Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Ты же знаешь, Кузьма Кузьмич, что я рюмок не признаю. Изволь подать стаканы!

Налили полные стаканы самогона. Первый тост произнесла Зойка Три Стакана, как командарм, но прежде всего, она строго спросила:

– Где Круглолицын?

– Тута он, – из числа собравшихся командиров вытолкнули к командарму Круглолицына.

– Ну что, Лев? Говорила я тебе, что революционная сознательность и творчество масс даст нам лучший результат, чем твоя наука? Говорила? А! Говорила! Ты-то со своей наукой планировал, что половина из нас сложит головы на переправе. Планировал? Планировал! А вот мы, революционеры, академий и штабов там разных не кончали, а вишь, как всё организовали. Вот так! Вот революционная сознательность – это наука, а не твоё пенсне!

Все дружно рассмеялись, Круглолицын пытался что-то сказать, но ему не давали, примирительно и покровительственно похлопывая его со всех сторон по спине и плечам. Зойка Три Стакана, посмеявшись вволю, вдруг стала серьёзной и вслед за ней приутихло всё командование. Придав торжественное выражение лицу, Зойка Три Стакана громко произнесла:

– За мировую революцию! Пьём до дна!

Весь командный состав выпил стаканы до дна за мировую революцию. Не успев крякнуть и вытереть тыльной стороной руки мокрые губы, командиры услышали второй тост от Зойки Три Стакана:

– За здоровье всех присутствующих! Пьём до дна, – добавила Зойка Три Стакана для тех, кто не был знаком с этой революционной традицией.

Выпили до дна, и некоторые полковники покачали в недоумении головами:

– Однако…

Не успел командный состав хрустнуть солёными огурцами и артишоками, и перестать качать головами, удивляясь Зойкиным способностям пить, как прозвучал третий тост от командира армии:

– За светлое будущее!

– До дна? – Неуверенно спросили новички.

– До дна, – твёрдо ответила Зойка Три Стакана, и опрокинула в глотку содержимое своего стакана.

Воинство быстро охмелело, и на целый день Красноглуповская армия была обезглавлена. Только Круглолицын, как начальник штаба армии, вовремя смывшийся с пьянки под предлогом организации процесса передислокации и переформирования, остался трезвым, выставил караулы и поддерживал дисциплину в допустимых пределах. А больше и не нужно было – белых на сто вёрст рядом не было, пленные белоглуповцы в массовом порядке переписывались в красноглуповцы и вливались в ряды большевистской гвардии, выпивая и закусывая вместе с красными земляками.

Позднее это действо советские историки в целом назвали «переформированием полков после кровавой битвы при Грязнушке». Кстати, во время всей этой битвы было убито четырнадцать белоглуповцев, причём восемь из них утонули или разбились, прыгая в Грязнушку. Со стороны красноглуповцев было убито два человека. Эти данные не были засекречены, но о них и не говорили в открытую, потому и возникла со временем легенда о кровавой битве с тысячами убитых.

Итак, красноглуповцы, справедливо полагая, что с белыми на глуповской земле покончено, праздновали победу, а буржуи и помещики драпали со всех ног из Глупова и Головотяпии на юг России. Во главе этой драпающей толпы нёсся паровоз, который тащил за собой массу испуганных глуповцев во главе в заламывающей руки Елизаветой, увозящей с собой не только своё личное имущество, но и «золотой запас Республики» – все ценности, которые были в распоряжении Головотяпского правительства, благодаря неусыпным трудам Толстолпузова. Сам Толстопузов с маленьком узелком личных вещей ехал этим же поездом – Елизавета прослезилась, когда увидела, что Толстопузов пришёл на вокзал с этим узелком в то время, как другие министры её правительства прибыли к вокзалу со многими чемоданами и баулами.

– Ты что ж, Толстопузов, с узелком? Где твои вещи, любезный друг?

– Прости, матушка, все мои вещи здесь, в узелке. Родные мои по делам службы уехали из Головотяпии в Европу, а мне самому много ли надо? Всё ведь отдал на службу тебе – и силы, и средства, и жизнь свою. Вот – остался с парой портков, да с парой носовых платков. Уж не гневайся, Лизушка! Гол я как сокол.

