«Синенькая», – с удовольствием подумал он, подлетая к своему временному убежищу. И тут же, как водится, был обстрелян местными аборигенами из допотопных снарядов большой дальности. Но они, как ни странно, попали.

– Вот и конец, – проскрипел в последний раз умный капутор, отключаясь. Хотя Чайник мог поклясться, что первая буква его приговора звучала как «п», а последняя – как «ц».

«Вот пальнуть бы им в ответ пару раз, мало бы не показалось», – подумал он мстительно, но тут же вспомнил, что нечем.

Тогда он вручную начал уводить свою посудину вдаль от беспокойного места, похожего на кривые песочные часы.

«Керосин на исходе, – взглянув на индикатор топлива, подумал он, – вот дьявол»!

Как же ему здорово повезло, что он тогда не подал руль направо. Иначе бы его ждала бесконечная пустыня и полупустая бочка со спивом. Но пронесло, и еще немного пролетев, он умело плюхнулся недалеко от местного поселения аборигенов на другом континенте. Привычным движением он приладил к уху незаменимый в его бесконечных странствиях переводчик–транслятор языка, способный переводить любую чушь, когда-либо выпускаемую по ветру разумными существами. И направился к населенному пункту.

– Слушай, Вась, а чего это он себе на ухо серьгу нацепил, – были первые осмысленные им слова, произнесенные одним из аборигенов, подходящих к нему, – не голубой ли?

– Да нет, голубые так не одеваются. Москвич, наверное.

– А рожу ты его видел? – спросил второй у первого, с трудом фокусируя резкость. – Что-то она мне кого-то напоминает.

– Агронома нашего?

– Да нет. По телеку я этого видел третьего дня. Друг, а это не твой трактор за околицей валяется?

– Мой, – честно ответил Чайник, а про себя подумал: «Как же я мог забыть включить маскировку!»

– Вспомнил! Гена, точно Гена. Привет Гена, а я – Вася. А этот дебил – мой товарищ Федя.

«Ну, Гена, так Гена, – подумал Чайник. – Вот и разобрался я с этой шарадой. Местное мнение надо уважать. Им, аборигенам, виднее».

О событиях нескольких последующих дней Гена не помнил ничего. То есть почти ничего, поскольку обрывки воспоминаний иногда мелькали у него в голове. Но уж больно фантастические.

Вспомнилось, как он вместе со своими новыми приятелями сидели на завалинке и пели тягучие песни о главном. Пели, конечно, они, а он, не зная слов, протяжно подвывал в такт красивым мелодиям.

И еще вспомнилось, но уже совсем непотребное. Как полуголые деревенские девки без трусов прыгали через костер возле его дома. Гена вечерами сильно мерз, поэтому был вынужден, если позволяли силы, палить его каждый вечер. Грелся он так.

Очень скоро в местном магазине закончилось вкусное земное пойло, и Гена попробовал на свой страх и риск угостить своих новых друзей керосином из бака с горючим. Керосин пришелся всем по вкусу.

– Отличный самогон, – сделал свое авторитетное заключение абориген Вася, – забирает!

К концу второй недели он перезнакомился уже со всей деревней. Затем с соседней и еще несколькими в округе. Народ шел к нему толпой, звеня трехлитровыми банками. Многие, не в силах донести ценнейший груз до дома, оставались тут же. Подтягивались люди и из местного райцентра. Таким образом, к концу первого месяца своего пребывания в этом диком мире, он стал уже местной достопримечательностью.

Да, вспомнилось, вдруг. Хвост свой Гена к концу второй недели на Земле обнаружил. Тот, как оказалось, все время торчал у него именно оттуда, откуда и должен был торчать. То есть – из его жопы.

«Ну, значит не судьба, – философски подумал он, – Буду теперь рептилоидом».

«Какая же у них высокая толерантность, – подумал Гена о людях. – Пофиг им на мой хвост и морду. Хотя, я и не на такие рожи успел уже здесь насмотреться».

И все бы ничего, но местные дети настойчиво требовали у него построить для них качели. Даже угрожали расправой в виде отрубания хвоста. Пришлось им уступить, в качестве культурного обмена.

