груди, не выпуская из объятий свою нелепую шпагу.

— Она убежала из дома, представь себе, а я... вернул её, — последовал доходчивый ответ.

— Но почему Албанский лес? — недоумевала я. — Что в нём такого особенного?

— Да много чего, глупая девчонка! Ты даже не представляешь! — Барон отчего-то разнервничался, бранился себе под нос, пофыркивая. Потом вдруг добавил: — Прежде всего там всегда можно что-то спрятать...

— Что спрятать, ради всех Баториев?! — выпалила я. Лукавый тон Барона раздражал меня адски, но хотелось докопаться. Я чувствовала, что он намеренно тянет волынку, и казалось, что с каждым вопросом возрастает вероятность привести усатого павлина в бешенство.

— ... И НЕ БОЯТЬСЯ, ЧТО ПРОНЫРЫ НАЙДУТ! — пролаял он.

— Так вы расскажете, что там спрятано? Мессир... ну, монсеньёр... — не унималась я.

Барон снова медлил с ответом. Я усердно всматривалась в темноту, пытаясь уловить хоть какую-то черту его лица. Люмос зажигать было бесмысленно; Барон бы тотчас пришёл в раж, обвиняя меня в «подглядывании». Ему-то можно.

— Я наблюдаю за тобой, девчонка, — в резком тоне Барона послышались самодовольные нотки. — Если сочту нужным, то поведаю не только о том, что есть в лесу, но и КАК его найти.

Легче от этого не стало: любознательность моя росла, набухала и побаливала.

— Жду ваших pаспоряжений, мессир, — постаралась выдавить со всем благолепием, на что Барон одобрительно хмыкнул. — Ну а пока что... может, хотя бы намекните, какой волшебник мог выбрать Албанский лес для своего тайника?.. — Я обращалась к портрету, уже стоя на кровати на коленях. — Поговаривают, что наибольшей популярностью пользуются гоблинские копи, и я не слышала, чтобы кто-нибудь из великих что-либо прятал в лесу...