…В первый день каникул Эйнар Эвергрин опять проспал дольше, чем обычно. Но спустившись из спальни в Общую комнату, он увидел, что Гарри Поттер стоит у окна.

— Привет, — староста дружески толкнул плечом очкарика и встал рядом, тоже наблюдая, как толпа учеников, уезжающих на каникулы по домам, стекает по ступеням из дверей Замка и рассаживается по каретам. — Что на завтрак не пошёл?

— Да ну… Только и разговоров, что о доме… Не хочу слушать. Мой дом — Хогвартс. А ты что не поехал?

— А! — махнул рукой семикурсник. — Экзамены выпускные, чтоб их… Почитаю лучше. Тем более, что Уизли уехали.

Гарри понял, что он имел в виду близнецов, но вспомнил о Роне и помрачнел.

— Ой, извини… — сказал Эйнар, заметив это.

— Да ладно… Надо привыкать. Хотя, не знаю, когда я привыкну, что его больше нет. ...Эйнар, спасибо тебе.

— Да за что? — в голосе Эвергрина звучало искреннее удивление.

— Ну, ты теперь всегда рядом… Ты и был нам всем другом с самых первых дней, а потом мы… ну, бросили тебя, что ли… Прости.

— Не извиняйся. Пошли в Большой Зал, может, там ещё осталось что-нибудь пожевать.

…Пасхальные каникулы особо весёлыми не стали, во-первых, много заданий, во-вторых, у Поттера настроения развлекаться явно не было, а в-третьих, Эвергрин, в отличие от Фреда с Джорджем, никогда не считался подходящей компанией для безудержного веселья. Семикурсники, почти в полном составе, сидели в гостиной, обложившись учебниками, и Гарри ничего не оставалось, кроме как последовать их примеру. Но один день этих каникул всё-таки стал особенным.

13-го апреля Эвергрин проснулся от того, что в окно стучала клювом сова. Точнее, светло-рыжая сипуха. Ещё точнее, Урфина, сова Йена. Парень соскочил с кровати и впустил птицу. Она с гордостью тащила большую коробку. Эйнар отвязал посылку и усадил сову на подоконник, призвал ей поилку и кормушку из школьной совятни. Пока он быстро писал родителям благодарное письмо, в окно влетела ещё одна сова, с меткой почты Хогсмида. Она важно несла в клюве небольшой конверт с яркими цветами. Эйнар взял конверт, указал птице на еду и воду (Урфина подозрительно покосилась на них), но почтовая сова ухнула и деловито выпорхнула в окно. В коробке оказался большущий торт, украшенный кусочками фруктов и восемнадцатью свечами. Ещё две свечи лежали отдельно. Эвергрин сосчитал свечи, улыбнулся и вдруг почувствовал, что глаза увлажнились: да, ему сегодня исполнилось двадцать лет, но родители дали ему выбор, открывать ли эту маленькую тайну всем, или нет… Парень вернулся к письму, быстро дописал и вручил лист Урфине. Сова улетела. Эйнар утёр глаза и убрал вообще все свечи. Затем он переоделся и уже хотел отнести торт в гостиную, угостить всех остальных ребят, но тут вспомнил про конверт. Эвергрин развернул листок.

Да, это было поздравление. Но, читая старательно выписанные строчки после обычных поздравительных слов и пожеланий, парень бледнел всё больше.

«Я стою на краю твоей дороги,

Задыхаясь, смотрю на тебя.

Я стою на краю твоей дороги,

Задыхаюсь, тебя любя.

Я стою на краю твоей дороги,

Молча слёзы глотая,

Я стою на краю твоей дороги,

Молча жизнь моя утекает.

Я стою на краю твоей дороги,

Моё сердце кричит: „оглянись!“

Я стою на краю твоей дороги,

Мои руки дрожат: „прикоснись!“

Я стою на краю твоей дороги,

Жду, взглянешь ли на меня,

Я стою на краю твоей дороги,

Жду, ударишь ли ты меня…

Я стою на краю твоей дороги,

Я люблю, как же я тебя люблю!

Я стою на краю твоей дороги.

…Я стою на самом краю».

