Он медленно, словно даже нехотя, достал из мешочка на шее костяные гадальные плашки, раскинул перед собой. Наугад вытащил три – и с каждой на гадателя слепо глянул череп. Что ж, в мире есть хоть что-то постоянное: три смерти выпадало всякий раз, когда он пытался прояснить судьбу чеора та Хенвила. Постоянство заговорённых плашек даже внушало надежду.

Не в этот раз, слепая охотница! Только не сегодня. Сегодня Шеддерика прикрывают силы несколько более серьёзные. Те, которые не собираются его отдавать в лапы какой-то мелкой нечисти.

***

Всё. Танеррет почти остался за спиной. Это последняя пограничная гостиница, дальше – уже благие земли монастыря Золотой Матери Ленны, а потом их никто не достанет. И их, и заговорённые саруги. Дело будет сделано.

И напрасно дядюшка причитал всю дорогу, что их непременно догонят. Всё, уже не догонят. И незачем сидеть в тёмной карете, в ожидании, пока слуга расспросит хозяина о постояльцах и незнакомых посетителях. Никого они по дороге не обогнали, никто не обогнал их самих…

Слуги уронили сундук, и это стало последней каплей. Дальса выскочила из кареты.

Это был её дорожный сундук! С её вещами!

Да, воду и грязь из этой вонючей лужи он не пропустит, ни одежде, ни тому, что спрятано под одеждой, ничего не грозит. Но это был хороший очень дорогой дубовый сундук, отделанный резной крианской вишней и инкрустированный серебром. Он стоил ей половины прошлого гонорара и должен был везде, во всех гостиницах всех городов и даже маленьких деревушек молча сообщать всем, кто его видит, что владелица этого сундука не только богата, но и имеет прекрасный вкус.

И сейчас он упал в грязь. У крыльца какой-то дешёвой пограничной ночлежки. Из-за косорукости мальканских недоумков…

Как было усидеть в карете?

Хорошо, что из гостиницы сразу же выбежал хозяин и, сверкая фальшивой насквозь улыбкой, заверил, что лично проследит, чтобы сундук отчистили, отмыли, и если необходимо – протёрли вощёной тряпкой.

В душном, слабо освещённом зале народу было мало. Гостиница и всегда-то не могла похвастать многолюдьем, а в осннюю распутицу – и подавно.

Чеора Дальса даже обрадовалась. Меньше шансов, что через пару дней кто-то здесь о ней вспомнит.

Как всё-таки неудачно началась гроза! Если б не она, кортеж ещё сегодня пересёк бы границу, а на монастырских землях – попробовали бы люди наместника их искать!

По словам слуги, ифленцев в гостинице было ещё четверо, помимо них с дядюшкой – два благородных чеора, сопровождавших Коанерского купца, отбывшего в предгорья несколько часов назад. Они распрощались с нанимателем и завтра собираются назад в Тоненг. Так же здесь обитала пожилая чета, недавно посетившая монастырь и собирающаяся задержаться ещё на несколько дней.

Ни купцы, ни молельщики, тревоги у неё не вызывали.

Тревожило другое.

Заказчик в этот раз принудил Дальсу подписаться на работу, которую она добровольно никогда бы не взяла. Она всё-таки не сиан – тянуть через полстраны поделку чернокрылых. Да ещё поделку, которую заказчик использовал против… против того, кого использовал.

Чеора Дальса приказала себе об этом не думать. В конце концов, иного выхода у неё не было. Или выполнение заказа – или добровольное позорное изгнание. Ну, или смерть – в доме Шевека всё строго. Впрочем, был и положительный момент: если всё пойдёт как надо, заказчик заплатит тройную цену. И ждать уже не долго.

Как ни крути, а связываться с магией сианов – это одна история, а нарываться на недовольство «сумеречных демонов» – этхаров – история совсем другая. И хорошо, что скоро она закончится.

Дальса устроилась у камина, отвернувшись от зала, где в углу постепенно набивали брюхо слуги чеора Конне.

От нагревшегося подола начал струиться лёгкий пар. Стало тепло и уютно, даже тревога немного улеглась. И было бы совсем хорошо, если б в руке сейчас оказался бокал вина. Терпкого красного вина из южных долин Танеррета, укрытых от холодных ветров склонами кудрявых зелёных гор…

Дальса плохо помнила родные северные острова: родители перевезли её на юг ещё ребёнком, задолго до того, как Танеррет стал ифленским наместничеством. Маленькие солнечные долины она полюбила всем сердцем, и даже сейчас воспоминания о прежней жизни будили на губах лёгкую улыбку.

– Чеора скучает? – раздался над ухом приятный баритон. – Позвольте предложить вам вина?

Дальса вскинула взгляд, намеренная немедленно согласиться, и тут же замерла в испуге: мужчина, стоявший сейчас подле неё, был ей знаком. И находиться здесь никак не мог! Одно только её обрадовало: он тоже удивился. И удивился искренне. О, отличать правду ото лжи по одному лишь выражению лица, движению бровей и дыханию она научилась уже давно.

Итак, светлейший чеор Шеддерик та Хенвил.

Возможно, будущий наместник Танеррета. Как некстати…

– С удовольствием, благородный чеор. Вы так вовремя появились! Я уже думала, что мне придётся коротать вечер в одиночестве.

– Я не могу позволить такому случиться. Эй!

Он махнул слуге рукой, затянутой в чёрную кожаную перчатку. Сплетницы говорили, что у него под перчаткой вовсе не живая плоть, а магически оживлённая деревяшка – или чего похуже. Но сплетникам верить нельзя. Слуга быстро и без вопросов поднёс откупоренную уже бутылку и пару толстеньких стеклянных бокалов. Бокалы, видимо, в гостинице держали специально для благородных гостей. А вот вино вряд ли когда-то хранилось в местных подвалах: бутылка была украшена ярлычком знакомой и весьма дорогой винодельни.

– Из монастырских запасов, – светски улыбнулся чеор Хенвил, подвигая кресло ближе к огню. И к Дальсе. – У здешнего хозяина хранится несколько таких, для особых гостей.

Передал ей наполненный бокал с лёгкой улыбкой, от которой у чеоры по спине побежали мурашки. Что он знает? Что он может знать?

Чеор та Хенвил до недавнего времени был послом наместника в соседнем Коанеррете. Вернулся лишь пару месяцев назад, но и этой пары месяцев хватило, чтобы о нём узнал и заговорил двор. Ещё летом все были уверены, что наместник выберет наследником красавчика Кинрика, и ничто не предвещало нынешних перемен.

Ещё летом сама Дальса и не подозревала, что у наместника не один сын, а двое. И старший даст фору всему набору наследников, сколько бы их ни было в геральдических свитках. Благородный чеор, едва вернувшись, вместо чтоб нормально начать праздновать, устроил высочайшие проверки по управам и казначействам, уволил с десяток опытных и удобных чиновников. Раскрыл небольшой политический сговор, а потом чуть не раскрыл саму Дальсу. Но тут наместника скрутила непонятная болезнь, и чеор Хенвил – слава вышним судьям – бросил все другие дела.

С появлением Хенвила работать при дворе стало трудней. Но именно его появление добавило работе и азарта, и интереса: он не был похож на прочих придворных, и что особенно нравилось Дальсе, – не слишком-то уважал традиции и условности, которым его отец уделял столько совершенно ненужного внимания. Хенвил ей нравился. И то, что он сейчас сидел так близко – один, без свиты, без вечно таскающегося за ним похожего на привидение предсказателя, заставляло чеору держать спину и улыбаться самой невинной из своих улыбок.