Но Гиляровский в 1928 году, когда готовил к публикации мемуарную книгу, не мог знать, что документы о его полковой и училищной службе утрачены. Трёх лет не прошло, как началось формирование Военно-исторического архива РСФСР, куда свозили фонды аналогичных досоветских учреждений, и что из прежней документации сохранилось, ещё не выяснили.

Доводы, так сказать, здравого смысла тоже стоит учесть. Гиляровский в 1928 году – всесоюзная знаменитость. Не мог он исключить, что ещё здравствуют некоторые его сослуживцы по Нежинском полку и Алексеевскому училищу. Коль так, сочинительство – под угрозой разоблачения. А конфуз легендарному «дяде Гиляю» был не нужен.

Однако это опять домыслы. По рассказам же самого Гиляровского, вернулся он к прежней – бродяжьей – жизни.

С учётом специфики характера, понятно, в силу каких причин Гиляровский опять бродяжничал. Домой возвращаться стыдно: вновь стал второгодником, причём уже не гимназистом – юнкером.

После очередных странствий Гиляровский в цирк поступил. Затем был актёром в провинциальной труппе. А с 1877 года – воевал.

Многие тогда шли добровольцами на войну. Одним важна была идея конфессиональная, ведь Россия помогала единоверцам-славянам, угнетаемым турками, другие руководствовались либеральными соображениями – борьба с тиранией Османской империи.

Войну общество встретило с энтузиазмом. Ныне бы сказали, что её прагматика считалась позитивной: если в 1848 году Николай I, помогая австрийскому императору, двинул войска за границу на подавление венгерского восстания, то почти через тридцать лет население Балкан встречало русскую армию как освободительницу.

Отправился на войну и студент Горного института В.М. Гаршин. Вольноопределяющийся пехотного полка был ранен, произведен в офицеры. Писательской известности добился после отставки.

Гиляровский – почти ровесник Гаршина. В мемуарной книге сообщил, что спонтанно принял решение воевать, какие-либо планы на будущее не строил. И это опять вызывает сомнения.

Ему в ту пору двадцать три года, официального статуса нет по-прежнему. А война давала шанс если не в офицеры выйти, так боевую награду получить – «солдатский георгий». И тогда Гиляровский уже не юнкер-второгодник, а герой. Можно сказать, совсем иная рекомендация.

Такого рода соображения нельзя исключить. Но и не доказать, что они были. Если да, то место и время реализации выбраны как нельзя лучше.

В мемуарах Гиляровский сообщил, что к нему полковое начальство относилось уважительно. Пока шла подготовка к отправлению в действующую армию, вольноопределяющегося-актёра отпускали на репетиции, а спектакли с его участием посещали все офицеры – по театральным контрамаркам. Он был, можно сказать, гордостью полка.

Сам Гиляровский такое отношение характеризовал, ссылаясь на своё армейское прошлое. Уважали, потому что службу знал строевую, да и для офицеров не совсем штатский – бывший юнкер.

Контекстом же подразумевалась и другая причина. На войну – добровольно, а не по официальному призыву – отправился актёр, жертвовавший сценической карьерой ради исполнения патриотического долга.

О такой мотивации Гиляровский тоже не сообщил. Военную обстановку характеризовал в мемуарах скупо. Отметил только, что рассуждать про «свои переживания или описывать геройские подвиги – это и скучно, и старо. Переживания мог писать глубокий Гаршин, попавший прямо из столиц, из интеллигентной жизни в кровавую обстановку, а у меня, кажется, никаких особых переживаний и не было. Служба в полку приучила меня к дисциплине, к солдатской обстановке, жизнь бурлацкая да бродяжная выбросила из моего лексикона слова: страх, ужас, страдание, усталость, а окружающие солдаты и казаки казались мне скромными институтками сравнительно с моими прежними товарищами…».

Гиляровский, по его словам, был зачислен в двенадцатую роту 161-го Александропольского пехотного полка. С ним и отправился в действующую армию. Там по-прежнему искал приключения. Что не раз подчеркнул: «На войне для укрощения моего озорства было поле широкое».

Потому и пошёл в команду войсковых разведчиков. Их называли охотниками: брали туда лишь «по своей охоте».

