– Что-то потерял, Костенька?
– Совесть, мам.
– Да ладно!
– Точно тебе говорю. Вот как ты тут жила одна?
– Ну, как? Скучала только сильно. А так – хорошо жила. Ой, Костик, я тут с одной девушкой познакомилась, такая умничка, золото просто. Она мне телефон…
– Мама! Хорош меня сватать, как красну девицу. Тем более, что девица у меня есть, и я сам её сватать пойду.
– Оксанка, что ли?
– Слышала о ней?
– Да о ней ничего не слышала – сидит дома, учится, диплом скоро получит. А вот о бате её во всех бухтах гудят. Широко развернулся Яков Савельич. Уже и в Севастополе магазин его с ресторанчиком, а скоро и отель откроют, уже строят.
– Да уж. Мистер Твистер.
– Ну, мистер не мистер, а дочь он за тебя не отдаст. Да и она к нам разве пойдёт? Что? Прямо так сильно любит? До беспамятства? Да и балованная она.
– Зря ты так, мама. Оксана меня любит. И я её. Так что завтра я к ней поеду.
– В Ялту? Так это ж ты ко мне на один день всего? Костенька!
– Ма, мне же на работу возвращаться, а потом ещё что-то более стоящее искать. А за Оксану с её отцом заранее надо договариваться.
– Поняла-поняла. Ладно. Только ты не пропадай теперь. Звони.
– Я позвоню, мам…
Иногда очень остро ощущаешь течение жизни, внезапно остановившись посреди движущейся толпы.
Поток чужих людей, спешащих мимо, подчёркивает ваше собственное одиночество. Кажется невероятным, что в этой толпе и вообще в мире, среди совершенно посторонних вам людей есть родственная вам душа, ваша половинка души, готовая стать с вами единым целым и двигаться дальше в одном направлении, разделить ваши мысли и чувства, разделить вашу судьбу.
Он выдернул её из толпы студенток и отвел за угол.
– Костик!
– Оксана!
Поцелуй вышел долгим и смачным.
– Так ты приехал?!
– Как обещал.
– Вообще-то ты не так обещал, – поджала она губы, – обещал с победой.
– Оксана. Я это и сделал, чтобы победить. Бес попутал. Но теперь спортивная карьера закончена. Я заново буду строить свою жизнь, и хочу построить её с тобой. Ты согласна? Согласна выйти за меня замуж?
– Конечно! Хоть сейчас! Но вот папа.
– Я приехал в Ялту, чтобы поговорить с твоим отцом.
– И что ты ему скажешь?
– То же, что и тебе. Что люблю, что буду жить и работать ради твоего благополучия. Как думаешь – отдаст?
– Не отдаст! Но мне его согласия не нужно. Убежим с тобой, как брат, и сами будем жить!
– Нет, Оксана. Этого не будет. Я один раз в жизни нарушил правила. Ничего хорошего из этого не вышло. Теперь я хочу всё сделать, как положено. Приду к Якову Савельичу и Анне Тарасовне и буду просить твоей руки.
– Да они откажут!
– Вот когда откажут, тогда и начну за тебя партизанскую войну. А пока – давай прогуляемся!
– Давай! По набережной! А потом в «Апельсине посидим»!
– Ну, идём.
На дорогущий «Апельсин» он не рассчитывал, но, в конце концов, она же дочь мистера Твистера, откуда ей знать о его расчётах.
И вообще, ему до разговора с будущим тестем надо ещё придумать, чем он будет заниматься, чтобы обеспечить его дочке достойный, а, главное, привычный образ жизни…
Музыканты чего только не видят, выступая на различных площадках.
В центре зала современного ресторана, расположенного под крышей дорогого отеля, танцевала удивительная пара.
Оба оставили юность далеко позади, у обоих мерцали в тёмных волосах серебряные нити, оба были с иголочки и довольно экстравагантно одеты. Отличала их грация: мужчина двигался с кошачьей плавностью, а у его дамы движения были короткие, резкие, напряжённые. Присмотревшись, можно было выявить причину – у неё почти не гнулось колено правой ноги. Зато её глаза и быстрые улыбки рассказывали больше, чем его танцевальные па. На последних аккордах мужчина в белом смокинге с чёрной бабочкой на хвосте волос элегантно, но крепко взял под руку свою даму в облегающем белом платье с чёрным кружевным болеро, на котором лежали длинные гладкие волосы, и подвёл к столу.
