– Не надо было рвать брюки! – обратился к собаке Грег. – Они обошлись мне в пять долларов, шелудивая тварь.

Пора уносить ноги. Ему не поздоровится, если этот деревенский олух с женой и шестью детьми вернутся из города на «студебекере» и увидят своего издыхающего пса у ног незваного коммивояжера. Он потеряет работу. Компании «Американский праведный путь» не нужны коммивояжеры, убивающие собак христиан.

С нервным смешком Грег сел в машину и быстро дал задний ход. Добравшись до дороги, разрезавшей кукурузное поле ровной линией, он устремился на восток и вскоре мчался со скоростью шестьдесят пять миль в час, оставляя за собой длинный шлейф пыли.

Терять работу отнюдь не входило в его планы. По крайней мере сейчас. Он неплохо зарабатывал: помимо уловок, отлично известных компании «Американский праведный путь», Грег разработал несколько своих, о которых не знал никто. Ему было грех жаловаться. Постоянные разъезды, связанные со сменой обстановки, новые знакомства, много… девчонок. Казалось, жизнь удалась, правда…

Правда, этого ему было мало.

Он продолжал путь; голова разламывалась. Да, этого ему было мало. Грег чувствовал, что родился для большего, чем разъезжать по Среднему Западу, торговать библиями и подделывать накладные ради пары лишних долларов в день. Он чувствовал, что родился для… для…

Для величия!

Да, именно для этого! Несколько недель назад Грег затащил на сеновал девчонку. Ее родители уехали в Давенпорт, набив машину цыплятами для продажи, и она сначала предложила ему стакан лимонада, а потом пошло-поехало. Когда все кончилось, девчонка заявила, будто в сексе он ничем не отличается от проповедника, и тогда Грег залепил ей пощечину. Почему – и сам не знал. Просто дал пощечину и уехал.

Вообще-то не совсем так.

Он ударил ее три или четыре раза. И остановился, только когда она начала кричать и звать на помощь. Каким-то образом ему все же удалось помириться с ней, для чего Грег пустил в ход все обаяние, каким наградил его Господь. Тогда голова тоже разболелась, а перед глазами запрыгали разноцветные точки, и он решил, что это из-за невыносимой жары на сеновале. Однако причиной головной боли была не только жара. Грег почувствовал то же самое и на пятачке перед домом, когда собака разорвала его брюки: им овладело нечто темное и безумное.

– Я не псих! – громко произнес он и, опустив стекло, вдохнул полной грудью раскаленный летний воздух, пахнущий пылью, кукурузой и навозом. Включив радио, Грег поймал песню в исполнении Пэтти Пейдж. Головная боль немного стихла.

Главное – уметь держать себя в руках и не подмочить репутации. Тогда ему никто не страшен. И он постоянно совершенствовался в этом. Ему уже не снился так часто отец в сдвинутой на затылок шляпе и ревевший:

– Ты – мерзкий и ни на что не годный подонок и сопляк!

Ему это снилось все реже, потому что перестало быть правдой. Грег уже не сопляк. В детстве он действительно часто болел и был хилым, но теперь вырос, окреп и заботился о матери…

А отец умер и ничего этого не видел. Грег не мог заставить его отказаться от своих слов, потому что тот погиб при взрыве на нефтяной вышке. Но ему ужасно хотелось откопать отца и, вытащив из могилы, высказать в обезображенное лицо все, что накипело, а потом наподдать так… как тому псу!

Голова снова заболела, но уже не так сильно.

– Я не псих! – снова громко повторил он, но его слова заглушала музыка. Мать всегда говорила, что Грег родился для чего-то большого, великого, и он искренне верил этому. Нужно просто постоянно держать себя в руках, не совершать проколов – вроде пощечин девушке или избиения собаки – и дорожить репутацией.

В чем именно заключается его величие, он узнает, когда пробьет час. В этом Грег не сомневался.

Он снова вспомнил о собаке; на этот раз с равнодушной улыбкой, без насмешки и сострадания.

