Лонгботтом понурился и пошёл к выходу в сопровождении Уизли, который так и не вымолвил ни словечка. Люпин быстро и настороженно бросил взгляд на мадам Помфри. Та, словно поняла причину его беспокойства, поджала губы, но кивнула. Учитель выдохнул и также направился к двери. Гарри, старательно не открывая глаз, тоже тихонько вздохнул с облегчением, но, ощутив заботливые прикосновения мягких рук мадам Помфри, позволил себе слегка пошевелиться и застонать.
***
— …Ты не представляешь, что я чувствовал!
Русоволосый волшебник в залатанной мантии расхаживал в волнении по роскошно обставленной гостиной. Эта комната, как и весь дом, производила двоякое впечатление. С одной стороны, ощущалось желание хозяев сделать всё как можно удобнее и показать… даже не столько высокий статус, сколько именно богатство. А с другой — явно чувствовалось, что все эти притязания остались в прошлом. Мягкие кресла и диваны расставлены как попало, с некоторых даже чехлы не сняты. Пушистые ковры полны пыли, как и тяжёлые парчовые занавеси, в которых к тому же… кто-то копошился. Бронзовая отделка мебели и канделябры позеленели и давно нуждались в чистке. Картины в широких золочёных рамах на стенах были закопчены так, что трудно было даже понять, что там изображено: портрет или пейзаж.
Казалось, что лишь несколько предметов в гостиной используются по назначению, а не служат «памятниками забытых времён»: большой камин, где сейчас весело плясал огонь, маленький кофейный столик возле него и два кресла. С одного из этих кресел только что вскочил в волнении гость, едва не угодив подолом мантии в камин, а хозяин дома так и восседал во втором, расслабленно откинувшись на спинку и скрестив ноги. Это был высокий волшебник, некогда черноволосый, а сейчас наполовину седой, его бледное лицо казалось измождённым, словно он долго пребывал на грани смерти.
— …Мне давно уже стало казаться: с этим мальчишкой не всё так просто, — в волнении продолжал монолог профессор Школы Хогвартс Ремус Люпин. — Он чуть не напрямую назвал меня оборотнем. Он боится дементоров, стало быть, знает, кто это. Откуда бы маглорожденному о них знать, а? Ему тринадцать, а он вызывает настоящего, овеществлённого Заступника. И его Заступник — олень, Сириус! Олень!
— Ну, форма Заступника ещё ничего не доказывает, — скептически пожал плечами Блэк.
— Конечно. Если бы только одно это, тогда, возможно, это и было бы просто совпадением. Но Гарри лицом — вылитый Джеймс. А глаза — зелёные, как у Лили. Какие доказательства тебе ещё нужны? Этот мальчик — сын Поттеров!
— Но как он мог спастись из их дома в тот день?
— Да какая разница как, Сириус! Главное — он жив. А ты его крёстный, а значит — несёшь за него ответственность.
Блэк провёл рукой по полуседым кудрям, а затем неторопливо раскурил сигару:
— И что ты предлагаешь?
— Забери его у этих маглов и вырасти из него настоящего волшебника. Дай ему то, чего он лишён. Фамилию. Статус. Деньги, наконец!
— А ты не мог ошибиться, Ремус? Мне кажется, ты просто изо всех сил хочешь верить, что сын Поттеров жив.
— А ты просто прячешь голову в песок и не хочешь вообще ни во что верить. Прямо как маглы отрицают волшебство, даже столкнувшись с ним нос к носу.
— Верить… — глубоко вздохнул Сириус, любуясь затейливыми изгибами струйки дыма. — Я просидел в Азкабане десять лет, Ремус. Десять. Лет. В Азкабане. Там моментально избавляют от веры, надежды, ну, и от любви заодно… Я сейчас хочу просто жить, видеть солнце и дышать свежим воздухом.
— Ага. Солнце и свежий воздух. В Лондоне, — усмехнулся Люпин.
— Ну, ты же понимаешь, о чём я. А ты предлагаешь мне взваливать на себя ответственность за какого-то мальчишку.
— Не за «какого-то мальчишку», а за сына наших погибших друзей. Извини, что напоминаю, но именно ты всегда считался лучшим другом Джеймса Поттера. А его сын — твой крестник, кстати.