Где там гневаться! Обняла и обещала не забыть. Отдельное купе для Толстопузова выделила – вместе с отцом Сигизмундом они вдвоём и ехали весь путь, в то время как остальные члены кабинета министров ехали в купе по десять человек. Толстопузову по приказу Елизаветы выделено было особое питание и чаю вдоволь, не был забыт и Сигизмунд, в то время как остальные члены кабинета министров были предоставлены сами себе и на остановках добывали себе пропитание посредством обмена своих вещей на еду.

У Толстопузова и впрямь, кроме узелка с вещами и деньгами в узелке ничего в Головотяпии не было – всё своё и чужое имущество он заблаговременно вывез за пределы России силами своих весьма деятельных сыновей. В Швейцарии его сыновья и прочие родственники на вывезенное купили добротное поместье с большим участком земли и кожевенным заводом, завели бойкую торговлю и ждали возвращения отца-благодетеля. С собой у Толстопузова была некоторая сумма золотых, завёрнутая в тряпочку и помещённая в мякину ржаного хлеба; сумма, достаточная для того, чтобы скупить весь поезд с его содержимым и в одиночку на нём добраться до самого Парижа. Но знал об этой сумме только он, прибедняющийся министр финансов республики – бывший купец Толстопузов.

На границе Головотяпии с югом России стояли уже регулярные белогвардейские войска, и беженцы могли, пересекая границу, с облегчением перекреститься, что и было сделано в массовом порядке. К границе же подтягивались по просёлочным и столбовым дорогам и одиночные подвозы с беженцами – помещиками, буржуями и разношёрстной интеллигенцией.

Дальнейшая судьба белоглуповцев оказалась различной. Елизавета с Митрофаном благополучно вывезли во Францию всё своё имущество, где и приобрели маленький «шато» на берегу Луары недалеко от Анжера с хорошим виноградником и замечательными подвалами. Митрофан быстро переучился на производителя вин, и в этом «шато» стали производить сухие вина, но исключительно белые. В этом выборе не было никакой агрономической причины. Красные вина в этом поместье не производили и не пили исключительно из политических соображений. Любители вин сегодня хорошо знают марку белого выдержанного «Ани-Аними», которая гарантирует высокое качество и соревнуется на столах богачей всего мира по стоимости с вином «Мутон-Ротшильд».

Удивительным образом Елизавету нашёл во Франции её бывший возлюбленный Пупыркин – тот самый офицер артиллерист, который влюбил в себя юную Елизавету ещё в дореволюционной России. Он валялся в ногах у княжны, клялся в любви и отрицал всё. Даже когда Елизавета пересказала ему всё, что она слышала своими ушами в публичном доме Глупова, слово в слово, Пупыркин всё отрицал:

– Да как ты можешь такое говорить, любимая! Как я мог себе такое позволить, ты только подумай! Я, человек бесконечно любящий тебя и готовый носить на руках всю жизнь! Как это могло быть? Это был обман врагов и недругов! Это был обман слуха! Обман зрения и вообще… обман! А если я и виноват в чём, то прости! Но только не в этом. Прости, хотя и не чувствую за собой вины, но всё равно прости! Прости, что стал невольным виновником твоих страданий, прости! Я ведь тоже страдал и мучился. Когда меня разлучили с тобой, я ведь каждый день писал тебе письма! По два письма в день! Как не получала? Значит, кто-то завидовал нашей пламенной и нежной любви и мешал нам… Ах, пожалей меня, мой милый друг, я так страдал без тебя! Прости! Дай хоть побыть рядом с тобой минутку-другую… Часок – другой… Денёк – другой… Поесть бы…

И Елизавета пожалела его – недаром говорят, что женщины любят ушами. Более того они поженились и у них в браке родились детки. Правда, Елизавета держала Пупыркина в «чёрном теле», не давая ему свободных денег. Митрофан, став управляющим поместьем и винным производством, иногда от душевных щедрот давал Пупыркину пару-другую франков, которые Пупыркин и проматывал втайне от Елизаветы в городе с женщинами лёгкого поведения.

34
{"b":"687960","o":1}