Служба у разведчиков была рискованная. Гиляровский отметил: «Много их перебили за войну, а всё-таки охотники находились. Зато житьё у них привольное, одеты кто в чём, ни перед каким начальством шапки зря не ломают и крестов им за отличие больше дают».

Вряд ли случайно упоминание о «крестах». Престижные награды.

«Солдатский георгиевский крест» получали не только по соответствующему представлению ротного командира. Вся рота должна была проголосовать: достоин.

Награда была нужна Гиляровскому. Это, впрочем, не противоречило сказанному им про «озорство», тягу к приключениям. Если верить его мемуарам, был награждён.

Однако прямых документальных подтверждений боевого прошлого нет. Послужной список вольноопределяющегося Александропольского пехотного полка не обнаружен в фондах РГВИА.

Вины «короля репортёров» опять нет. Документация Александропольского пехотного полка за указанный срок не сохранилась. Вообще нет полковых документов, отгосящихся к XIX веку. Утеряны сведения о службе не только Гиляровского, но и других вольноопределяющихся.

Зато есть косвенные подтверждения сказанному Гиляровским о русско-турецкой войне. Он в мемуарах упомянул имена некоторых сослуживцев, их документы сохранились. Правда, уже не в материалах Александропольского полка. В частности, обнаружен послужной список ротного командира – «капитана Карганова».

Согласно послужному списку, А.А. Карганов в 1877–1878 годах командовал двенадцатой ротой Александропольского полка. Так называемую Турецкую кампанию начал в чине штабс-капитана, получил и повышение¹⁰.

Не мог бы Гиляровский угадать и полк, и роту, и фамилию командира, и чин его. Да и не только это. Совпадений много. И не исключено, что ещё найдутся прямые документальные подтверждения сказанному в мемуарах.

Опять же, стоит учесть доводы здравого смысла. Гиляровский, по свидетельствам современников, ещё с конца 1870-х годов носил георгиевскую ленточку в петлице, о военных приключениях рассказывал, когда здравствовали многие сослуживцы по Александропольскому полку, так что сочинительство было крайне опасным: разоблачение – навсегда погубленная репутация. Значит, не сочинял.

В 1878 году совсем не долго нужно было служить вольноопределяющемуся, чтобы получить офицерские погоны. Однако после войны он вышел в отставку. Это объяснимо: «солдатский георгий» получен, доказано, что Гиляровский вовсе не второгодник, а герой, да и мечтал он тогда о театре.

Если верить Гиляровскому, театром был увлечён с детства. Неизвестно, собирался ли в ту пору актёром стать, но когда такая возможность представилась, не упустил её.

В театре героя помнили, ждали. Актёрскую карьеру он продолжил. Сохранились афиши, напечатанные в конце 1870-х годов, там указан сценический псевдоним Гиляровского – «Сологуб».

Правда, Гиляровскому доставались лишь эпизодические роли. А он, похоже, на большее надеялся. Так что и сценическая карьера не заладилась.

О его артистизме рассказывали многие современники. Например, познакомившийся с ним уже в советскую эпоху писатель Л.В. Никулин отметил: «Дядя Гиляй был превосходный рассказчик, не лишённый актёрского мастерства (он был близок к театру)»¹¹.

Вот именно – «близок». Не более. Да, помимо артистизма, была у него и, как тогда говорили, фактура: атлетическое телосложение, великолепная физическая подготовка, зычный голос, отчётливая дикция, однако не хватало главного – сценического таланта. Гиляровский уяснил это через несколько лет, почему и ушёл из театра.

Мечтал он и стать поэтом. Не только стихи писать, но печатать их, жить гонорарами, добиться литературной известности.

Этой мечте был верен, даже став знаменитым репортером. Так, А.П. Чехов в одном из писем 1891 года рассказывал: «Охотно бы продал и Гиляровского с его стихами, да никто не купит. По-прежнему он влетает ко мне почти каждый вечер и одолевает меня своими сомнениями, борьбой, вулканами, рваными ноздрями, атаманами, вольной волюшкой и прочей чепухой, которую да простит ему бог»¹².