Она отпила глоток – вино было отменным.

– Обожаю это вино. А на улице такая ужасная погода… дядя боялся, что нам придётся ночевать в карете. Представляете?

– Ужасно, – серьёзно ответил Хенвил. – Так как же, чеора та Зелден, вы оказались в этой глуши? Я был удивлён, увидев вас.

– Это всё мой дядя, – Дальса легонько подправила прядь и ещё немного подвинулась к собеседнику. – Может быть, вы знакомы? Он был приближённым вашего отца и получил от него земли в награду за верную службу… чеор Конне, не слышали? Он с чего-то решил, что тоже скоро заболеет, как наместник. Вот втемяшилось ему, что нужно просить защиты и прощения в этом монастыре. В монастыре Золотой Ленны. И я поехала с ним. Он уже стар, а в дороге может случиться всякое.

Чеор та Хенвил задумчиво кивнул:

– У вас добрая душа.

Дальса была склонна с этим согласиться: за время путешествия ей пришлось вооружиться невероятным терпением.

А рука её меж тем очень естественным жестом поправила шаль, так, чтобы открыть вырез платья – весьма глубокий и соблазнительный.

Подумала – долой шаль! У камина жарко. Будет совершенно естественно, если она уберёт этот душный кусок ткани. Надо только выбрать момент…

– Ну что вы! – снова лёгкая улыбка. – Я сто раз пожалела, что отправилась в это путешествие. А сегодня, в довершение всех неприятностей, местные криворукие носильщики уронили мой сундук! Представляете, какой ужас?

Маленький глоток вина. Потянуться к столику, чтобы поставить бокал. Легко шевельнуть плечиком – и вот, шаль уже соскальзывает по шёлку платья, не даётся в руку, падает на пол.

И чеор предсказуемо наклоняется, чтобы поднять. Как же всё-таки легко управлять мужчинами – даже очень умными! Чеора выдержала секундную паузу и встала – ровно в тот момент, когда, держа в руках её шаль, поднялся и Хенвил.

Он оказался близко – на расстоянии ладони. Из-под светлой чёлки глаза поблескивали почти весело.

– Простите, – пробормотала чеора, принимая шаль, – так неловко…

– Я бы пригласил вас прогуляться, если б не погода. Итак, вы едете в монастырь…

– Да, ненадолго. Потом вернёмся в столицу. А вы? Вы тоже решили поклониться Золотой Ленне?

Она несла полнейшую чушь, знала это, но упускать шанс сблизиться с возможным наследником не собиралась. Да какая разница, что она сейчас говорит, важно, что он стоит рядом и смотрит туда, куда в подобной ситуации смотрят все мужчины, и кажется, он ничего не имеет против того, что чеора подвинулась к нему ещё ближе. Почти вплотную.

– Знаете, – пожаловалась она, заглядывая в глаза та Хенвилу, – я так испугалась, когда началась гроза. Стало так темно… мы ехали по краю леса… клянусь, совсем рядом с нами упало дерево! Я думала, оно раздавит нас, но каким-то чудом наша карета промчалась мимо…

Хенвил, светски улыбнувшись, склонился к ней и шепнул в ухо:

– Чеора та Зелден, позвольте проводить вас?..

Проводить? О, это оказалось намного проще, чем она думала. И почему дома благородные дамы поминали его затворником? Или может, на него так действует это вино?

Она позволила чеору взять себя под локоть, и они вместе прошествовали через зал к лестнице. Вино при этом осталось у камина, и оставлять его было жаль – кто-нибудь непременно утащит и выпьет. И вряд ли сможет оценить букет. С другой стороны, чеор Хенвил наверняка сможет где-нибудь раздобыть ещё.

До комнаты они не дошли. Благородный чеор вдруг резко притиснул её к себе, коснулся губами полуобнажённого плеча. Его руки скользнули по тонкой талии, не давая Дальсе шанса передумать – да она и не собиралась. И когда его губы коснулись её губ – отдалась поцелую так жарко, как, она считала, заслуживает Хенвил.

Он на миг отстранился – этого времени хватило, чтобы отпереть дверь и увлечь его в темноту и пустоту гостиничной комнаты.

Руки поспешно расстегивали его камзол – её переполняло желание, да – но больше торжество. Кажется, среди знакомых чеоры Дальсы не было ни одной, которая могла бы похвастаться, будто знает, что у Шеддерика та Хенвила под одеждой…

Что переполняло чеора Хенвила, знал только чеор Хенвил – до поры.

Глава 1. Чистая шкатулка

Темершана та Сиверс

– Может, вернёмся, молодая хозяйка? Ну, как опять налетит?

Ночью ветер снова разыгрался и поломал деревья подле тракта, но к утру вроде бы всё наладилось, и сёстры дозволили Темери давно планируемый поход в деревню. Вестник ещё сутки назад передал, что с благословения доброй Матери все обереги и чистые шкатулки нашли покупателя, а значит, нужно отнести в лавку у перекрестка новые поделки и забрать выручку. Обители с этих денег отходит восемь частей из десяти. Ещё одну часть забирает хозяин лавки, так что самой Темери достаётся едва десятая часть. Впрочем, под покровами Золотой Матери Ленны деньги и ни к чему. Сёстры на них закупают заморские ткани и те товары, которые обитель не может произвести сама, а вот оречённые, такие как Темери – могут не беспокоиться ни о новом платье, ни о ежедневной трапезе. При условии, что не ленятся и ежедневно приносят пользу общему делу.

Впрочем, и одну её в неблагие земли никто не отпустил бы: и опасно, и не дело это – молодой женщине появляться на дороге в одиночку.

– Чеора та Сиверс! Смотрите, снова тучи. Ведь убьёмся же!

Темери дёрнула плечом, не соглашаясь больше с тем, что сестра прибегла к её речёному имени, чем с самой идеей возвращения. Та Сиверс – имя землевладельца, когда-то пожертвовавшего эти земли Золотой Матери. С тех пор всех женщин, потерявших кров и семьи во время войны с ифленцами, звали именно так.

А настоящего имени у них не было с момента речения – обряда, при котором просительница вверяет судьбу Матери Ленне и её пресветлым сёстрам. Но другие сёстры охотно звали её Темершаной, а эта – словно бы специально напоминала о пусть давних уже теперь, но оттого не менее горьких потерях. Да ещё это «чеора». Словно она и сама родом с островов.

Снова начал накрапывать дождь.

– Чеора та Сиверс! – умоляюще повторила сестра, и Темери всё-таки остановилась.

Дорога за ночь превратилась в густое грязное месиво, и идти удавалось лишь по узкой обочине, двум людям и не разминуться. У Темери тёмные шерстяные юбки промокли почти до колен, стали тяжёлыми, их приходилось поддерживать. Идти ей помогал резной, своими руками сделанный дорожный посох-эгу из тёплого клёна. Сухой у неё оставалась лишь спина, прикрытая заплечным мешком.

Сестра догнала её, опёрлась о собственный посох, украшенный четырьмя знаками птицы. Тяжело отдышалась.