А Дамблдор вместо ответа вдруг переменил тему:

— …На первом испытании Турнира ты показал всем своего Заступника. Сильного, овеществлённого. Создавать их — это программа седьмого курса. С учителем Защиты от Тёмных сил вам в этом году не повезло. Так кто тебя научил?

— Отец.

— А он объяснил тебе, чем определяется образ Заступника?

— Ну… нет, просто сказал, что они зависят от самого волшебника.

— В общем, да. Зависят от характера волшебника.

— И что? При чём тут мой медведь? Это сильное животное, спокойное, независимое, его уважают как другие звери в лесу, так и люди. Что плохого в этих качествах?

— Конечно, ничего плохого. Скажи мне, Эйнар, ты же бывал в магловском цирке?

— Бывал, а что?

— И какие дрессированные животные чаще всего выступают на арене?

— Ну, собаки… Тигры, львы…

— …И медведи, мальчик мой, медведи! Неуклюжие увальни с виду, они так ловко выполняют самые сложные трюки.

— Ну, да, потому что они умные и хорошо дрессируются.

— Это верно. Только знаешь ли ты, что такой вот милый мишка — единственный из всех дрессированных, обученных, послушных зверей — НИКОГДА не бывает полностью безопасным для своего хозяина. Львы, тигры, конечно, опасны, но только медведь может безо всякой причины откусить руку, которая его только что кормила.

— Сэр… — вот теперь парень растерялся по-настоящему, — Вы же не считаете меня?..

Ректор усмехнулся — и вдруг направил на Эвергрина волшебную палочку: «Легилименс!». Парень вздрогнул всем телом, перед его внутренним взором вдруг встала картина радостно бегущих к нему Гермионы и Джинни — а потом всё закрыло размытое красное пятно… Эйнар, не помня себя, выхватил свою волшебную палочку и сжал так, что едва не сломал её…

Комментарий к Последняя ступенька *Королева Мэб – персонаж кельтского фольклора, повитуха фей. Своим прикосновением к спящим людям заставляет их видеть осуществление своих заветных желаний, фантазий, грез. Впервые упоминается в трагедии «Ромео и Джульетта» Уильяма Шекспира (1594 г.).

**Эритлапидем – придуманное мной «латынеобразное» заклинание, связанное с камнем (лат. lapis)

====== Алые стены, тёмное пятно ======

… И мысленная картина начала плавно меняться. Размытое, красное как кровь, пятно становилось более чётким, словно отдаляясь. И вот он уже видит давнее детское воспоминание, ему тогда было лет пять: целая поляна алых тюльпанов. Эйнар почувствовал, как стекла по щеке слеза: он видел себя, совсем маленького, радостно бегущего среди этих цветов, чуть не с него ростом, к своим родителям, Йену и Холли, и отец подхватывает его на руки, и подбрасывает высоко-высоко… И с высоты он видит целое море красных цветов, приветливо кивающих ему, потом падает вниз, и, хоть дух захватывает, он нисколько не боится, визжа от восторга, а не от страха, потому что его ждут надёжные, всесильные руки отца…

— …Эйнар, мальчик мой, можно посмотреть твою палочку? — голос Дамблдора вернул юношу в реальность. Эвергрин протянул ему волшебную палочку, с трудом разжал пальцы и помотал головой, сбрасывая наваждение. Почему ему показалось, что ректор теперь сам был удивлён, но в то же время словно… зауважал его? Старец поднёс палочку Эйнара к свету и принялся осматривать её, едва не касаясь носом.

— Ага, — удовлетворённо кивнул он, возвращая вещь хозяину, — вот ещё одно доказательство, что ты не так прост, как хочешь казаться, Эйнар Эвергрин! В веке восемнадцатом, если я не ошибаюсь, был так называемый клуб «Белые Копья»… Слышал о таком?

Парень помотал головой.

— …Туда принимали только тех волшебников, кто владел такими же, как у тебя, палочками. Из осины. В основном, сердцевиной у них была драконья жила, гораздо реже — перо феникса, и вообще редчайшими были с волосом единорога. Это был клуб дуэлянтов, Эйнар. Клуб боевых магов высшего полёта. Она ведь лучше всего выполняет боевые заклинания, да?

— Боевые?

— Да, да. И не говори, что Виктор Крум тебя им не научил.

Парень потупился, делая вид, что разглядывает свою волшебную палочку. Дамблдор усмехнулся.