– Слушай, а давай в баре посидим!
– У нас же столик есть.
– А я хочу в бар, – и она надула губы.
– Чтобы сидеть у всех на виду и ещё наклюкаться?
– Ага!
– Ну, идём. Только чур, наклюкаться по-настоящему, чтобы я мог отнести тебя домой на руках.
– Ты не Чегодаев, ты Хоботов, – шепнула она и пошла к бару, балансируя на высоченных каблуках, идём, эротоман, закажешь мне выпивку.
Он хмыкнул, подозвал официанта, расплатился и пошёл за ней к бару…
Костик договорился с Оксаной, что завтра придёт к её отцу, проводил её и пошёл прогуляться по вечерней Ялте. Он давно не был в Крыму, на Южном берегу, в Ялте, особенно весной, когда туристов ещё мало и город дышит свежестью.
На набережной они уже были с Оксаной, но, петляя по ночной Ялте, он снова вышел к морю и встал у края берега.
Шум волн не заглушали ни разговоры людей, ни звуки моторов катеров, ни крики чаек. Он прикрыл глаза и прислушался. Сначала это был просто гул, а потом он отчётливо, как в детстве, услышал, как море говорит с ним, как журит и успокаивает, и как шепчет ему что-то умиротворяющее и доброе…
Яков Савельич недобро зыркнул на горничную. Впустила, дура! А вот сам виноват – не предупредил прислугу загодя. А с другой стороны, лучше сам сейчас раз и навсегда отошьёт голодранца от своей кровинки.
– Ну, проходи, Константин Валентинович, проходи. Мы отобедали уже, так что извини, к столу не приглашу, в кабинет сразу иди.
– Спасибо.
Кабинет Якова Савельича был по сути второй гостиной дома, потому что от кабинета здесь был только стол, да и то не письменный, а малый обеденный, всегда накрытый на четыре персоны, да на тумбочке у дивана стоял ноутбук, прикрытый вышитой салфеткой. Книг здесь никаких не было даже для вида, зато были два встроенных, спрятанных за картинами, сейфа: поменьше – для денег и документов, побольше – для оружия, которое хозяин любил, и с которым охотился.
– Присаживайся, – предложил хозяин незваному гостю, – Выпьешь?
– Нет. Спасибо.
– А то выпил бы. Теперь же сухой закон соблюдать не надо.
– Дело не в этом. Я пришёл поговорить, Яков Савельич.
– А о чём? О чём нам с тобой разговаривать? Вовсе и не о чем.
– Но я Оксану…
– А вот Оксанку мою не трожь, – поднял палец отец, – не по Сеньке шапка, и не по тебе моя Оксанка.
– Я люблю её, – глухо сказал Костик.
– И я люблю. И любой полюбит, кто увидит. Да только любить мало. Надо беречь. Баловать надо. Обеспечивать надо, как королеву. А ты у нас кто? Никто.
– Яков Савельич!
– Никто и звать тебя никак! Раньше у тебя хоть имя было, а теперь что? Константин Рогов – спортсмен, опозоривший страну допингом! И хочешь, чтобы Оксана, девушка из уважаемой семьи взяла в ЗАГСе эту фамилию? Да ни за что!
– Я это ради неё сделал, – глухо сказал Костик.
– Вот что ты за мужик? Вляпался в дело, об… то есть, провалился, так хоть на бабу не кивай!
– Я не киваю. Я вам объясняю, что ради Оксаны я на всё готов.
– А мне твоя боеготовность побоку. Меня боекомплект интересует, а у тебя его нету. У тебя вообще ничего нету: двушка с мамой в Севастополе, хорошо хоть в центре, да однокомнатная холостяцкая берлога в спальном районе в Подмосковье.
– И машина.
– Машина, – передразнил отец, – а жить с моей дочерью ты где будешь? В машине?
– Я… я найду работу и через год встану на ноги. Вы пока тоже подготовитесь к свадьбе.
– Вот ты чудной! Всё о свадьбе! Да не будет никакой свадьбы!
– Как это не будет, папа? – спросила Оксана, входя в кабинет.
– Оксана! – хором сказали мужчины.
– Доченька! – заглянула в кабинет Анна Тарасовна, – о, привет, Костик, – доченька, мужчины разговаривают, не будем им мешать.
– Да будем, мама! Слышу я, о чём они разговаривают!