Его слова окончательно убили меня. Я попятилась от него.

Что-то темное промелькнуло в его глазах.

— Рано или поздно наши отношения все равно бы развалились, поверь мне. Так будет лучше.

Я подавила слезы, когда все мои защитные стены выстроились вновь. Затем посмотрела Кадену в глаза со всем презрением, на какое только была способна.

— Я не из тех девушек, которые бегают за кем-то, Каден. Ты должен был уже хорошо понять это. — Я расправила плечи. — Если ты хочешь, чтобы я ушла, я уйду. Но не думай, что я когда-нибудь вернусь.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он, наконец, кивнул.

— Я могу с этим жить.

Так что я сделала это. Повернулась и ушла, хотя мое сердце так сильно болело, что я едва могла пошевелиться.

Доун открыла дверь и удивлено посмотрела на меня. Она начала что-то говорить, но затем ее взгляд скользнул по подушке в моей руке и чемодану, стоящему на полу рядом со мной. Она сжала губы и немедленно отошла в сторону, пропуская меня в комнату. Сойер, как всегда, не было, но это мало меня волновало.

Мне было все равно.

Доун не задавала вопросов. Просто молча втащила чемодан в комнату и поставила его возле комода, а затем осторожно взяла меня за руку и повела к своей кровати. Она что-то сказала, но у меня так шумело в ушах, что я ничего не поняла. Потом Доун вышла из комнаты.

Я сидела на ее кровати, свесив ноги и разглядывая свои носки. На них были нарисованы громадные разноцветные совы. Я купила их только потому, что знала, как мама возненавидела бы их.

Доун вернулась чуть позже и поставила на тумбочку две чашки дымящегося чая. Откинула одеяло и помогла мне отодвинуться назад, чтобы устроиться удобней. Затем села рядом со мной, и я положила голову ей на колени.

Она начала говорить о всяких пустяках. О Канье Уэсте, который вновь посеял смуту в «Твиттере». О новой книге ее любимого автора. Про Сойер, которая давно уже не приводила парней. О своих планах приготовить в этом году, в кои-то веки, бабушкин рождественский джем.

И я, наконец, сдалась. Прижавшись лицом к ноге Доун и вцепившись пальцами в ее свитер, я заплакала.

Рыдала я долго. Доун не двигалась, просто накрыла меня одеялом и нежно гладила по волосам, бормоча утешения, потому что мое тело сотрясалось от рыданий, таких сильных, что у меня перехватывало дыхание.

Через какое-то время я так сильно устала, что не осталось сил даже плакать, и только молча смотрела в стену. Было такое ощущение, будто из меня вынули по отдельности все органы, а потом небрежно засунули их обратно.

Болело всё.

В какой-то момент я не могла больше держать глаза открытыми и погрузилась в глубокий сон.

Сон стал главной частью каждого моего дня в течение этой недели. Ведь это были единственные часы, когда подавляющая меня боль утихала. Я не могла есть, даже пить было трудно. Я покидала кровать Доун только для того, чтобы сходить в уборную. Университет тоже не посещала, потому что встреча с Каденом, скорее всего, убила бы меня.

Доун была ангелом. Она приносила мне конспекты с каждой лекции и копировала у Скотта записи тех семинаров, которые мы посещали по раздельности. Сойер, к счастью, появлялась в общежитии лишь изредка. Однажды днем она ворвалась очень расстроенная, но, когда заметила меня, ее лицо снова стало невозмутимым, а мгновение спустя она ушла с полным рюкзаком в руке.

В субботу Доун пришла со Скоттом, следующим за ней по пятам. Они принесли пиццу. От ее аромата у меня заурчало в животе, но когда Скотт открыл коробку, я почувствовала, как в уголках глаз собрались слезы. Все напоминало мне о Кадене. Это было смешно и ужасно, но я ничего не могла поделать. Хотя в последние несколько дней я спала больше, чем когда-либо в своей жизни, я чувствовала себя обессиленной и опустошенной.

Я впервые в жизни влюбилась. И впервые в жизни мне разбили сердце. Я понятия не имела, как справиться с этим. К тому же, осталась бездомной. Не знаю, что бы делала без Доун.

