На кухне ее тетка Сусу отмывала гору грязной посуды двухдневной давности, из духовки разносился аромат пряного мяса, на плите что-то варилось, полы сверкали. Она, наконец, обратила внимание, что не только в кухне была чистота. Тетка вытерла руки о передник и, выпятив свой зад, грузно опустила его на стул. Да, свекровь уже сделала всю домашнюю работу. Марием стало очень стыдно за то, что это сделала не она. Антониус сидел за столом, ел маленькие кусочки лепешки с сыром Фета и помидором. Свекровь, усмехнувшись, посмотрела на Марием.

— Тетя, я не знала, что ты приедешь. Антониус ничего мне не сказал.

— Зато мне он рассказал многое. Например, какая из тебя получилась жена. Да и зачем мне что-то говорить? У меня есть глаза, и я сама вижу.

— Тетя…

— Ты выгнала мужа из спальни, и ему приходится спать на диване в гостиной. А ведь квартиру я ему купила, в первую очередь, как отцу будущего семейства. Но какое тут семейство, если супруги спят отдельно?

— Тетя, я тебя прошу, выслушай…

— Послушай меня, девочка! Я пустила твою мать с двумя сыновьями по своей доброй воле и по доброте душевной к себе в дом. Потом она обвинила меня в том, что я пыталась убить ее сына. А ты дочь своей матери! Мой сын взял тебя в жены без ничего. А сейчас ты пытаешься выгнать его. Не убираешь, не готовишь для него. Он сам по себе в гостиной на кушетке, а ты заняла спальню. Ты думаешь, брак, он такой? Я прожила с его отцом тридцать лет и никогда не выгоняла его в гостиную. Я всегда готовила, убирала и следила за порядком в большом доме, а не в маленькой квартирке, где вы живете. Рано или поздно мы умрем, и дом достанется вам, что будет происходить там? Я знаю, что у него неидеальный характер, он немного ленив, но ты брала его таким, когда выходила за него замуж, так ведь? Так будь добра, мирись с его недостатками, потому что я сейчас вижу, что ты не так уж идеальна, чтобы упрекать его в мелочах!

— Тетя, я прошу тебя, не говори так о моей маме. Ты же знаешь, сколько она перенесла и что она держится молодцом.

— Молодцом, — саркастически улыбнулась Сусу. — Твоя мама всегда была любимицей, и все всегда жалели ее. Почему никто никогда не сочувствовал мне? Ладно, мы сейчас не о ней. Я хочу, чтобы ты изменила свое поведение и отношение ко всему происходящему. Это только вина женщины, если мужчина не может или не хочет работать.

— Но…

— Роди ему ребенка, и ему придется над этим задуматься. Я не думаю, что ты так глупа и не способна изменить ситуацию.

Марием не могла представить сейчас ни себя в роли матери, ни Антониуса в роли отца. Более того, она теперь не могла представить будущего с этим человеком. Даже этот разговор вызвал в ней новый поток необъяснимых эмоций, для нее все эти слова были дикими. Комок застрял в горле и не давал ей ответить на все обвинения. Желание оправдываться пропало. Хотелось опять зарыться лицом в подушку и заплакать. Неужели она настолько слаба? Ведь не она одна в такой ситуации. В некоторых семьях мужья бывают и похуже. Может, это стадия притирки так проходит, а потом будет проще? Но перед ее глазами всплыл образ. Питер улыбался, глядя на нее, как-то по-новому, как никто не улыбался ей раньше. Как так случилось, что она не встретилась с этим человеком раньше?

И тут раздался спасительный звонок телефона:

— Сестренка! — кричал довольный голос. — Как жизнь? Я ловлю такси и через пять минут буду у тебя. Жди. Кстати, твой адрес…

Марием продиктовала адрес и рассказала тете про намеченный приезд брата.

— И как, по-твоему, мы тут все уместимся?

— Тетя, — виновато прошептала Марием, — это только на одну ночь.

— Хорошо, только на одну ночь, — повторила женщина, заходя в спальню.

Только потом Марием поняла, что оправдывается перед этой женщиной. Это не дом Марием, даже если она замужем за ее сыном. Все это принадлежит Сусу, а не Марием, а сама она всего лишь гостья. Наверно, так же чувствовала себя ее мать, находившаяся некоторое время под покровительством сестры. Сусу пыталась и ей указать на место и сделать одолжение. Что же будет, если родится ребенок? Тетя будет и его обвинять в своих проблемах или примерит на себя роль заботливой бабушки и будет развлекать его историями о своих горестях и проблемах, взращивая в нем нелюбовь к матери и другой бабушке?

