Правда, не голодали советские служащие, поскольку 90% всех доходов глуповских чиновников составляли взятки и воровство государственных средств – это убедительно доказал глуповский статистик С. Глумилин. Он подал на имя тов. З.А. Розенбам соответствующую аналитическую записку со статистическими выкладками. Зойка Три Стакана внимательно изучила её и вызвала к себе автора:
– Это хорошо, товарищ, что ты так печёшься о советской власти. Хорошо. Но пойми – государство эксплуатирует труд чиновников в тяжелейших условиях, загружает непосильной работой, не считается с перегруженностью и недосыпом. Взамен ничего кроме жалкой зарплаты и скудного пайка дать им не может! На заводах и фабриках рабочие могут хоть зажигалки для продажи изготавливать, чем и живут. А чиновники наши – не могут. Из чего им зажигалки делать? Так разве виноваты эти наши честные (я в этом уверена) советские работники, что и они сами, и их семьи есть хотят, и поэтому кое-что себе берут из государственных, то есть своих средств? Нет, не виноваты. Так что – подождём победы революции, тогда и наведём в этой сфере порядок.
Глумилину за проявленную инициативу подарили в благодарность две вязанки дров и пять килограммов сахара. После этого С.Глумилин часто готовил самые разные аналитические отчёты по экономическому состоянию Глупова и Глуповской губернии и представлял их Зойке Три Стакана, получая в ответ соль, крупу, масло и т.п. Таким образом, ему удалось обеспечить выживание нескольких сотрудников бывшей земской статистики и некоторых доцентов Глуповского университета.
При таком официальном подходе ко взяточничеству со стороны властей Глупова, оно приобрело невиданный даже в царское время размах. Советские чиновники брали взятки в любых формах и вымогали эти взятки, используя самые изощрённые методы. Многие советские работники завели себе любовниц из числа помещичьих и буржуйских жён, чьи мужья по определению, как представители имущих слоёв, были виноваты перед советской властью. Тем самым семьи этих женщин хоть и проживали в страхе, но реквизиции и аресты обходили их стороной. Да и мужья, виновато опуская глаза при виде возвращающихся с «работы» жён, могли только горько вздыхать, всё понимая.
В Глуповском ЧК также зарабатывали как могли реквизициями, но это были разовые акции и время от времени личный состав ЧК голодал. Тем более, что их кормовая база непрерывно уменьшалась. Кечистов и вовсе договорился с Матрёшкиным о создании в недрах ЧК особого хозяйственного отдела под руководством самого Кечистова. Было это так.
Однажды Кечистов по делам Глуповской ЧК поехал в Москву и взял с собой в купе на всякий случай несколько мешков с мукой. Поскольку в качестве взяток или подарков мешки муки в столице не понадобились, он, выгодно обменяв в Москве муку на фабричные товары, привёз их в Глупов, где обменял уже на несколько десятков мешков муки, три пуда копчёного сала и бочонок мёду. Кечистов сразу же прикинул в голове размер мултипликатора, который умножал количество муки и товаров в обороте, и, не раскрывая всех подробностей, предложил Матрёшкину этот способ решения продовольственной проблемы в ГлупЧК. Матрёшкин согласился.
Так и был создан особый хозяйственный отдел, каждый сотрудник которого получал мандат о том, что он обладает от имени Глуповского ЧК особыми полномочиями, а потому все обязаны ему помогать. Иначе – расстрел. Эти сотрудники выезжали в центральную Россию, где договаривались с руководителями заводов и фабрик и покупали или обменивали фабричные товары на продовольствие. Затем на железной дороге реквизировали пару вагонов и забивали их доверху этими товарами. Опечатанные чекистской бумагой с печатью, вагоны под литерой «особо срочно» под строгой охраной особистов прицеплялись к воинским эшелонам и гнались с максимально возможной скоростью в Глупов. Там эти фабричные товары обменивались у знакомых спекулянтов на продовольствие, причем, если, например, в Туле за самовар глуповские чекисты отдавали три мешка муки, то в Глупове – уже получали от крестьян двадцать три.