Я всегда от кого-то зависела — сначала от родителей, потом от Кадена и вот теперь от нее. Как бы я ни пыталась в последние дни отгородиться от всего, одно стало совершенно ясным: мне нужно взять на себя ответственность за свою жизнь. Пора собраться с силами.

— Мне нужна квартира.

Это были первые слова, которые я произнесла с тех пор, как появилась у двери Доун. Некоторое время я смотрела на выцветший ковер, а затем подняла взгляд, чтобы посмотреть на своих друзей.

— Мне нужна квартира.

Скотт открыл и закрыл рот, словно рыба, выброшенная на берег. Видимо, он не ожидал, что сегодня я нарушу свое молчание. Доун тоже, казалось, удивилась. Она положила свой кусок пиццы обратно на тарелку, которая лежала у нее на коленях.

— Ты можешь оставаться здесь столько, сколько хочешь. Проверки устраивают редко, а если что, мы притворимся, что ты моя соседка. Я имею в виду, что Сойер почти здесь не бывает, — пробормотала она. Было видно, как она счастлива от того, что я наконец-то заговорила. — Особенно после того, как ей однажды в последнюю секунду пришлось прятать парня под кроватью.

Скотт посмотрел на половину комнаты Сойер, которая была полной противоположностью половины Доун — вместо наполненных книгами полок и обклеенных разноцветными картинками стен, у нее все было в черно-белых тонах и довольно минималистском стиле.

— Но ведь там совсем крошечная кровать, — удивился Скотт.

Доун энергично закивала.

— Верно. А теперь представь, пожалуйста, что там прячется шкаф под метр девяносто. Сложившийся как футболка.

Я почувствовала, как мои губы дрогнули. Чуть-чуть, но Скотт и Доун это заметили.

— Милая? — робко спросил Скотт, но не настолько осторожно, чтобы выставить меня в смешном свете.

— М-м?

— Хочешь поговорить? — спросил он.

Уже некоторое время я думала об этом. Боль немного притупилась, но все внутри меня ощущалось холодным и пустым.

— Не знаю, — честно ответила я, потирая грудную клетку. Мое сердце пропустило удар.

— В любом случае, у тебя есть мы. Всегда. Просто чтобы ты знала.

Доун так сильно закивала, что ее волосы разметались вокруг головы.

Я сделала несколько глубоких вдохов и вновь уставилась на ковер. В моей жизни многое произошло. Долгие годы я чувствовала себя одинокой, не способной никому доверять. Все мои дружеские отношения были поверхностными, благодаря плохому опыту общения с людьми, и поэтому обычно я держала всех на расстоянии.

Но с тех пор, как поселилась в Вудс-Хилле, все изменилось. Я изменилась, стала совсем другим человеком. Более самой собой, чем когда-либо прежде. И неважно, насколько сильную боль причинил мне Каден. Я училась на своих ошибках и теперь знала, что лучше говорить о проблемах, нежели скрывать их. Иначе рано или поздно они вырывались наружу с разрушительной силой.

Мне больше не хотелось быть сломленной.

Поэтому я соскользнула с кровати, пересела на пол к Доун и Скотту и начала говорить. Мне понадобилась вся моя сила воли, чтобы открыться, ведь я не привыкла делиться, но я сделала это.

Я рассказала им про своих родителей и о моей жизни в Денвере. И вкратце про Андерсона. Про ужасную встречу на День благодарения. Также рассказала им про брата Кадена. И как тот менялся с каждым мгновением, хотя мы стали так близки. Пока говорила, прерывисто и коряво, я поняла, насколько правильным было рассказать все Доун и Скотту. Я доверяла им.

А когда закончила, Доун придвинулась ко мне и нежно обняла. Скотт же взял мою ладонь и крепко сжал ее.

— Ладно. Во-первых, — уверенно начала Доун и схватила меня за плечи, не обращая внимания на повязку на правой руке, — Элли, я думаю, что все происходит не просто так. Если бы всего этого не случилось, ты бы не сидела сейчас здесь с нами. Мы бы никогда не встретились. Возможно, ты бы никогда не нашла в себе мужества следовать за своей мечтой. Возможно, ты никогда бы не решилась сказать своей матери, что хочешь стать учителем. И ты бы не влюбилась.