Впереди его ожидало величие. До него еще далеко: конечно, сейчас Грег слишком молод, но в этом нет ничего плохого, если понимать, что все придет со временем. И верить, что рано или поздно мечта осуществится. А он верил в это.

И да помилуй Господь и сынок его Иисус всех, кто окажется у него на пути!

Грег Стилсон выставил в окно загорелый локоть и начал насвистывать песню, звучавшую по радио. Нажав на газ, он увеличил скорость до семидесяти миль в час, и старенький «меркьюри» помчался по прямому как стрела проселку в штате Айова к тому будущему, которое ждало Грега впереди.

Тот вечер запомнился Саре маской и необычайным везением Джона на «Колесе фортуны». Однако впоследствии, в те редкие дни, когда ей удавалось вернуться к событиям той ужасной ночи, она обычно вспоминала только маску.

Джонни жил в многоквартирном доме на Кливс-Миллс. Сара приехала без четверти восемь, поставила машину за углом и позвонила в дверь подъезда. Они решили, что поедут на ее машине, потому что свою он отогнал в Хэмпден, чтобы отремонтировать в мастерской Тиббетса: вышел из строя подшипник колеса или что-то в этом роде. Джон сказал ей по телефону, что ремонт обойдется дорого, и тут же засмеялся таким знакомым смехом. Сара заливалась бы слезами, коснись это ее машины или кошелька.

Она прошла через вестибюль к лестнице мимо доски объявлений. Обычно та была вся утыкана рекламой мотоциклов, стереосистем и машинописных работ, просьбами подвезти в Канзас или Калифорнию, поисками попутчиков для поездки во Флориду, чтобы меняться за рулем и оплатить бензин в складчину. Но сегодня основную часть доски занимал большой плакат с надписью «Забастовка!». На нем был изображен сжатый кулак на багровом фоне, символизировавшем пламя. Стоял конец октября 1970 года.

Джонни жил на втором этаже, и окна его квартиры, которую он шутливо называл «пентхаусом», выходили на улицу. Возле них можно было стоять в смокинге – совсем как Рамон Наварро[3]! – держать в руке пузатый бокал с десертным вином и наблюдать за бурлящей внизу жизнью городка – снующими такси, переливающимися неоновыми рекламами и жителями, расходившимися по домам после спектаклей и фильмов. В городе насчитывалось почти семь тысяч этажей, и это был один из них.

По сути, Кливс-Миллс представлял собой главную улицу с единственным светофором на перекрестке, переключавшимся на мигающий желтый после шести вечера, парой дюжин магазинов и маленькой фабрикой по пошиву мокасин. Как и в большинстве других городков, окружавших Ороно, где располагался Университет штата Мэн, основным источником доходов в Кливс-Миллс являлись студенты, которым было нужно пиво, вино, бензин, рок-н-ролл, закусочные, наркотики, бакалея, жилье и кинотеатры. Кинотеатр назывался «Тень», и во время учебы там крутили некоммерческие фильмы и ностальгические ленты сороковых годов. Летом же репертуар составляли снятые в Европе вестерны с Клинтом Иствудом в главной роли.

Джонни и Сара окончили университет год назад, и оба преподавали в старшей школе Кливс-Миллс – одной из немногих еще не структурированных в окружную систему образования. Студенты, преподаватели и сотрудники администрации университета снимали в Кливсе жилье, и город неплохо жил на собираемые налоги. Старшая школа хорошо финансировалась и недавно обзавелась новенькой пристройкой с отличной библиотекой. Порой обыватели недовольно брюзжали по поводу университетской публики с ее заумными разговорами, антивоенными маршами и вмешательством в городские дела, но никогда не возмущались потоком налоговых долларов, ежегодно стекавшихся в казну за уютные профессорские особнячки и многоквартирные дома, располагавшиеся в районе, который одни студенты называли «Голубым раем», а другие – «Бесстыжим кварталом».

Сара постучала в дверь, и Джонни ответил странно приглушенным голосом:

– Входи, Сара, открыто!