— …Так вот, многие палочки, которые идеально совпадают со своими колдунами, иногда способны выдавать заклинания самостоятельно, что называется, в трудную минуту, особенно когда хозяин охвачен очень сильными чувствами, или же растерян, застигнут врасплох. Твоя боевая палочка, Эйнар, настоящее верное «белое копьё», она защитила тебя от легилименции, ведь в поединке очень важно, чтобы противник не узнал твои тайны и не использовал против тебя твои же слабости.

Профессор снова вернулся за стол и сел. Затем демонстративно убрал свою волшебную палочку. Эвергрин сделал то же. Дамблдор промолвил задумчиво:

— Даже угадывать не берусь, что общего может быть между двумя радостными девочками и большим красным пятном… — он чуть помолчал и добавил: — Что ж, я очень хотел бы тебе предложить помощь, мальчик мой, но ты ведь откажешься.

Парень независимо вздёрнул подбородок.

— Ты одарённый волшебник, но кому много дано — с того много и спрашивается. В тебе много хороших черт, но и плохого предостаточно. Не дай темноте захватить твою душу, Эйнар.

«Я уже перешёл эту черту, сэр, — мысленно сказал Эвергрин, — но я вернусь. Осталось совсем недолго».

— …Я очень надеюсь, что ты сделаешь правильные выводы из нашего разговора. Можешь идти.

…Этим же вечером Эйнар пошёл в свою комнату. В плаще-невидимке, разумеется, но, перед тем, как его надеть, юноша с сожалением отметил, что срок действия плаща истекает, осталось меньше ста часов (внутри, под воротником, стояла метка). Почти всё время он истратил в прошлом году на исследование Замка. Подземелья Хогвартса были настолько древними, глубокими и запутанными, что вряд ли кто-то (включая смотрителя Филча, ректора Дамблдора или даже призраков) мог утверждать, что знает их как собственную спальню. Эйнар Эвергрин изучал их долго и вдумчиво. И отправляясь в свой «Уют», он неоднократно убеждался, что никто его не выследит и не найдёт (лишь однажды это сделал Лонгботтом, но тут уж Эйнар сам был виноват, и извлёк урок из этой ошибки). Пока он сам не захочет, чтобы нашли эту его собственную Тайную Комнату. Может быть, он даже оставит, подобно Салазару Слизерину, зашифрованное указание, и какой-нибудь не в меру любопытный и достаточно умный, чтобы правильно решить задачу типа «два плюс два умножить на два», школьник откроет эту комнату. Конечно, к тому времени самого Эйнара уже давным-давно не будет в живых. Кстати, забавно будет, если этим школьником окажется его далёкий потомок.

Парень шёл осторожно, не торопясь, и думал, чем же стала для него эта Комната. Поначалу это было просто место, где он мог «прятаться» от всех, место, где он мог быть собой и делать то, что хочет. Затем он собрал там библиотечку весьма специфической литературы, позволил присутствовать там Невиллу, и Комната стала тренировочной — и уже не совсем его. А потом он начал отсчёт «ступенек». И всё изменилось. С первыми брызгами крови по стене, с первым именем, выведенным дрожащими пальцами. Имени Снейпа, конечно, уже не видно, но, Мерлин свидетель, даже сейчас Эйнар мог бы найти все до единой буквы, они словно светились там, на камнях, из-под потускневшей крови. Парень сам бы не мог объяснить, как такое могло быть, но каждое имя, начертанное им на полу, на стенах, скрытое кровавыми всплесками, полосами и пятнами, действительно словно светилось. Может, ему это только казалось? Или буквы видел только он? Эвергрин не хотел это выяснять, просто принял, как есть.

Комната стала для него хранилищем того самого, что Дамблдор только что назвал «его тёмной стороной». Здесь оно вырывалось на свободу, хотя эта свобода была ограничена четырьмя стенами. Алыми стенами. Теперь, правда, уже не совсем алыми, скорее, красно-бурыми. Так, надо срочно навести там порядок. И убрать, наконец-то, камни. «Время собирать камни, и время разбрасывать камни…» — мысленно усмехнулся Эйнар.

…Он вошёл в «Уют», закрыл стену и осмотрелся, словно попал сюда впервые. «Да уж, вид тот ещё… Эх, где ж ты, Лонгботтом, с твоей хозяйственной магией, а?» — опять усмехнулся юноша, теперь он уже мог вспоминать Невилла и его любовь с иронией, словно вместе со стихотворением сжёг и это неуместное чувство, и свою на него реакцию. Он прошёлся вдоль «алых» стен, касаясь их пальцами, рассматривая каждую надпись, вспоминая у каждого пятна, как оно там появилось. Странное ощущение охватило его, дрожь и словно звон в ушах… Чем плотнее прижимал он пальцы к высохшей крови, тем сильнее был этот звон. Эйнар помотал головой.