В конце концов, всё было готово. Шедде снял сапоги – если промочит, будет беда, – и вывел лодку туда, где поглубже, чтобы потом легко оттолкнуть. Затем перетаскал в неё приготовленные Темершаной вещи – включая ведро с ещё тёплой водой и кружки. Подумывал даже саму девушку перенести, но сам понял, что затея дурная: упадут.

Она покачала головой: «Я с берега сяду. Вон с того мысочка!». Вёсла уже плотно сидели в уключинах, так что пора отчаливать…

Он вернулся к сараю, раскидал костёр и присыпал песком угли. Закрыл ворота. Всё? Да, похоже. Теперь берег выглядел так, словно сюда уже давно никто не наведывался.

Пора.

Закинул сапоги в лодку, столкнул корму, забрался сам.

Несколько минут потратил, чтобы снова обуться – ноги от ледяной воды начали неметь.

Вёсла привычно легли в руки: да, эта лодка не предназначена для выхода в море, но это всё-таки лодка. Шедде сразу приноровился к её более коротким и лёгким веслам, и уже через минуту был у облюбованного мальканкой мыска. Здесь действительно образовалось что-то вроде заводи, и девушка без труда села в лодку.

Осторожно, чтобы не раскачивать, она перебралась на корму и устроилась, спрятавшись до пояса под жёсткой парусиной.

Шедде решил, что пойдёт под дальним левым берегом: вряд ли преследователи пересекли реку, так что лучше быть мишенью маленькой и далёкой, чем соблазнительной и близкой. Но вскоре оказалось, что левый берег – это сплошь мели. Местами они превращались даже в островки сухой осоки и кустарника.

Посередине реки течение оказалось ощутимым, а размеренные гребки ифленца ещё более ускорили лодку.

Он быстро поймал привычный ритм, и смог отвлечься на берега позади. Любоваться там было, правда, нечем – поля тонули в тумане, изредка перемежаясь чёрточками перелесков. Левый берег, ещё более низкий, и вовсе представлял собой унылую ровную полосу камыша, осоки и рогоза. Так что взгляд Шедде всё чаще возвращался к образам и мыслям, далёким от этого унылого пейзажа.

Темери, убедившись, что пока её участие в управлении судном не требуется, задремала под парусиной. её лицо разгладилось, исчезла привычная складка меж бровей. Она вдруг стала обычной, совсем ещё молодой девушкой, которая спит и видит какие-то светлые сны.

Смотреть на неё было приятно – так приятно смотреть на детей или котят.

Шедде даже почувствовал в очередной раз раскаяние: ведь жила же спокойно, не зная бед – так нет, надо было прийти, вытащить из уютной раковины, без предупреждения, без представления о том, как поменялся мир…

Кинрик, конечно, дал слово быть ей хорошим мужем. Вероятно, так же радостно он подтвердит, что никоим образом не собирается понуждать её к выполнению супружеского долга… но ведь до открытия навигации осталось не так много времени. Флот с Ифленских островов придёт непременно, а значит, так или иначе, эти двое останутся один на один.

Шеддерика не будет рядом.

Кто из них сильней? Научится ли Темершана та Сиверс ориентироваться в придворных интригах? А может, ей и учиться не надо? Просто вспомнить благословенные времена до ифленского нашествия? И забыть всё прочее.

Шеддерик поймал себя на том, что мысли начали «плыть». Проморгался, потёр шею: это на время помогло вернуть ясность ума.

Берега не поменялись, но по правой стороне небо потемнело, набрякло не то дождём, не то снегом. К сожалению, причалить было некуда – мели, песок, кочки не давали шанса переждать предстоящую непогоду под укрытием. Оставалось только двигаться вперёд и надеяться, что река не пропустит тучу, оставит над берегом.

Проснулась Темери. Предложила сменить его на веслах. Это её ставшее привычным: «я умею» в который раз заставило Шедде мысленно улыбнуться. Он не сомневался – действительно умеет. Ведь была же у неё когда-то своя парусная лодка…

Он согласился. Пусть погребёт до дождя. Потом придётся оставить вёсла. Не было необходимости пока что жертвовать сухой одеждой в пользу скорости…

Темери устроилась на банке, взяла вёсла. Сделала несколько пробных гребков. Шеддерик понял, что у неё всё прекрасно получается, и сам забрался под полог. Вообще, по бортам лодки были специальные крюки, чтобы закрепить полотнище, но выбранный материал оказалась просто просмоленной тканью – неведомый рыбак только собрался сшить какой следует тент…

Сон не преминул вернуться. Тот самый сон. На этот раз он показался особенно красочным из-за недавних собственных ощущений. Натруженная греблей раненая рука пульсировала под тканью, отзываясь на любое движение даже во сне…

Во сне рядом с палачом стоял сиан. Сиан смотрел сверху вниз на прикованное к решётке окровавленное тело. Смотрел оценивающе – дознаватель хотел знать, можно ли продолжать допрос. А для этого пленник должен мочь говорить.

Пленник хрипло дышал и смотрел на дознавателя с ненавистью: он знал, что не выживет, и сейчас больше всего хотел, чтобы кто-нибудь приказал его добить. Но сиан покачал головой, и пленник услышал короткое: «Продолжайте!».

Палач нагрел на углях стальной штырь, вернулся к пленнику.

– Кто приказал тебе поджечь «Жемчужину»? Отвечай!

– Никто… – хрипел пленник. – Никто, я сам…

Раскалённое железо приблизилось к его глазу. Пленник закричал и задергался на решётке, но палач поймал его за волосы. Поймал и кинул взгляд на дознавателя. Тот только пожал плечами: он получил ответ, который ему был нужен, остальное его не интересовало.

Проснулся Шедде от крупной капли, упавшей ему на лоб. И почти сразу по парусине забарабанило.

Темери ойкнула, не зная, что делать.

– Кладите вёсла по борту, – подсказал он. – И давайте скорей сюда, иначе промокнете!

Упрашивать не пришлось. Темери сноровисто уложила вёсла и нырнула под парусину. Уселась там, в глубине, растягивая руками ткань.

Шедде достал из-под борта жерди, что служили утром треногой, и приспособил их в степс вместо основания мачты:

– Можно натянуть верёвки ещё… эх, надо было раньше… Темери, садитесь ближе к банке, а я попробую это всё как-то закрепить.

Пока возился, он, конечно, вымок, но тент вышел вполне приличный. Дождевая вода теперь по большей части утекала за борт.

Было слышно, как капли барабанят по ткани.

– Двигайтесь ближе, иначе всё-таки промочите платье…

Она послушно сдвинулась на ширину ладони. Совсем чуть, чтобы только не обидеть. И тут же сказала грустно:

– У вас кровь на повязке. На руке. Надо было мне раньше вас сменить – вы слишком активно двигаетесь, так никогда не заживёт.