Понимая, что разных «светлых будущих» быть не может, а может быть только одно «светлое», а все остальные должны быть не очень светлыми, он обратился за помощью в Зойке Три Стакана. Та, отмахнувшись от него рукой, с досадой заметила:

– Не до тебя мне и не до будущего! Вон – буржуев надо резать. Сам решай!

Обратился Кузькин и к Николаю Нидвораевичу Закусарину, как бывшему студенту и большевику из Москвы. Но Закусарин вместо конкретного ответа о том, что такое «светлое будущее» начал размусоливать – рассусоливать по принципу: с одной стороны так, а с другой стороны разэдак, а вот с третьей стороны и т.д.

Тогда Кузькин понял, что должен найти ответ сам и вновь стал читать и критиковать «Капитал» Карла Маркса, дойдя уже и до конца первой главы первого тома этого капитального труда. Поскольку каждую фразу Маркса ему приходилось перечитывать по нескольку раз, то, устав напрягаться, он просто взял и пролистал все тома «Капитала», останавливая своё внимание только на отдельных фразах, записывая их и комментируя. На такой экспресс-метод изучения «Капитала» Кузьки потратил две недели. Но поскольку у него была отличная память, то после этого он всегда мог к месту и не к месту вставить цитату из «Капитала» со ссылкой на страницу. Народ проверял – всё точно так и на той самой странице! В глазах головотяпов Кузькин стал вторым после Маркса.

Параллельно с «Капиталом» Маркса Кузькин точно таким же методом изучил и Ленинскую брошюру «Государство и революция». Последняя его впечатлила куда больше, чем «Капитал». Всё просто – диктатура пролетариата, конец буржуазной демократии, никакого рынка и эксплуатации человека человеком.

Под влиянием пролистанного Кузькин написал и издал для политработников Головотяпии небольшую брошюру под названием «Социализм как детский возраст коммунизма». Эту брошюру прочитали все руководители партийных и советских учреждений Головотяпии. И прониклись.

Что же собой представлял социализм в изложении Кузькина?

Первое. Частной собственности на фабрики, заводы, мастерские и на землю нет. Но личные вещи, а также частная собственность на мебель, тарелки, коров, лошадей, жён и прочую живность ещё сохраняется.

Второе. Деньги отменяются. Торговля отменяется. Банки закрываются. Каждому трудящемуся, в зависимости от того, как он трудился, выдаётся карточка особого рода, а по этой карточке в распределительных пунктах владелец карточки получает соответствующий набор продуктов, одежды и обуви. «От каждого по труду – каждому по способностям». За физический пролетарский труд выдаётся продуктов больше, за умственный интеллигентский труд – существенно меньше.

Кузькин утвердился в глазах всех, окружающих его, в качестве и количестве теоретика научного социализма-коммунизма. На очередном заседании РКНК Зойка Три Стакана даже отметила, что Кузькин, «пожалуй, сегодня является самым теоретически подкованным большевиком в Головотяпии».

Более того, прочитав эту брошюру, Живоглоцкий на одном из митингов заявил о том, что фаза капитализма головотяпами успешно пройдена и объявил по всей Головотяпии социализм.

– А для этого, товарищи, – вещал он с трибуны, – нам только-то и нужно, что передать в руки народа фабрики и заводы, отдать землю крестьянам, забрать банки в свои руки, отменить свободную торговлю и ввести плановое распределение товаров по труду. Деньги, товарищи, пока не отменяются, но скоро отомрут сами, поскольку распределение всех товаров отныне будет проводиться по социалистическому принципу – по карточкам. И зачем тогда деньги?

Так и сделали. Все головотяпы, за исключением крестьян, должны были принести в местные советы справки с места работы, где им в обмен на это выдавали на месяц именную карточку, где был прописан уровень трудового вклада. Например, Зойка Три Стакана получила именную карточку с номером «000». И ей ежемесячно полагалось, например, свежего мяса 10 килограммов. А те головотяпы, кто в силу возраста или иных причин не работали, получали карточку иждивенцев с номером «013». Таким на весь месяц полагалось только 0,5 килограмм мяса. Простым сотрудникам ЧК полагались карточки с номером «007» и мяса им полагалось 5 килограмм в месяц.