Хотя подписи не было, но Эйнар сразу понял, от кого это. Выронив листок, он сел на кровать и схватился за ворот мантии. Лучше всего то, что он почувствовал, описывали бы слова «Удар из прошлого. Под дых». Не нужно было быть великим мудрецом, чтобы догадаться: сочинив стихотворение («О Мерлин! Это что ж получается, он НА САМОМ ДЕЛЕ был влюблён?!»), Невилл в ближайший поход в Хогсмид оставил на почте доставку к определённому дню, то есть, к его, Эйнара, дню рождения. И даже не подозревал, что не доживёт до этого дня. Парню опять потребовалась вся его сила воли, чтобы перестать думать об этом. Быстро подняв с пола листок, он скомкал его и сунул в карман. Затем взял торт и понёс его вниз. Она разрезал угощение, а потом сердито бросил поздравление Невилла в камин.

За завтраком все гриффиндорцы продолжили поздравлять Эвергрина с днём рождения, а потом юношу подозвал к себе ректор. Эйнар с удивлением и настороженностью на лице подошёл к Дамблдору. Тот торжественно повёл рукой на остальных преподавателей:

— Во-первых, я и все учителя поздравляем тебя с днём рождения, Эйнар Йенссон Эвергрин.

Юноша улыбнулся и вежливо склонил голову в знак благодарности.

— Ну, а во-вторых, я хотел бы поговорить с тобой. Подойди после завтрака в мой кабинет.

Эйнар вернулся к столу, гриффиндорцы тут же стали спрашивать, что такого он натворил, за что его вызывает к себе ректор, но парень отвечал, что понятия не имеет. Конечно, он натворил много чего, но не хотел даже думать, что ректор опять что-то подозревает, ведь после того случая с Малфоем он действительно был гораздо осторожнее.

Приглашение в кабинет ректора Хогвартса было вовсе не из тех, которые ученик может проигнорировать. Подойдя к горгулье-охраннице, Эйнар остановился, пароля он не знал. Каменная статуя открыла глаза и прошипела: «Назови себя». Парень назвался и горгулья посторонилась, открывая дверь на лестницу.

— Профессор Дамблдор, я могу войти? — постучав, он приоткрыл дверь.

— Да, входи.

Эвергрин не мог сдержать любопытства, оглядываясь в кабинете ректора. Седобородый старец величественно восседал за своим столом и наблюдал за парнем.

— Садись, — тот послушно сел на край кресла и настороженно посмотрел на Дамблдора.

— Сэр, я не понимаю, Вы считаете, я что-то ещё натворил? — выдавил он из себя.

Ректор улыбнулся:

— Ну, зачем так сразу… Я просто хочу кое-что уточнить. О тебе. Ты староста, отлично справляешься со своими обязанностями, ты умён, хорошо учишься, и все учителя тебя хвалят. Ученики тебя уважают, и даже с других факультетов. Ты блестяще участвовал на прошлогоднем Турнире, …и не возражай! — приподнял он ладонь, когда Эйнар открыл рот. — Да, не только я, ректор Хогвартса, но и представители Министерства, и главы других школ отметили, что оба хогвартских Чемпиона были очень достойно подготовленными волшебниками. По независящей от тебя причине ты не дошёл до Кубка. Ты знаешь, что Крум был под заклятием Подвластия, его вынудили вывести из игры всех, кроме Гарри. Кто и зачем, — сказал ректор, отвечая на вопрос в глазах Эйнара, — это тебе знать не обязательно, это к тебе не имеет отношения. Так вот. Скажи-ка мне, мальчик мой, ЧТО ты скрываешь?

Эвергрин вздрогнул и с ещё бóльшим удивлением воззрился на Дамблдора.

— Сэр… Почему Вы решили, что я что-то скрываю? Хотя, даже если это и так… По-моему, у каждого человека есть такие секреты, которые он не хотел бы открывать никому.

— Это верно, — усмехнулся старец и вышел из-за стола. Эйнар тоже вскочил. — Ты, конечно же, имеешь право на свои секреты, если только… Если только твои тайны не вредят другим людям.

— О чём Вы? — парень заставил себя собраться.

— Ну, видишь ли… Один мой знакомый когда-то давно сказал мне такую фразу «Альбус, в тебе столько удивительных достоинств… Это какие же чудовищные пороки должны их уравновешивать?!» — он усмехнулся, и гриффиндорец тоже. — Шутка, конечно, но в каждой шутке…

— То есть, только потому, что я стараюсь вести себя хорошо, поступать правильно и хорошо учусь, Вы допускаете, что я какой-то скрытый злодей?

— Нет, я не считаю, что ты «скрытый злодей», но я бы очень не хотел столкнуться с, так сказать, тёмной твоей стороной.

— Какой ещё «тёмной стороной»? — Эйнар внутренне похолодел, но очень надеялся, что ему удаётся внешне сохранять спокойствие.