Кирилл Чуканов
Король репортажа. Публикации В.А. Гиляровского в газетах и журналах конца XIX века
Издание осуществлено при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках реализации государственной программы Российской Федерации «Развитие культуры и туризма»
© Чуканов К.К., 2019
© Издательский дом «Неолит», 2019
Предисловие
Легенда русской журналистики
Почему «дядя Гиляй» сказал не всё
Среди его документов, хранящихся в Российском государственном архиве литературы и искусства, есть специфическая визитная карточка. Изготовлена в начале 1900-х годов и не для официальных визитов предназначена. Вручалась друзьям и знакомым. Там, можно сказать, автохарактеристика:
«Беллетрист,
поэт,
журналист
и славянофил»1.
Про «беллетриста» и «поэта», разумеется, шутка. Он сам не раз признавал, что славы не стяжал ни прозой художественной, ни стихами. Зато как журналисту ему и не нужно было представляться: едва ли не вся читающая Россия знала, чем славен Владимир Алексеевич Гиляровский – «король репортёров».
Так его называли читатели-почитатели. На рубеже XIX–XX веков можно было не упоминать фамилию: ясно, о ком речь.
Другой вопрос – почему «славянофил». Эта дефиниция к началу 1900-х годов уж лет тридцать как утратила актуальность, да и не слыл Гиляровский пропагандистом славянофильских идей. Наконец, отнюдь не принято было характеризовать себя идеологически на визитных карточках.
Про «славянофила» – тоже шутка, понятная друзьям и знакомым. Всероссийски знаменитый журналист иронически объяснил, почему добровольцем отправился на русско-турецкую войну 1877–1878 годов и через двадцать с лишним лет, пренебрегая опасностями, публиковал сенсационные репортажи из Сербии, противостоявшей могущественной Австро-Венгрии.
Количество периодических изданий в Российской империи тогда исчислялось тысячами, журналистов, даже и репортёров – много. Но такой, как Гиляровский, был, по общему мнению, один. Раньше прочих успевал он печатать репортажи о пожарах, катастрофах и стихийных бедствиях, и всё же его репутацию формировала не только журналистская оперативность. Он позволял себе то, на что не отваживались коллеги: детально изучал быт и нравы обитателей городских трущоб, преступников, бродяг.
По свидетельствам современников, он страха не знал. И при этом обладал незаурядной физической силой, что знакомым охотно демонстрировал. Мог узлом завязать железную печную кочергу, пальцами легко сворачивал монеты «в конверт».
О дожурналистских своих приключениях рассказывал много. Сначала знакомым, позже – в мемуарных книгах. Потому биография «короля репортёров» считалась общеизвестной.
Родился в селе под Вологдой, сын помощника управляющего крупным поместьем. Поступил в гимназию, учился там нехотя, правда, читал много. Свёл знакомство с цирковыми артистами, освоил акробатику и джигитовку. Не окончив гимназический курс, бежал из дому, бродяжничал, до Волги добрёл, работал в артелях бурлаков и грузчиков. Служил в пехотном полку, а после вновь странствовал по России. Жил случайными заработками: истопник, рыбак, табунщик, акробат и наездник в цирке. Наконец, стал актёром провинциального театра, однако прервал сценическую карьеру, отправившись добровольцем на русско-турецкую войну. Попал в команду войсковых разведчиков, награждён так называемым солдатским георгиевским крестом. Затем на сцену вернулся и, не снискав актёрской славы, окончательно выбрал профессию литератора.
Такова – вкратце – долитературная биография «короля репортёров». Можно сказать, Гиляровский до Гиляровского. И, стоит вновь подчеркнуть, что всё это он сам рассказал о себе в мемуарной книге «Мои скитания»2.
Отношение литературоведов к мемуарным источникам – традиционно недоверчивое. Но легендарному «дяде Гиляю» верили безоговорочно. Даже несмотря на выявившиеся противоречия. Например, две разные даты рождения3.
В 1928 году литературная Москва отмечала семидесятипятилетие Гиляровского. И журнал «Огонёк» напечатал его статью «Мои семьдесят пять лет»4.
Следует отсюда, что родился Гиляровский в 1853 году. Другой вывод невозможен.
Но иная дата рождения – в автобиографии для «Словаря членов Общества любителей Российской словесности при Московском Университете. 1811–1911». Там сказано: «Я, Владимир Алексеевич Гиляровский, родился в 1855 г. 26 ноября»5.
Бесспорно достоверный источник лишь в XXI веке обнаружен. Судя по записи в церковной метрической книге, Гиляровский родился именно в 1855 году6.
Отсюда следует, что сведения, предоставленные для отмечания юбилея в 1928 году, – мистификация. Просто озорство.
Но в советскую эпоху у Гиляровского была и веская причинаы, чтобы мистифицировать свою биографию. Например, утаивать или же искажать сведения о сословной принадлежности, так называемом социальном происхождении.
В книге «Мои скитания» он сообщил, что отец его – потомок запорожских казаков. А ведь не мог не знать, что такого сословия в XIX веке не было.
Мать Гиляровского, согласно законам Российской империи, относилась к сословию мужа. Но про сословную принадлежность отца Гиляровского сведений нет.
В досоветскую эпоху таиться было незачем. Отец – сын дьякона. Как тогда говорили, «из духовных».
Окончил семинарию, однако священнослужителем не стал. Поступил в полицию, выслужил чин. А уж потом были и управление чужим поместьем, и служба в губернской администрации.
Подобного рода сведения о родителях скрывали многие в советскую эпоху. Социальную дискриминацию подразумевала характеристика «классово чуждый».
Да, Гиляровскому это уже не грозило. Но он счёл нужным избавить свою литературную репутацию от политического ярлыка.
Что до пресловутых «скитаний», так работу бурлацких и грузчицких артелей Гиляровский описывал детально, и в деталях он точен. Потому нет оснований сомневаться: был и бурлаком, и грузчиком.
Сомнения другое вызывает. Невнятно описаны те обстоятельства, в силу которых Гиляровский выбрал не карьеру, соответствовавшую происхождению, а пресловутые «скитания».
Если верить мемуарам, он ещё в детстве познакомился с вологодскими политическими ссыльными, один из которых дал гимназисту роман Н.Г. Чернышевского «Что делать?». Книга и определила выбор нового пути. Будущий «король репортёров» захотел стать таким же сильным, как легендарный волжский грузчик-богатырь Никитушка Ломов.
Версия романтическая. Но развиваться физически Гиляровский мог бы, продолжая обучение в гимназии. Раньше ведь получалось.
Фактор вынуждения тут угадывается. Биографы отмечали, хоть и мимоходом, что Гиляровский – при несомненной одарённости – был в гимназии второгодником. Даже не раз.
Такое вполне объяснимо, если учесть гимназическую специфику: основное внимание уделялось латыни, древнегреческому, немецкому и французскому языкам, а все это не интересовало Гиляровского. Отсюда, разумеется, затруднения с ежегодными экзаменами.
Возможно, роман Чернышевского получил гимназист именно от вологодских ссыльных, и про Никитушку Ломова тоже они подсказали. Не зря Гиляровский упоминал, что «пошел в народ».
Однако уместно предположить, что главная причина была вполне прозаической: в 1871 году не пожелал Гиляровский опять садиться за парту с младшими – стыдно. Вот и сбежал от стыда.
Без паспорта найти какую-либо службу не смог бы, ремесел не знал, денежных запасов не было. В избытке разве что физическая сила. Значит, выбрал новую область деятельности не столько по соображениям романтическим, сколько исходя из трезвого расчёта. Пропитания ради стал бурлаком, а потом и грузчиком.