Утром снова начался снегопад. Темери наблюдала, как постепенно сумрак рассеивается, и перед глазами встаёт белая тишина за окном. Белыми стали деревья, крыши хозяйственных построек на дворе. Поля вдалеке и лес – всё покрывал ровный снег. Темери не помнила такой чистой белой зимы.

Служанка позвала завтракать, едва рассвело. К тому времени есть уже хотелось ощутимо: в монастыре вставали задолго до позднего зимнего света.

В общем зале оживление царило только у стола, облюбованного гвардейцами. Пресветлая сестра была задумчива и рассеяна, а чеор та Хенвил и вовсе не появился до того момента, как настало время уезжать.

А появившись, начал всех поторапливать, раздавать указания и приказы. На Темери он не бросил ни единого взгляда, и это её немного успокоило. Вчерашняя ночь осталась в сердце странным, пугающим воспоминанием, но последствий не имела. Благородный чеор не собирался умирать. Выглядел здоровым и до отвращения деятельным.

Темери, которой собирать ничего было не нужно, оказалась на улице одной из первых, едва успели подать карету. Стояла, подняв лицо к небу, и смотрела, как медленно и торжественно летят вниз белые хлопья. Могла бы стоять так долго-долго, постепенно покрываясь снегом, сливаясь с окружением, исчезая для всех вокруг… да только кто бы дал-то?

Засуетились, заторопились солдаты, повара тащили короба со снедью в дорогу, слуги устраивали их в специальном ящике, устроенном в задней части кареты. На крыше укрепляли ещё какой-то груз.

Гвардейцы водили лошадей по двору, давая тем привыкнуть к снегу. Темери сдержанно попрощалась с пресветлой сестрой и уселась в карету подле маленького оконца. Сквозь него можно будет смотреть на сказочно заснеженные окрестности, слушать перестук копыт и надеяться, что эта самая дорога будет длиться до бесконечности и никогда не приведёт в Тоненг.

Тронулись по команде чеора та Хенвила. Предстоял долгий день в пути, Темери натянула до плеч предложенный кучером плед. Хоть карета и была зимней, а из щелей всё-таки дуло.

Дорога к приграничной деревне и далее – к храму Ленны, была хоть и наезженной, а всё-таки не такой людной, как Большой восточный тракт. По тракту до границы немного дальше, зато он проходит по обжитым, живописным местам, где часто встречаются деревеньки и постоялые дворы. Исторически сложилось, что дорогу эту используют чаще паломники, чем торговцы.

Она виляет змейкой мимо лесистых холмов и старых, растрескавшихся от времени скал.

Лошади шли не торопясь, карету покачивало. Темери, по глаза завернувшись в плед, любовалась припорошенным ельником, что тянулся за оконцем.

Изредка к этому самому оконцу подъезжал чеор та Хенвил, заглядывал внутрь, но, убедившись, что его подопечная ни в чём не нуждается, снова немного отставал. Она была ему даже благодарна за то, что не пытается завязать беседу – хватило предыдущей ночи. Оставалось лишь надеяться, что ифленец не обратил внимания, насколько ему удалось её испугать…

Узел и кошелёк она спрятала в ящичек под сиденьем, посох же не решилась выпускать из рук – так он и ехал с ней, кое-как поместившись внутри кареты.

Темери почти дремала, как вдруг карета резко остановилась, а через мгновение заднюю её стенку пробила пуля.

То есть, сначала где-то рядом грохнуло, потом в стенку впереди ударилось и упало на сидение что-то блестящее и бесформенное, а потом уже, обернувшись и увидев дыру в обивке, сквозь которую щетинились щепки, она сообразила, что в карету только что кто-то стрелял.

Темери, знающая, что с человеческим телом может сделать такой безобидный на первый взгляд металлический шарик, тут же попыталась пригнуться пониже, и не зря. В то же мгновение поблизости грохнуло ещё два выстрела. Но стрелявшие или промахнулись, или палили вовсе не в карету. Она поудобней ухватила посох и приготовилась ударить им любого, кто сунется внутрь.

Снаружи закричали. Послышался немелодичный звон сошедшихся сабель, мальканская и ифленская брань. Снова выстрелы.

Темери, закусив губу, ждала момента. Так просто она не сдастся! Никак не сдастся. Она знает, что делать, когда наступит самый крайний случай. Но пока что у неё ещё есть, что предъявить врагу. Есть, чем кусаться…

Дверца кареты резко распахнулась. Слепяще-белый свет вдруг оказался перекрыт человеческим силуэтом. Платок по глаза, меховая шапка… и рука, потянувшаяся внутрь. Схватить, вытащить… добить! Темери все силы, весь накопившийся страх вложила в один единственный удар посохом. Мимо этой протянутой руки, куда-то туда, где у незнакомца должна была быть грудь.

Вскрикнув, мужчина вывалился наружу, но на его месте вдруг появился следующий.

Темери уже изготовилась ударить снова, как вдруг услышала:

– Руку! Выходите, быстро!

Ифленец смотрел на неё почти с ненавистью, но это был всё-таки знакомый враг.

И Темери доверилась ему: выбора-то не было. Чеор подхватил её под локоть, помогая спрыгнуть на заснеженную дорогу, и она чуть не упала, пытаясь одновременно и высвободиться из хватки жёстких пальцев, и сделать вид, что всё нормально.

Неподалёку лежала мёртвая лошадь чеора та Хенвила. Дорогу впереди перегораживало бревно. Мельком она увидела гвардейцев, которые заняли позиции позади кареты. Один из них лихорадочно перезаряжал пистолет, другой держал наготове саблю. Чуть дальше бесформенным пятном лежало мёртвое тело в тёмных меховых одеждах – кто-то из нападавших. И к ним по дороге со стороны деревни верхами скакали ещё двое.

Посох-эгу выпал, когда она попыталась схватиться свободной рукой за стенку кареты.

– Да что с вами… – тряхнув замершую Темери, прорычал ифленец. – Бежать можете?

Она резко кивнула. Её не нужно было уговаривать бежать отсюда.

Всадники легко миновали преграду из гвардейцев. Тот, что заряжал пистолет, всё-таки не успел его зарядить, оружие оказалось бесполезным. Чеор та Хенвил вскинул свой пистолет и выстрелил. От грохота она решила, что оглохла, но всего через миг услышала:

– Да бегите же! Живо, каэ з-зар!

И она побежала. Прыгнула в канаву у обочины. Тут же промочила дорожные сапоги. Но ей всё казалось, что ифленец не сможет задержать преследователей. А если сможет, то ненадолго. И они бросятся следом, и конечно её найдут…

Посоха было жалко, но она не позволила себе и мгновения на раздумья: главное - убежать. Главное, скрыться от преследователей, кем бы они ни оказались. Они явно пришли не её спасать – об этом красноречиво говорила дыра от пули в задней стенке кареты.

Под ёлками снега почти не было – удержали кроны. Это позволило пробежать два десятка шагов, не оставляя следов. Потом ёлки кончились, начался смешенный лес с припорошенным подлеском. На тощем снежном одеяле хорошо были видны строчки звериных следов. Не стоило и сомневаться, что сама она оставит здесь такие же заметные следы. Стараясь прыгать от ствола к стволу, от дерева к дереву, она продолжила углубляться в лес, лишь надеясь, что эти уловки помогут скрыться. Оборачиваться было боязно, всё внимание занимал поиск хоть какого-нибудь пути между стволами. Пока она бежала, слышала ещё три или четыре выстрела. Кто напал на кортеж, зачем – оставалось лишь гадать.