— Марием?

— Да, Мина! Мина, мы говорили о Питере, — прошептала она.

— Кто полюбил Питера? — зловеще спросил Мина.

— Я, — просто ответила Марием.

— Марием! Перед лицом Господа ты навсегда связана с мужем! Навсегда! Пока смерть не разлучит вас! Забудь о Питере! Как ты можешь, сестра! Ты же моя сестра! Ты сама выбрала себе мужа, Марием. Что ты скажешь, стоя перед Богом на страшном суде? Марием! Ты клялась в церкви, что вы будете вместе до смерти.

Я повернулась к Мине и воскликнула:

— Как же так, Мина? Ты же ее брат! Ты защищал сестру от ее мужа, ты сам знаешь, что он негодяй и преступник!

— Лена, прошу, замолчи! — кричал мне Мина. — Какая разница, кто он? Это наша культура, религия, традиции! Так мы воспитаны, и Марием знает об этом. Ее муж — ее семья, и у нас нет развода! Она знает! Она может порвать с ним, но она навсегда связана с только ним перед лицом Бога.

Что-то в моей душе скрипнуло и оборвалось. Возможно, это было разочарование, но в ком? В себе? В Мине? В Марием? Или в той жизни, которую мы ведем без веры, без морали, без обязательств и страха перед Богом, а может, и без любви? Возможно, это было запоздалое осознание неуверенности в будущем? А может, я стала бояться Мины, ведь я увидела в нем другого человека, а не того, что знала. А кого из них я любила? Я знала, что он прав, ведь об этом говорила наша Библия, но в ту секунду я поняла, насколько мы разные.

Они должны жить в рамках своей веры, а мы никому ничего не должны. Мы делаем все, что хотим, не задумываясь о последствиях. А надо? И кто живет правильнее: они или мы? А ведь они так живут всю жизнь, из поколения в поколение, и так на протяжении двух тысячелетий. Они верны своим религиозным убеждениям, строго следуют заповедям, борются за свое право исповедовать христианство в обществе, где первенство остается за другой религией.

А мы, мы так могли бы? Или мы просто, не задумываясь, изменили бы своей культуре и жили бы так, как было бы проще и удобнее нам? И что же все-таки лучше: фанатично и строго, как копты, относится к своей вере, следовать и жить по заповедям Господа и требовать от других их соблюдать, или не верить ни во что, только прикрываться званием «христианин», а жить так, как хочется, или даже сомневаться в существовании Бога?

Вечером 6 мая 2011 года в районе Имбаба провинции Гиза толпа мусульман-салафитов подожгла церковь. Мусульмане утверждали, что в церкви насильно держат женщину которая решила принять ислам. В результате произошедших беспорядков погибло пятнадцать человек, а около двухсот были серьезно ранены.

На следующий день в центре города на митинг собрались тысячи коптов. Они шли от здания прокуратуры к телецентру. Из зданий, находящихся вдоль дороги, какие-то люди бросали камни и бутылки с зажигательной смесью. Потом откуда-то появилась толпа людей, около ста человек, они напали на коптов. Кто-то открыл стрельбу по безоружным людям, кто-то взрывал машины христиан. В результате погибли пять человек, более шестидесяти были ранены.

Дина благодарила Бога за то, что он уберег ее детей. Ботрос остался дома, у него опять сильно болела голова, а Мина был далеко, в безопасности. Она плакала, сидя перед экраном телевизора, глядя на новостной кадр. Там показывали ребят, которые тащили тело молодого мальчишки возраста Ботроса. Дина перекрестилась и вытерла слезы платочком. Марием, которую руководство на пару дней отпустило с работы, понимая, что в городе небезопасно, сидела рядом.

Уже через четыре часа беспорядки были остановлены военными. Но тело мальчишки, возникшее в кадре новостей уже по другому каналу, кого-то напоминало Дине. Она позвала Ботроса. Тот пришел.

— Ботрос, кто это?

Она остановила кадр, где показали чуть более крупным планом тело мальчишки. Ботрос медленно приблизился, сетуя на головную боль, напряг глаза.

— Мама… мама… позвони Сусу, спроси, дома ли Антониус.

— Ботрос, ты с ума сошел! Я уже год с ней не разговариваю!

Ботрос присел на край кресла и внимательно вгляделся в лицо пострадавшего.

— Теперь придется помириться, — почти шепотом произнес он.

