«Вот и конец, – промелькнула мысль. – Второй и последний раз. Больше воли не видать». Он так и оставался стоять спиной к двери, разглядывая сокамерников. А те оживились при его появлении.

– Гляди-кась, кто к нам пожаловал!

– Глазам не верю, – комиссар!

– Вот же ж потеха! Ну, согреемся сегодня! Гуляй, рванина! Жри, не хочу!

Переполненная камера кишела и смердела, как клоповник. Все те, кого он недавно выслеживал, отлавливал, сидели здесь. Не думал, что окажется в их шкуре. Не зря говорят: от сумы да от тюрьмы… Что же теперь будет?

– Ну, не дрейфь, легавый, проходи! Али тебе наша компашка не ндравится?

– Чо стоишь столбом, комиссар, проходи! Щща мы тебя оформим!

Коренастый парень, приблизившись к Рустаму, насмешливо пропел: Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты! – И как бы невзначай наступил на ногу.

Его сменил другой с куплетом: Зацвела сирень в моём садочке, ты пришла в сиреневом платочке, – и двинул кулаком в лицо.

Палачи подскакивали по очереди, кто с издевательской припевкой, кто молча, и все неизменно били. По одному разу. Чего торопиться?! Впереди – целая ночь. Можно забивать с растяжкой, с наслаждением.

Рустам оглянулся на дверь. Кто-то наблюдал в глазок. Но не вмешивался.

Значит, получил соответствующую разнарядку. Плохи дела. Никто не вступится. Что делать? Как бы поступил на его месте отец или дед? Дед, если твоя душа где-то рядом, помоги! Подскажи!

Не все принимали участие в жестоком развлечении. Некоторые оставались на нарах и даже не глядели в его сторону. А один зек, как видно, вообще дышал на ладан. Доживал остаток жизни. В переполненной камере он один занимал целые нары. Никто почему-то не садился рядом. Вероятно, последняя стадия туберкулёза. Буквально кожа, да кости. Он сидел, поджав колени, напоминая паука, у которого остались две пары конечностей. Доходяга следил за происходящим и странно ухмылялся. Радовался, очевидно, что кто-то околеет раньше.

Удары с каждым разом становились всё больнее. Особенно изощрялся коренастый. Рустам, до сих пор стоически переносивший побои, увернулся от кулака и вдруг сам двинул нападавшего, да так, что сбил с ног.

«Защищайся, внучек! Покажи им, что ты не трусливый пёс, поджавший хвост! Не бойся никого! Лучше умереть достойно, чем жить пресмыкаясь».

Лучше умереть, – подумал Рустам. – В моем положении лучше умереть. Чтобы ни деду, ни родителям, ни Ленке, ни моего сыну никогда не было за меня стыдно…

Коренастый, поднимаясь на ноги, процедил сквозь зубы: ах, ты так?! Замахиваться будешь? Здесь наша территория. Не путай, легавый! Наше время настало! Мы те щщас покажем, как зеков уважать надо! Мы тя научим. Скрутить ему руки!

Несколько человек повисли у Рустама на руках, заставив упасть на колени. Ещё мгновение и руки заломлены за спину.

Глазок на двери вспыхнул жёлтым светом. Кто-то отошёл и снова припал, чтобы подглядывать. А может, чередуются вертухаи. Устроили себе зрелище.

– Ну, кацо, щщас мы тебя оприходуем, – усмехаясь произнёс мордатый мужик с оттопыренными, как у Чебурашки, ушами. Он уже расстегивал штаны.

– Я первый, – отпихнул его коренастый, поспешно выпуская наружу «дракона». – Рот ему расщемите! Вставить кляп, чтобы не закрывал.

Рустам решил, что скорее умрёт, чем разожмёт зубы. Будет защищаться головой. До конца. Вспомнил приём, которому научил дед. Если резко рвануть головой, очень резко… Прощайте, дорогие и любимые. Встречай внука, дед.

Он не заметил, как подкрался доходяга, похожий на паука, и тихо прошамкал:

– Зачем кляп, когда ухи есть, и опять же нос?

Рустам застыл от ужаса. А паук неожиданно сгреб ухо наглого парня. Тот взвыл и поднял руки. Штаны рухнули наземь, вызвав взрыв приглушённого смеха.

– Чего скулишь? – удивился паук. – Али больно? А вот комиссар не скулит. Почему? Потому, что мужик. А ты выходит – вафля. Отставили спектакль! Будя! – Обратился он уже ко всем, и, не торопясь, вернулся на своё место. Палачи нехотя побрели к нарам.