— Ну, я не знаю… Я же его десять лет не видел, этого мальчишку. А может, он вообще не захочет жить со мной.
— Ну, не захочет — так не захочет, тогда другое дело. Но ты должен хотя бы поговорить с Гарри об этом, предложить ему…
— …Да никому я ничего уже не должен! — вспылил Блэк. — Я отбыл срок, я свободен и хочу, наконец-то, быть свободным! Если ты так уж хочешь нянчиться с этим Гарри — ну, посох тебе в руки. Ты его учитель — вот и учи его всему, что считаешь нужным.
— Ну, признай его по крайней мере Поттером, Сириус. Пусть парень законно носит фамилию своих родителей, а не каких-то маглов Дурсли!
И тут Блэк едва не подпрыгнул, выронив сигару прямо на перламутровую инкрустацию столика:
— Как ты сказал? Дурсли?
— Да, а что? — удивился Люпин.
— Сестра Лили вышла замуж за магла по фамилии Дурсли… Не самая распространённая в Британии фамилия.
— Ну, вот видишь! Сестра Лили мальчишку и усыновила! А кстати, ты-то откуда знаешь про её магловскую сестру?
— Да Джим сказал… Его и Лили пригласили на свадьбу. Он ещё смеялся, что тем тупым маглам такая фамилия как нельзя лучше подходит. Я и запомнил…
Сириус задумался, он больше не обращал внимания ни на тлеющую сигару в руке, ни даже на собственного друга. Ремус потоптался ещё немного рядом с ним, но потом вздохнул, шагнул к камину и взял щепотку лётного пороха из чашки на полке.
========== Интермедия 1 ==========
Худенький черноволосый мальчик проснулся, потянулся и…
почувствовал, что ему как-то не удобно в собственной кровати. Он привстал, нащупал на тумбочке у изголовья круглые очки и нацепил их на нос. Затем он сел и стал осматриваться. Что-то явно было не так в привычной скудной обстановке комнаты, только он спросонья всё ещё не мог понять, что именно. Мальчик соскочил с постели — и тут же скривился от боли. Во-первых, он сильно ударился ногами об пол, словно кровать за ночь стала ниже. Во-вторых, жутко болела спина, как будто вчера он таскал на себе мешки с песком. И в-третьих, голова. Ужасная боль, от макушки до самого носа, словно раскалывала голову. Сдержанно шипя от боли, мальчик проковылял на непослушных ногах к шкафу, распахнул его и уставился в зеркало. Ему сразу же показалось, что он словно бы вырос, хотя в остальном — всё было прежним: узкое лицо, ярко-зелёные глаза, непослушные чёрные волосы…
Мальчик в растерянности коснулся макушки — и ощутил под пальцами здоровенную шишку, которой вчера — совершенно точно — не было. Какого Мордреда с ним произошло за ночь?! Он откинул назад чёлку и потёр лоб… И тут же на выдохе прильнул к стеклу, едва не расплющив нос: поперёк лба отчётливо виднелся тонкий красноватый шрам в виде молнии. Обалдело моргая, мальчик отступил назад, продолжая ощупывать шрам, добрёл до кровати и сел. «Шрам в виде молнии? — думал он. — Но ведь такой шрам всегда был у Невилла Лонгботтома. Это же отметина, оставленная Тем-кого-нельзя-называть! Откуда она у меня?!»
Вопросы роились у него в голове, но ответов не находилось. Мальчик перестал наконец-то тереть шрам, осторожно уложил болевшее тело обратно на постель и закрыл глаза. «Это же только сон, — тихо прошептал он. — Это всё мне просто снится». Постепенно боль ушла, и он опять попытался «проснуться». Сел, огляделся. И наткнулся взглядом на большую пустую птичью клетку на столе. «О Мерлин, а это что ещё такое? Да что в конце концов происходит?!» Всё ещё недоумевая, мальчик прошлёпал в ванную комнату. Потом переоделся, опять удивившись, что вся одежда в его шкафу была сильно заношенной и очень большого размера, и спустился в кухню завтракать.
— Доброе утро, — поздоровался он с тётей Петунией, которая хлопотала у плиты, и уселся за стол, заинтересованно принюхиваясь.