— О, Боже! Ботрос, ты уверен?

Ботрос достал мобильный телефон и набрал номер Антониуса. Телефон был отключен.

— Мама, позвони сестре, может… парень похож…

— Марием, — взвизгнула Дина, роняя пульт от телевизора.

Ботрос прокашлялся, чтобы заглушить голос матери и сказал:

— Мам, позвони. Зачем говорить ей раньше времени?

Дина набирала городской номер сестры. Трубку никто долго не снимал. Она набрала мобильный, но Ботрос, предугадывая истерический голос матери, выхватил телефон.

— Алло, тетя! Привет. Это Ботрос. Мне нужен Антониус по одному вопросу, ты не знаешь, где он? У него телефон отключен. Ушел утром? И что, не звонил? А, ну да, телефон же отключен. Тетя, не переживайте, с ним все в порядке. Может, батарейка разрядилась. Да ну, что, друзей мало? Ладно, давайте. Как только он появится, пусть наберет.

Ботрос отключил телефон и закрыл ладонями глаза. Дина опустилась на краешек дивана и, видя реакцию сына, начала тихо скулить. Из кухни вышла Марием. Увидев родных, она спросила:

— Что случилось?

Ботрос повернулся к ней и долго смотрел в ее глаза, не произнося ни слова. Потом перевел взгляд с нее на экран телевизора, на котором можно было разглядеть лицо Антониуса. Марием, взглянув на экран, потеряла сознание.

Марием шла между матерью и теткой, все были в черных платках и длинных черных галабейях. Сусу рыдала. Под глазами ее виднелись черные тени. Марием смотрела вперед безразличным взглядом глаз, потерявших блеск. Дина кричала, потом стала читать вслух молитву. Марием, опустив голову, равнодушно смотрела на дорогу. Ее боль как будто застыла внутри и не могла вырваться наружу. Женщина не плакала. Лишь только потухший взор выдавал глубину ее скорби.

Со стороны казалось, что она не отдает себе отчет в том, что происходит, но ее мысли были заняты Антониусом. Она никогда не желала ему зла… Никогда! Она давно простила ему все обиды. Почему… почему такое произошло именно с ним? Эта мысль не давала ей покоя. Сзади плелись мужчины: Ботрос, Виктор, прилетевший из Италии на похороны племянника, и отец Антониуса. Еще чуть дальше шли друзья Антониуса, соседи, пришедшие проститься с погибшим. Люди, помыслы которых были заняты произошедшей трагедией, двигались в сторону морга больницы, где не смогли спасти парня.

Когда подошли к моргу, Дина и Сусу предложили Марием остаться внизу. Девушка, измученная горем, абсолютно потерявшая аппетит и не спавшая несколько ночей, просто потеряла сознание. Дядя Виктор вовремя подхватил ее. Придя в себя, Марием не понимала, что происходит вокруг. Все суетились. Какая-то девушка поднесла ей стакан воды, и Марием благодарно ей улыбнулась.

Родственники пошли подписать документы и забрать тело Антониуса, только дядя Виктор остался с Марием.

— Милая, ты можешь стоять?

— Да, дядя, — сказала Марием. Но как только он отпустил ее, она упала на землю. Дядя успел только поддержать голову.

Виктор понял, что девушке нужно сесть, и садил ее в свою припаркованную рядом легковую машину. В голове Марием проносились мысли: «Если бы я тогда простила его и дала шанс, возможно, он бы остался в тот день дома и с ним бы ничего не произошло. Я во всем виновата. Я. Я. Он просил меня. Каждый человек имеет право на второй шанс». Виктор, увидев равнодушный взгляд Марием, направленный куда-то вдаль, присел радом на сидение и обнял ее.

— Марием, поговори со мной, милая. Расскажи, что у тебя на душе?

Девушка молчала, тупо уставившись в свои ладони.

— Марием, девочка моя!

Девушка продолжала молчать. Ее мобильный телефон звонил уже длительное время, но она, казалось, не слышала его. Звонки прекратились, пришло сообщение. Оно сразу высветилось на дисплее телефона, и краешком глаза она увидела: «Марием, я только узнал через общих знакомых, что случилось с Антониусом. Прости за то, что был эгоистом и навязывал свои чувства. Прости». Ей было безразлично. Она не хотела отвечать. Она даже не знала, что в тот момент чувствовала к Питеру.