Раздался звонок в дверь, и девушка бросилась открывать. Впустив брата, она прижалась к нему. Казалось, в нем заключается все спасение от несчастий. Как же она была рада его приезду и присутствию! Мина положил сумку с вещами на пол и засмеялся, не понимая, что происходит. Его взгляд упал на тетю, которая не смела шелохнуться. Она стояла боком к нему и вытирала мокрые тарелки.

— Здравствуй, тетя. Я не знал, что ты тут.

— Я тоже не ожидала твоего приезда. Почему тебе не сидится возле мамочки?

— Послушай, тетя, давай не будем ссориться. Я тебя не обвиняю в том, что случилось с Ботросом. Слава Богу, он поправляется, и все будет хорошо.

— Еще не хватало, чтобы ты меня открыто в этом обвинял, в ту же секунду вылетел бы из моего дома.

Марием вмешалась, не давая конфликту разгореться.

— Мина, идем проветримся! Давай, дорогой, мне надо купить кое-что.

Мина только взглянул на свою тетку и хлопнул дверью.

— Если бы я знала, я бы предупредила тебя.

— Ничего, давай пройдемся. Только сегодня важный матч и по телевизору неплохие программы показывают по случаю Рамадана. Хотелось бы посмотреть. Мама передала тебе всякие вкусные вещи и фрукты. Она приготовила гуляш.

— Правда? — обрадовалась Марием, уже соскучившаяся по маминой выпечке. — Идем, попробуем встретиться с Ахмедом. Они уже, наверно, поели, можно их побеспокоить. Ахмед — муж моей сотрудницы, он открыл анимационное агентство. Подожди, я им позвоню.

Марием набрала номер Сабины, которая пообещала вытянуть своего мужа пообщаться в кафе под домом.

Дом, как и все столбы и заборы, окружавшие его, был усеяны бумажками с надписями, гласившими: «Если хочешь узнать об Исламе, позвони нам». Кафе увешаны праздничными разноцветными фонариками и гирляндами в честь Рамадана. Марием нравилась эта шумиха. Она воспитывалась в этой стране, равно как и ее брат. Они воспринимали праздники соседей и друзей-мусульман как свои собственные. Сами того не осознавая, они напевали мотив песенки о Рамадане и ждали самые интересные программы этого года, которые можно было бы увидеть по вечерам.

Мужчины сидели за соседними столиками и курили кальян, рассматривая ее блузочку с рукавом, открывающим запястья. Рядом с ними сидели женщины-иностранки, облаченные в черные одеяния и хиджабы, и обсуждали ее нескромный вид, не подозревая, что она их понимает.

— Посмотри на нее, она египтянка и не носит хиджаб. Наверно, она работает где-то в кабаре.

— Странная. Она еще не готова принять истину? Когда я примеряла хиджаб, я была такая же, как она, и спросила свекровь, не будет ли мне в нем жарко. А та ответила: «В аду жарче».

— Да, я читала, что поэтому в аду больше женщин, чем мужчин.

Марием не хотела это слушать. Ей хотелось ответить, что вряд ли атрибут одежды сможет очистить человека от грязных мыслей и желания посплетничать. Ведь истинно верующий человек должен быть чист душой и помыслами. Если они, прикрываясь хиджабом, продолжают обсуждать других — они не верят в Бога, независимо от того, к какой религии они себя относят.

Пришла Сабина с мужем. Ахмед оказался достаточно молодым мужчиной с резкими чертами лица. От него приятно пахло дорогим мылом и тамром хенди. Он пожал руку Мине и кивнул Марием. Сабина села возле девушки и заказала диетическую колу. Уловив аромат тамра, Марием с довольной улыбкой заказала его и себе.

Если сказать правду, то Марием не была сторонником разногласий относительно веры. И, хоть и была воспитана как христианка, к традициям ислама, уже много веков укоренившимся в родной стране, относилась хорошо. Арабский язык — родной язык, предполагал в школьной обязательной программе изучение и использование сур из Корана, священной книги мусульман. Христианские семьи росли на них, изучая в школах. Да и знакомые, и соседи Марием, которые исповедовали ислам, были хорошими и добрыми людьми. Тот же Тамр Хенди — был напитком, который мусульмане пили во время празднования священного месяца Рамадана. Марием он очень нравился, так же как резные окна в стиле «машрабея», причудливые арабески на окнах и дверях мечетей. Они были неизменной частью культуры и истории родного края. Она восхищалась красотами больших мечетей.