Но все хорошее, когда-то заканчивается. Закончился самогон и у Гены. И вот тут у всех началась ломка.

С приходом ломки на него накатили беспокойные мысли о своей будущей судьбе, поскольку его звездолет был в конце второй недели его пребывания здесь обнаружен местными сборщиками металлолома и успешно ими утилизирован. Уцелел только бесполезный бортовой пластиковый капутор. Любимый его чайник тоже свистнули.

Общение с местной публикой складывалась как нельзя лучше. Небогатый и легко запоминающийся язык. На первых порах его немного смущало то, что его переводчик очень часто глючил. Лишь немного погодя он понял, что эти глюки были связаны отнюдь не с болезнью его электронного партнера. Оказывается, это были, всего-навсего непереводимые идиомы, которые людям полагалось вставлять в свой разговор. Как для связки слов, так и по отдельности. При желании можно было вообще заменить одним словом целое предложение или эмоцию. Положительную или отрицательную.

«Хорошая придумка. Надо выучить и научиться правильно применять эти нужные слова», – подумал он и начал грамотно вставлять их в разговор. После чего весь народ его уже окончательно зауважал.

Хочется заметить, что его и до этого уже уважали. Ведь как иначе можно было расценить тот факт, что ему, по прибытию на Землю, выделили ничейный сарай на окраине села. Похожий как две капли воды на те, в которых жили его новые друзья.

А потом он починил единственную колхозную молотилку, и тут началось! Поутру к нему заявилась целая толпа относительно трезвых односельчан и предложила должность председателя колхоза.

– Наш-то уж второй квартал не просыхает, сволочь. Трудодни никто не отмечает. Отчеты наверх не сдает. Оттого и премии нет. Выручай, ты же технически грамотный, справишься.

Гена был тогда безмерно удивлен, так как этот монолог произнес друг его Василий, который даже трезвый больше трех слов в минуту не произносил. Правда, дополнительные «связки» звучали сейчас в его разговоре как барабанная дробь через каждое слово, а иногда и чаще.

– И что это за работа такая? – спросил он с подозрением на подвох.

– За девками незамужними бегать, хвоста всем крутить за невыполнение плана, отчитываться потом перед начальством.

– А можно сразу в начальство податься, чтобы хвосты не крутить? – с надеждой задал он вопрос.

– Можно, но нужно, чтобы тебя заметили, – ответил мудрый Вася, сворачивая самокрутку с махоркой.

«За девками бегать, это еще туда-сюда, но хвосты крутить! Нет, эта работа не по мне, да и что это за такое – «хвосты крутить» я не знаю. Наверное, очень не престижное занятие. Да и больно, – он с любовью посмотрел на свой, – Нет, точно откажусь. Лучше, пока лето, грамотой овладею».

Училка ему попалась добрая, единственная в их большом селе, и никем не обласканная.

«Нет, – подумал он тогда, – никаких тесных отношений до тех пор, пока не разберусь что здесь к чему».

– В город хочешь податься? – обиделась она. – Ну да, там, таких как я, хоть пруд пруди. А у меня тепло, и осень уже не за горами. Не передумаешь?

Гена не передумал, но в город не подался.

«Засвечусь я там, как пить дать, – подумал он, и остался на селе.

– Слышь, Вась, а что у вас начальники делают? – спросил как-то Гена своего приятеля.

– А ничего они не делают. Сидят в своих кабинетах и посылают всех на …

«Вот такая работа мне точно нравится», – размечтался практичный рептилоид.

– Паспорт тебе надо новый справить, – заметил его друг Василий, когда они оформляли трудодни у второго его друга – Феди, нового председателя. – Твой-то вместе с трактором утерян. Зараза, вот встречу я как-нибудь этого Макара и ноги ему пообломаю. Позарился, хрен собачий на чужое добро!

– Получите и распишитесь, – сказал Вася, смотавшись на два часа в местную шарагу, изготавливающую визитки. – Вот тебе сразу два: отечественный и заморский.

– А на хрена мне заморский? – спросил Гена, вертя в руках красные книжицы паспортов с крупными на надписями «СССР» на обложках.