Тяжело дыша, она скатилась с обрыва к ещё не до конца замёрзшему лесному ручью. Там, на тонкой ледяной корке, красовались крупные волчьи следы. Зверь прошёл совсем недавно, может, с час назад. Убежал вверх по течению. Темери, недолго думая, выбрала противоположное направление.
Тут ручей закладывал петлю. Видимо, в прошлом году вода подмыла корни старой ели, и она упала в русло, образовав кроной что-то вроде плотной крыши над берегом. При том дерево всё ещё было живо. Сверху ёлку засыпало снежком, снизу под ней образовалось небольшое сухое пространство, состоящее из речного песка и мелких камней.
Темери, стуча зубами, забралась в эту небольшую нишу и решила, что отсюда никуда уже не уйдёт. Здесь её не видно. А значит, надо просто сидеть тихо-тихо. Пока не убедишься, что опасность ушла.
Так она просидела долго. Солнце, выбравшись к вечеру из-за облаков, уже скрылось за деревьями, накатили ранние зимние сумерки. Ничего не было слышно, никого не было видно.
Холодало. Если, сидя в карете, Темери ощущала дующий из щелей зимний ветер, то теперь она мёрзла уже по-настоящему. Мёрзли ноги в промокших сапогах. Пальцы рук попросту заледенели, не помогало даже то, что она плотно засунула их под мышки. Мёрзла спина. В конце концов, поняв, что рискует остаться одна в лесу в морозную ночь, без огня, без сухой тёплой одежды, даже без помощи Покровителей, ведь посох свой она потеряла, Темери выбралась из елового укрытия и осторожно отправилась в обратный путь.
Если повезёт, то она выйдет к дороге. А там… в обратный путь, не так уж далеко они отъехали от деревни. Только бы никого не встретить.
По ручью идти было просто. А вот как вернулась в лес, так и стало ясно, что не стоило так тщательно прятать собственный след. Сейчас бы не пришлось плутать, чуть ли не по кругу обходя каждый куст можжевельника или осины.
Было уже почти совсем темно. Темери выбралась на виденную раньше круглую поляну с мыслью, что где-нибудь здесь и придётся остановиться на ночь. Поляну пересекало множество следов лесных животных. Самые мелкие, наверное, принадлежали мышке. Самые крупные – лисице…
– Вот вы где… – голос ифленца прозвучал с другой стороны поляны. Темери вздрогнула: голос разрушил тишину замершего в сумраке леса. Слишком резко – когда она уже поверила, что кроме неё в этой чаще никого нет. Ни одного живого человека. Она увидела ифленца, когда он выбрался из-под густой зелёной ели и направился к ней, добавляя свои следы к звериным.
Словно ифленцу помогают какие-то неведомые вышние силы. А ей – мешают…
– Кто это был? – хрипло спросила она, – разбойники? Это уже не земли Золотой Матери. Здесь они не боятся нападать.
Чеор та Хенвил легко покачал головой:
– Не думаю. Если бы это были только мальканы, я бы согласился. Но командовали мои соплеменники, не ваши.
– Так они специально пришли? За вами?
– Будем надеяться.
– Почему? – голос ифленца с каждым словом всё больше мрачнел.
– Потому что если они пришли не за мной, то за вами. Это значит, что кому-то очень хочется не дать вам приехать в Тоненг. И тогда в опасности так же жизнь моего брата.
– Вы смогли их прогнать?
– Они отступили, но вернутся. Я не знаю, чем всё кончилось на дороге – гвардейцы дали мне возможность уйти в лес, больше ничего не знаю.
– Так мы возвращаемся?
Ифленец несколько мгновений пристально смотрел на Темери, потом покачал головой:
– Опасно. Вы сейчас – главная цель. Вы должны выжить. И мои люди, и я сам – сделаем всё для этого.
– Почему?
– Потому что у Танеррета очень большие шансы в очередной раз попасть… в кровавую войну. Я вас не обманывал. Бунты, штурм цитадели – это мелочи по сравнению с переворотом, ослаблением армии и вторжением добрых соседей из-за гор. И только один шанс удержать город и страну… во всяком случае, я вижу только один шанс. Это вы.
– Да, я помню ваши слова. Хотя и не очень верю. Но ваши люди… вы не попытаетесь узнать, что с ними стало?
– Я должен охранять вас. У дороги слишком опасно.
В голосе чеора та Хенвила скользила досада.
Что же. Может быть, укрытие под ёлкой у реки ей ещё послужит…
– Тут неподалёку река, – тихо сказала она. – Я покажу, как пройти. Там есть укрытие.
Ифленец, не раздумывая, велел:
– Ведите!
Когда они оказались у ёлки, темнота стала непроницаемой.
Ему понадобилось несколько минут, чтобы нарубить саблей лапника и выстлать им песок под кроной. Затем снял плащ, протянул Темери без слов. Она осторожно приняла, кивнула. Плащ был тяжёлый и довольно длинный. Невысокая Темершана смогла завернуться в него целиком.
Забралась в глубину укрытия.
– Вернусь, – на прощание сказал ей ифленец и исчез в ночной темноте.
Мокрые ноги ныли, она их почти не чувствовала. Очень хотелось разжечь костёр – но было нечем. Да и опасно так близко от дороги.
Темери, вспомнив все слышанные когда-либо проклятия (она больше не оречённая, ей можно!), стянула с ног мокрые сапоги, а потом и чулки. Шерстяное платье было почти сухим, немного намок подол, но это пустяки.
Но перед тем как завернуться с головой в отданный ифленцем плащ, нужно хотя бы попытаться позаботиться о завтрашнем дне. Ведь завтра придётся – в любом случае придётся – снова надевать на ноги ледяную мокрую обувь.
С чулками проще. Их можно высушить на теле. А вот сапоги так просто не просушить. Темери пробралась вдоль елового ствола к самому его основанию, к выворотню, когда-то съехавшему с невысокого обрыва к воде. Снега там не было.
Больше наощупь, она начала собирать сухой ломкий ягель. Вместе с мелкими ветками, хвоей, травинками. Если вода ещё не замёрзла, есть шанс, что мох её впитает, и завтра сапоги будут хоть и влажные, но их всё-таки получится надеть…
О мусоре, который неизбежно останется в сапогах после такой сушки, она старалась не думать. В конце концов, этот способ спас её прошлым летом, когда они ходили с сёстрами Дорогой Долга, так почему он должен не сработать сейчас?
Когда, наконец, сапоги были надёжно набиты мхом, Темери спрятала их среди веток, чтобы ни в коем случае не упали, и замоталась в собственную одежду и плащ ифленца так, чтобы можно было дышать в этот тряпичный кокон, ещё немного добавляя себе тепла.
Но задремать так и не получилось. Лежала на боку, смотрела, как сквозь ветви ёлки пробивается лунный свет и ждала, когда ифленец вернётся.
Он пришёл, когда луна была уже высоко. В её свете снег, казалось, сам почти светился…