РКНК проводил совещания, получал декреты из Петрограда и внедрял их в жизнь, занимался переименованием улиц и площадей.

Мелкие чиновники бывшего губернаторства и временного комитета после того, как Копейкина с делегатами отправили на трудовые работы на три года по осушению болот, прилюдно покаялись в том, что поддались на провокацию вышеупомянутого Копейкина, и стали работать с удвоенной энергией на Советскую власть. Отбросив все старорежимные привычки, они стали называть друг друга «товарищ», ходить на митинги и шествия и носить военные одежды. Много хлопот доставляли им дела по финансам губернии и продовольственному снабжению. Возглавляли отдельные направления работы не столоначальники, как прежде, а комиссары из простых, но революционно настроенных рабочих, солдат, крестьян и некоторых матросов. Чаще всего они были малограмотными и не умели даже складывать двузначные числа. Чиновники же знали, как складывать и умножать, а ещё лучше они умели отнимать и делить. Среди них был особый конкурс на места в комиссии по распределению продовольственных карточек – туда шли только самые близкие и проверенные, поскольку можно было выдавать карточки на мёртвые души и, присваивая продовольствие по этим карточкам, неплохо обогащаться. Впрочем, такие должны были передавать вышестоящему начальству определённое заранее оговорённое количество карточек в счёт платы за должность.

Карточки отоваривались, а продукты продавались в подпольные кабаки и рестораны. Основными посетителями этих заведений были не столько буржуины и купцы, сколько новые советские работники. Завсегдатаями были и чекисты, которым, понятное дело, устанавливалась пятидесятипроцентная скидка, в том числе и на услуги проституток.

Попадались, правда, среди комиссаров и их заместителей представители бывшей царской интеллигенции из революционеров – учителя, врачи, студенты. Русская поговорка ведь не случайно про таких говорит: «в семье не без урода», но их было ничтожно мало, почему казна и продовольственные запасы Глупова исчезали с удивительной быстротой, да с такой, что руководители Головотяпского Совета не могли понять, что же происходит. Сами-то они находились у начала распределения еды и ни в чём не нуждались. А народ начал голодать. Деньги ещё оставались в обороте, но только на «чёрном рынке». Купцы, у которых реквизировали склады со всем товаром, ушли в подполье и организовав подпольное дело, задирали цены на свои товары.

Тогда РКНК во главе с Зойкой Три Стакана решил, что всё дело в том, что названия в учреждениях Глупова были старыми – департамент, отделение, делопроизводство и стол. Поэтому в волну переименований попали и названия структурных подразделений всех учреждений. Появились секции, части, отделы и подотделы, бюро и подбюро. Поменялись название должностей – вводились новые революционные должности – комиссар, начальник, управляющий и заведующий, их «зам» и «пом». Особенно революционно и грозно для контрреволюции звучали многочисленные сокращения и аббревиатуры. Например, заместитель комиссара по делам рожениц в Глупове сокращённо назывался Замкомпороже, комиссар управления по работе с носильщиками – Комупонос и т.п.

К сожалению, эта мера не возымела никакого действия и припасов в Глупове не прибавилось.

Следующим шагом РКНК, полностью поддержанным Глуповским советом, было решение о том, что все ценные бумаги – акции, облигации и т.п., – являются недействительными. Относительно зажиточное население Глупова имело счастье хранить свои сбережения именно в ценных бумагах, в том числе и государственных займах. Поэтому решение Совета о национализации ценных бумаг вызвало волнение в их умах. Они, было собрались нестройной толпой у здания Совета, но революционная милиция их всех арестовала и каждого в отдельности выпорола, не доводя дело до революционного суда. Обыватели стали бояться собираться большими толпами, и роптали на власть небольшими группами по два – три человека.