Затем, уже в шести вагонах полученное в Головотяпии продовольствие гнали в центр России, где обменивалось на новые фабричные товары. Шесть вагонов превращались в пятнадцать, пятнадцать – в сорок и т.п. Норма прибыли этого бизнеса составляла пять тысяч процентов годовых! Конечно, из этих оборотов не всё попадало на продовольственные базы ГлупЧК. Часть Матрёшкин относил лично нужным людям – Зойке Три Стакана, Кузькину, Рябинину, знакомым проституткам… Примерно десятая часть продовольствия и товаров шла на взятки железнодорожным начальникам и милиции.
Чекистов же, также с согласия Матрёшкина, организовал и курировал другой вид деятельности. Сами чекисты в большей своей части вышли, как говорится, «из низов», то есть это была в основном молодёжь из семей разнорабочих, чернорабочих либо бедных крестьян, не имеющих высокой квалификации, а потому получавших гроши за свой неквалифицированный труд и живших довольно бедно. Попав в ЧК, они не порвали со своим окружением, с теми друзьями детства, которым не повезло прижаться к сытому телу новой советской власти. Многие из этих друзей детства судьбой были втянуты в криминал – сообща грабили граждан, магазины и поезда. Они же содержали целые притоны и подпольные кабаки. По дружбе чекисты сообщали друзьям детства из криминалитета о готовящихся облавах, а последние сообщали чекистам информацию о «гастролях заезжих артистов», то есть – о бандитах из других городов, которые иногда наезжали в Глупов.
Из этой общности интересов и возникла идея, одобренная Матрёшкиным, о том, чтобы Чекистов курировал проституцию, воровство и разбой – как бы сказали сегодня, – «крышевал» местных бандитов. По сути, Чекистов занялся организацией преступного сообщества. Эта работа была очень успешной и часто после «трудов праведных» на благо революции чекисты заходили в притоны, где пьянствовали и кутили с проститутками.
Было даже несколько случаев, когда загулявшие глуповские чекисты разъезжали по Глупову на служебных автомобилях и стреляли в воздух, в ворон и в случайных прохожих. Таким, если об этом становилось известно Зойке Три Стакана, крепко доставалось по партийной линии – некоторым даже строгий выговор объявляли!
Надо сказать, что и Зойка Три Стакана не бедствовала, продовольственный паёк позволял ей жить сытно, а со всей глуповской земли ей приносили подарки ходоки: кто свежезарезанную курочку, кто поросёнка, кто пирог с капустой, кто золотую брошь – всё Зойка Три Стакана с удовольствием принимала и благодарила. Свою немалую лепту в организацию благостной жизни Зойки Три Стакана вносил и Матрёшкин, заносивший ей не только всякие вкусности, но и реквизированные драгоценности. В её роскошном особнячке, в котором осталась вся Мальвинина мебель, стали появляться милые безделушки – часы и часики, колечки с брильянтами и колье с аметистами, шкатулки позолоченные или просто инкрустированные слоновой костью и перламутром, изящные ломбардные столики и пуфики…
Спала Зойка Три Стакана на шёлковом белье, завтракала, одевшись в розовый шёлковый пеньюар, на серебряном подносе из сервиза мейсенского фарфора… Словом, быт товарища З.А.Розенбам был обеспечен полностью для того, чтобы она также полностью отдалась революционной работе. Она и отдавалась.
В соответствии циркуляром ЦК, с которым полностью согласилась Зойка Три Стакана, коммунисты могли быть преданы суду только с санкции местных партийных органов. Как тут все повалили в большевики! Число коммунистов в Глуповской губернии к 1920 году увеличилось по сравнению с 1918 годом в два раза! А поскольку все должности, на которых можно было бы воровать, занимали коммунисты, то борьба со взяточничеством и воровством была с треском проиграна – Зойка Три Стакана своих не сдавала!
Глупов в этом ничем не отличался от всей остальной России. В мае 1918 года СНК был принят декрет «О взяточничестве». Этот декрет предусматривал ответственность за дачу и получение взяток. Виновные наказывались полной конфискацией имущества и ссылкой на принудительные работы. Но, партийцы оставались безнаказанными, а строго наказывали только представителей «имущего класса». Поэтому взятки в Глупове могли брать все чиновники, имеющие в кармане большевистский билет. Если их и «ловили за руку», что бывало очень редко, они каялись и возвращали полученное в казну. Тогда их журили, и оставляли на работе с очередным «последним товарищеским предупреждением». А вот те, кто брал взятку, не будучи честным коммунистом, строго наказывались, если их ловили. Такие случаи бывали.
