Христианин тот, и только тот, кто признает для себя обязательным восстановление нарушенной гармонии духа и жаждет того, чтобы разум его, подчиняясь любви, властвовал над ощущениями, кто искренно желает восходить по ступеням нравственной лестницы, указанной нам апостолом Петром, который говорит: Покажите в вере вашей добродетель, в добродетели рассудительность, в рассудительности воздержание, в воздержании терпение, в терпении благочестие, в благочестии братолюбие, в братолюбии любовь[171].

Христианин тот, и только тот, кто признает не только возможным, но и обязательным, чтобы параллельно с восстановлением христианской гармонии в душах организовался на основах христианской гармонии и весь строй жизни семейной, общественной, государственной и международной, чтобы параллельно восхождению духа по ступеням нравственной лестницы, указанной нам апостолом Петром, возвышался бы, очищаясь и освящаясь, и весь строй жизни.

Христианин тот, и только тот, кто сердцем понимает, что нельзя удовлетвориться восхождением на какую-либо промежуточную ступень этой лестницы, что нельзя подняться даже и на первую ступень, всем сердцем не желая достигнуть высшей ступени святого вдохновения любви, притом достигнуть не через год, не завтра, ни даже через час, а тотчас; тот, кто сердцем понимает, что и в жизни нельзя довольствоваться осуществлением какой-либо промежуточной ступени христианской правды, а обязательно осуществить всю правду Божью тоже не через год, не завтра, не даже через час, а тотчас, насколько сделать это возможно средствами, достойными Отца нашего Небесного и Его святого дела, не забывая, какого мы духа.

Христианин тот, и только тот, кто не останавливается на вере, а доходит в ней до добродетели, чья вера живая приносит плоды, достойные веры – дела веры, кто и в жизни не довольствуется номинальным христианством, а честно работает на честную организацию жизни по вере, на осуществление добродетели в жизни.

Христианин тот, и только тот, кто показывает в добродетели рассудительность, не впадая в безумие мрачного, мертвящего аскетизма, помня, что весь человек, со всеми своими потребностями, создан Богом, что не может быть самодовлеющим злом какая-либо часть человеческого организма, какая-либо насущная потребность живого человека, что не может человек сохранить обязательное для христианина чувство человеческого достоинства, признавая за скверну часть самого себя, часть собственной жизни, что грязью и скверною может быть только настроение духа, когда любовь подавлена в нем разумом и ощущениями.

Христианин тот, и только тот, кто показывает в рассудительности воздержание, а не прикрывает позорную для христианина распущенность под личиной снисходительности к немощам человеческим; только тот, кто, не отпугивая от христианства нерассудительною требовательностью, не мирится в жизни с наглым торжествующим соблазном, считая за соблазн все то, что в жизни заманивает на измену христианскому настроению духа и честной христианской жизни по вере.

Христианин тот, и только тот, кто показывает в воздержании терпение, кто не считает достаточным быть христианином на час, признавая невыносимым терпеливо обуздывать себя, согласуя всю жизнь свою с верою; только тот, кто и в жизни не смотрит на христианство, как на белые перчатки, приличные для торжественных дней и совсем непрактичные и даже нестерпимые в будничной жизни.

Христианин тот, и только тот, кто показывает в терпении благочестие, кто не только налагает на себя стройную систему самоограничения, логично вытекающую из веры живой, но и делает это с радостью, без ропота, сознавая высшую разумность и благость воли Божьей, благословляя Бога, считая за высшее счастье быть храмом Его, и возрастать во вдохновении любви под влиянием блаженного причастия Духа Святого; только тот, кто и в жизни не ограничивает Царство Божье одними храмами, а признает за высшую радость осуществление благочестия во всем строе жизни в его совокупности.

Христианин тот, и только тот, кто показывает в благочестии братолюбие, кто не только признает вместе с ветхозаветным псалмопевцем, что ничто не может быть лучше и прекраснее совместной братской жизни, но и жаждет этой братской жизни, как насущной потребности ума, веры и сердца своего, выполняя тем заветы Христа Спасителя и Его апостола, сказавшего: братство любите[172]; только тот, кто и в жизни готов на всякое самопожертвование для осуществления христианского братства.

Христианин тот, и только тот, кто показывает в братолюбии любовь, кто с каждым днем честной христианской жизни будет возрастать в любви и никогда не скажет чувству этому довольно, никогда не откажется быть орудием Духа Святого, Который, возвышая его от веры в веру, от любви в любовь, от вдохновения в вдохновение, никогда не перестанет в немощи его творить все новую и новую силу, все новые и новые чудеса любви по мере того, как вырастает дерево христианства, зреет закваска Царства Божьего и люди становятся способными воспринять то, что раньше воспринять они не могли, потому что не желали; только тот, кто и в жизни не успокоится на внешних формах братской жизни, а будет жаждать и жизнь эту беспредельно совершенствовать, помня, что на земле не может быть достигнут идеал, что, следовательно, на пути достижения его мы никогда не имеем права сказать: довольно, так как беспредельны сила и слава Божья.

Апостолы, обращаясь в посланиях к членам современных им христианских общин, называют их святыми, священством святым, родом избранным, людьми, взятыми в удел, царственным священством, народом святым.

Не все члены христианских братских общин времен апостольских были святы, но все они должны были стремиться стать таковыми; тот не христианин, кто не желает быть святым, как свят Господь Бог его; не христианин тот, кто не алчет и не жаждет святости, ему невыносимым станет братское общение с народом святым, и он непременно изменит ему, уйдет от него и тем докажет, что он не христианин, а антихрист.

Те, для кого невыносима жизнь вне христианского братства, для кого братство и братские отношения составляют насущную потребность веры живой, ума и сердца, не могут не желать того, без чего невозможно ни благодатное общение с Отцом Небесным, ни животворящее причастие Духа Святого, ни братское общение с истинными учениками Христа Спасителя, не могут не желать святости.

От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его, ибо все пророки и закон прорекли до Иоанна[175], и святость силою берется, и только употребляющие усилие достигают ее. Эта сила, это усилие, без которых невозможно ни восхитить Царство Небесное, ни достигнуть святости – устойчивая жажда правды Божьей и святости, без которой невозможна и устойчивая добрая воля, а без устойчивой доброй воли невозможно насилие над нами и постоянное воспитание наше к святости Духом Святым.

Достаточно понять значение святости в экономии жизни мира, как необходимое условие вечного блаженства любовного общения с Богом Святым, чтобы пожелать достигнуть святости. От сознания до любви, без которой само желание – только корыстный расчет, который не может ни на йоту подвинуть нас на узком пути к святости, бесконечно далеко. И бесы верят, а следовательно, и сознают, и трепещут, а не любят, и при вере и сознании своем остаются бесами.