Адоэль оставила Минори в хранилище артефактов и прошла в соседнее помещение.
Здесь хранились самые разнообразные припасы, какие только могли понадобиться в длительном путешествии. Ангел взяла с полки походной мешок и набросала в него первой попавшейся снеди.
Закинув его за спину, девушка уже собиралась покинуть комнату, когда заметила Гейна. Тот сидел в углу с таким же мешком, только наполненным под завязку, и что-то тихо бормотал.
Адоэль нехотя признала, что уже позабыла о его существовании, ведь за той же с трапезой каппа не произнес и единого слова. Ангел подошла к нему, и, наклонившись, заглянула в глаза. Они были большие и водянистые – будто перед девушкой сидела рыба, а вовсе не человек.
– Гейн? – позвала она.
Каппа поднял голову, скользнул по Адоэль взглядом, и сосредоточил его на точке, где-то позади нее.
– Гейн не причинит ему зла. Гейн хотел помочь, привел мальчика домой, – старик говорил быстро и тихо, поэтому девушке пришлось напрягать слух, чтобы услышать каждое слово.
– О чем это ты? – Адоэль нахмурилась.
Каппа ее будто бы не слышал, но через секунду-другую посмотрел на собеседницу, и на этот раз взгляд его был более осознанным.
– Гейн пригодится вам. Гейн будет полезен, – сказал он громко и отчетливо, после чего вновь принялся что-то бубнить себе под нос.
Адоэль постояла возле странного старика еще некоторое время.
Однажды она уже видела человека в подобном состоянии. Так на Земле проявлялась одна весьма редкая болезнь. У ее носителей разум – по крайней мере, та его часть, которая отвечала за восприятие окружающего мира – находился в таких непредставимых глубинах сознания, что в их существование мало кто верил. Поэтому людям, необремененным знаниями, было проще не замечать в подобных людях интеллекта вовсе, считая их сумасшедшими, чем признавать их уникальность.
А ведь они, носители этой болезни, резко выделялись на общем фоне мирных обывателей. Все они, и каждый по-своему, добивались колоссальных успехов в тех или иных науках, и если бы не недуг, сводящий их социальную значимость практически к нулю, то эти люди могли бы стать выдающимися личностями, способными кардинальным образом изменить мир.
Несмотря на это, большинство лекарей даже не пытались лечить таких людей, зачастую отрицая само существование подобных хворей, а те знахари, что были наиболее набожны, и вовсе объясняли подобное поведение больного происками нечистой силы. Лишь немногие светлые умы, искушенные во врачевании, могли правильно диагностировать болезнь, но и только. Помочь своим необычным пациентам они были не в силах.
Не помогала в этом вопросе даже магия. Чем бы ни был этот недуг, он находился не столько в организме больного, сколько в его разуме. А разум людей был столь же хрупок и уязвим, сколь сложен и многогранен. Любые отклонения от его нормального состояния приводили к самым неожиданным последствиям, а иное воздействие извне могло полностью разрушить систему человеческого мышления, созданную самой природой.
Гейн был похож на людей с таким заболеванием. Он точно так же уходил в себя и переставал замечать что-либо вокруг.
Но разве стихийные духи схожи с людьми и могут страдать от тех же заболеваний? Адоэль не знала. На Земле все виды духов существовали вне физических тел.
Интересно, а из какого мира был родом каппа? Эоны ничего не говорили про родину Защитников. Для них ангел, гнолл и другие были лишь воинами, которых они отправляли в бой, возможно последний в их жизни.
Ангел решила при возможности разузнать больше про Гейна. Она не могла объяснить почему, но он ее заинтересовал.
Правда, возможность расспросить о каппе его самого девушка сразу же отклонила. Ответит ли он на ее вопросы, или попросту продолжит бормотать нечто, понятное одному ему?
Отчего-то ангел не хотела это проверять.
* * *
На приготовления к предстоящему походу Адоэль потратила всего пару минут. Легкий, практически невесомый мешок с провизией висел за спиной, а оружие и артефакты ей не требовались.
Зачем нужен меч, пусть даже и искусно сработанный, если девушка может в любой момент призвать из преддверий Небесного Царства надежнейший из клинков, и тот, преодолев любые мыслимые пространства, уже в следующее мгновение окажется в ее ладони?