Дверь неожиданно отворилась. Два охранника подскочили к пауку, схватили под руки и уволокли. Все притихли.

Рустам сел на краешек опустевших нар. Никто не возражал.

Неизвестно, сколько прошло времени. Часов в камере не было. Дверь опять отворилась. Паука швырнули на пол. Он лежал, в той же позе, в какой сидел на нарах: согнувшись и поджав ноги. Ни движения, ни стона. Зеки снова застыли, не сводя с него глаз. В мёртвой тишине кто-то шмыгнул носом, кто-то почесался. Паук не шевелился. Тогда подошел коренастый и насмешливо произнёс: «получил своё, околеванец?» Он хотел было пнуть мёртвое тело, уже занес ногу, но вдруг согнулся пополам от резкого, как ток, удара.

– Ку-ку! – чуть слышно прошелестел паук.

Рустам поднялся, чтобы перенести его на нары. Ещё несколько человек подошли подсобить.

Коренастый показал себя последним олухом. На что рассчитывал?! Паук считался на зоне авторитетом непререкаемым. В тюремных документах числился под именем Кузьмина Ивана Кузьмича. В местах заключения, где провёл почти всю жизнь, получил прозвище «Шило». За худобу и пронзительные удары. Дохлый с виду, он обладал неимоверной силой. Жилистые руки и ноги его били как стальные прутья по больным точкам. Рецидивист. Прославился ещё и тем, что за всю жизнь никого не заложил. Считался справедливым. Не давал в обиду новичков, особенно молодых. Но предателей, умел прищемить. Научился преодолевать боль, сжимаясь в комок. Слухом обладал феноменальным. Никому не удавалось застигнуть его врасплох. Даже ночью, когда храпел, как все. Но стоило кому-нибудь приблизиться, Шило подскакивал точно пружина. Это вызывало шок.

Среди охранников приобрёл и заклятых врагов, и друзей. О нём толком ничего не знали. Исповедоваться не любил. На слухи о себе реагировал коротко: брехня!

В последний раз его задержали за попытку ограбить модный бутик. Он спрятался внутри картонной коробки, свернувшись, подобно фокуснику, но номер не прошёл: охрана заметила и сдала в милицию.

Может когда-то он выступал в цирке? Судьба каждого человека полна загадок и тайн…

Шило, казалось, не переживал, что снова за решёткой. К тюремной жизни привык и приспособился. Она стала его стихией, как аквариум для гуппи.

Рустам пришёлся ему по вкусу. Он любил таких, кого легче убить, чем сломать. Поэтому самозабвенно снёс за него жестокие побои. Кроме того, знал, что завтра дежурят охранники-друзья, которые зададут Прыщу (так кликали на зоне наглого крепыша) по полной.

Опытный зек сразу смекнул, что менты бросили к ним своего из мести. Видать этот кацо не гнилого замеса.

И последняя немаловажная причина, по которой он не мог не вступиться. Годы заключения помешали обзавестись семьей. Все чаще он жалел, что не завёл детей, хотя бы одного сына. А от такого, как Рустам, не отказался бы.

Кто-то позвонил в дверь. Перед Леной стояла сотрудница Рустама Нина. Она никогда их не навещала. Зачем пришла? Что-то случилось с Рустамом?

Она так и спросила. Нина ответила не сразу:

– Пришла предупредить тебя, что Рустам уехал в командировку. Секретную. Знают об этом немногие. Когда вернётся, не известно. Главное, – не волнуйся, все будет нормально!

Нина, как и все, была шокирована арестом Руслана. Она не сомневалась, что шеф убрал с дороги того, кто может помешать в грязных делишках.

Нине, девушке с яркой наружностью, поклонников хватало. Но её угораздило влюбиться в дагестанца. Сколько раз они просыпались вместе вот в этой комнате! Вместе собирались и ехали на работу. Нина мечтала о свадьбе и всё чаще заводила об этом разговор. Уже и платье подбирала. Рустам же быстро перегорел и охладел. Чтобы отомстить, Нина закрутила любовь с начальником, Игорем. Но результат оказался совсем не таким, какой ожидала. Рустам вообще стал её сторониться. А остальные сослуживцы, мягко говоря, не особо любившие Игоря, стали презирать. Знать бы им, что у неё самой Игорь вызывал тошноту. Но отступать было поздно. Игорь вошёл во вкус и распоряжался, как наложницей. Познакомил с женой, чтобы заниматься любовью втроём. Нина впервые попала в престижный квартал: шикарная квартира, итальянская мебель, столовая с баром, как в ресторане.