Артефактами же Адоэль никогда не пользовалась – если она не могла выиграть сражение мечом, то пускала в ход магию. Ангел черпала силы от солнечного света, и при необходимости могла с равным успехом превратить его лучи в надежную защиту или разящее оружие.
Теперь Адоэль ничего не оставалось, кроме как ожидать, пока остальные Защитники закончат с подбором экипировки и припасов. Девушка прислонилась плечом к стене, устремив свой взгляд в окно.
И невольно замерла, увидев поистине колоссальных размеров сферу.
Она висела в воздухе, заслоняя собой практически все осязаемое пространство. Ее поверхность напоминала обычное стекло, разве что толщиной с крепостную стену. Внутри медленно двигалась какая-то густая субстанция мертвенно-зеленого цвета. Вещество то накатывало на стенки сферы, подобно морским волнам, то сворачивалось тугой спиралью, а в самом ее центре возникали причудливые изломы и узоры.
Адоэль прижалась лбом к стеклу, пожирая глазами странный объект. Но стоило девушке сфокусировать взгляд на сфере, как она тут же исчезла. Не растаяла в воздухе и не подернулась дымкой, а именно исчезла, в один неразличимый даже для падшего ангела миг.
Девушка удивленно заморгала, продолжая всматриваться в небо, такое яркое и столь насыщенного цвета, какого не могло существовать в обычном мире.
– Что же это все-таки за место? – невольно произнесла вслух Адоэль.
– Хаос, – сказал кто-то за ее спиной.
Ангел обернулась и увидела стоявшего рядом с ней Эона. Атласная подушка, восседая на которой, он парил по залам башни, сейчас отсутствовала. Заметно короче стала и его борода, теперь едва достававшая старику до колен.
– Точнее, его ближайшие к Террене пределы, – пояснил он.
– Вы изменились, – только и ответила девушка.
– Я не люблю, как мои братья, постоянно летать под потолками. – Старик пожал плечами. – А это, – добавил он и коснулся своей бороды, – сущий пустяк, доблестная Адоэль.
– Вы сказали, что ваш мир – это Хаос. Как такое возможно? Я полагала, что Террена надежно защищена от него, а главной опасностью для нашей реальности является Бездна.
– И да, и нет. – Эон говорил непринужденно, сопровождая речь активной жестикуляцией. Это было так не похоже на то, с какими каменными лицами он и его братья вели диалог прежде.
– Поясните! – потребовала Адоэль.
– Боюсь, слов для этого может оказаться недостаточно. Но… так и быть. Когда мы с братьями осознали свое существование, Террена была уже сформирована, и да, она имела непроницаемую защиту от первозданного Хаоса. Но только не здесь, не на этом клочке пространства. Мы не знаем почему, но в этом небольшом мире граница меж двумя началами была так тонка, что Хаос со временем мог легко прорвать ее, и тогда под его напором рухнули бы все миры.
И поверь, Адоэль, никакие твари Бездны не сравнятся с той мощью, какой обладает сила, лежащая за пределами нашего мироздания. Бездна же… она как отражение Террены, ее темная сторона. Она враждебна для обитателей миров, но без них существовать не сможет.
– Тогда зачем Зверю пытаться уничтожить наш мир?
– Почему бы тебе не спросить это у него при встрече? – усмехнулся Эон. – Мы с братьями стали хранителями этого места. Обладая властью над самим временем, мы закольцевали его, заставив каждый следующий миг повторять предыдущий. Это никак не влияет на живых существ, но изменяет созданное Абраксасом пространство до неузнаваемости. Однако Хаос, Адоэль, это слепая мощь, рвущая и крушащая все на своем пути. Он просачивается через установленный нами барьер, постоянно изменяя это место, как и нас с братьями.
– Поэтому вы не можете покидать этот мир?
– Совершенно верно. Точнее, можем, конечно, но ненадолго и не все вместе. К тому же на нас действуют некоторые… ограничения. Подозреваю, что создал их сам Абраксас. Таким образом, мы можем направлять свою силу исключительно на созидание или разрушение. Стоит нам отступиться от единожды принятого решения, и мы попросту перестаем существовать.
