Я уселся у Ахматовой. Её худое тельце нависло над моей спиной. Ждёшь, носатая, сказал я тогда вслух, надеюсь ты не против, и я подожду. И мы ждали. Она своих родных, я же – просто так, за компанию. Глотнёшь винца? Нет? Тогда я за тебя глотну. Надеюсь, ты не против, что я тут с улыбкой? Ну вот и я думаю, переживёшь. Течение неслось, сопоставимо с машинами. Рёв двигателя проносился, как пуля. Интересно, а на дне вод наше движение слышно. Может это, как звуки бомбёжки для рыб. Или там пусто. Тише, чем в могиле. Да, определённо, да! Не зря я срубил! Если делать, так перерубать на корню, иначе стебель начнёт перегибаться. Я словно у кромки моря, но не у неё.
В голове творилась сплошная кутерьма. Рецепты менялись на ходу. Обычно, такой переполох к добру не приводит. Но мой суп уже варился. Получится, что получится.
Весь день прошёл одной картинкой. Я не заметил, как голубизна неба, укрылась ночными сумерками. Один за одним загорались уличные фонари. Людей на улицах показалось ещё больше. Сегодня я точно никуда не уеду, заключил я, нужно где-то переночевать.
Я поднялся по лестнице. Нажал на кнопку звонка.
Глава 5
Я ещё раз нажал. За дверью было различимо какое-то пиршество: куча смеха и неразборчивые слова разных голосов. Видно, я не вовремя. Я уже думал уйти, было отпрянул от звонка, как резко раскрывшаяся дверь сбила меня с ног. Я повалился задницей на старую плитку шахматной раскраски.
В дверном проёме показались красивые ножки. Первосортные ножки. Чуть выше короткая юбка, подтянутая грудь, а далее лицо, озарившееся в улыбке.
– Ой, Марк! – запела девушка. – Ты чего тут разлёгся? Давай, заходи! А я и не знала, что ты придёшь! – в её голосе показалась ребяческая весёлость.
– И тебе привет, Машка, – вставая, произнёс я. – Я и сам не думал, что зайду…Так…мимо прогуливался…Подумал навестить старых друзей.
– С Алисой поссорился? – с той же улыбкой и стой же весёлостью спросила она.
– Да нет…Просто мимо проходил…
– Ну ладно…Иди сюда. – Она обняла меня и поцеловала в щёку, – Давно тебя не видела. Даже соскучиться успела. А небритость тебе к лицу. Только сними эту дурную кепку, – она скинула кепку на полку, заполненную шапками, – Я всегда любила твои волосы! Пойдём, у нас гости. Гриша то как обрадуется! Он часто о тебе вспоминает… – она вновь обняла меня, и развернувшись, пошла босыми ножками в сторону гостиной, игриво виляя попкой.
Маша, Маша, снимая ботинки, думал я, а ты с годами ни капли не стареешь. Цветёшь и пахнешь. Время совсем не про тебя. Я помню тебя с самого института. Первая красавица факультета. Боже, что сделало время со многими. Но тебя, тебя оно определённо любит. Всё те же детские глаза и та же успокаивающая улыбка. Такой бы улыбкой встречать фронтовиков. Их кошмары мигом улетучатся. Да на твои волнистые волосы, на твои ноги, на твою попку мастурбировала половина общаги нашего института. Каюсь, и я болел этим недугом. Но годы прошли, у всех жёны, а ты всё та же. Та же Маша.
«У нас гости» – донёсся её милый голос в гостиной. Я слышал, как воцарилась молчаливая пауза. «Какие такие гости? Кого там принесло?» – услышал я знакомый жёсткий тембр.
– Такие вот! – крикнул я, снимая куртку.
«Не может быть!»
На встречу мне из-за угла вышел Гриша в коричневых брюках и зелёном свитере. На лице у него виднелась слабая борода, а шапкой служили густые чёрные волосы.
– Не может быть! Марк! Сто лет не виделись! – он протянул мне большую кисть, а после заключил в объятиях.
Я мгновенно вспомнил, какой он большой. Выше меня на целую голову. И спина такая широкая, да за неё можно спрятаться при стихийном бедствии. Я сразу вспомнил о славе его силы. О ней ходила молва по всему институту. Говорили, что он отмудохал пятерых гопников, отправив их под нож хирурга. Сам же он не оглашал, как оно было на самом деле. Знал, что молчание, куда эффективнее говора. Но я верил в это. Он и не на то способен. Мы с ним сошлись буквально с первых дней. У нас было общее хобби – закладывать по вечерам. Он заходил ко мне в комнату с бутылкой. Усаживался напротив. И мы пили чуть ли не всю ночь, сопровождая стопки беседой. Как нам казалось, интеллектуальной беседой. На самом же деле, это был пустой трёп двух молодых пьянчуг. Но тогда, думалось, что весь мир слушает нас. И мы, став на трибуну, оглашаем свои доводы и выводы по вопросам и ответам. Чем-то напоминало дерьмовую драму с кульминационной речью главного героя. Нам было хорошо. Так продолжалось вплоть до моего отчисления. Я его звал с собой. «Сдалась тебе эта филология» – говорил я ему. И ведь правда, взглянешь на него, и не подумаешь, что эта громила сидит ночами за изучением Фуко и Шпенглера. Ему, скорее, подходит роль циркового атлета. Я один раз видел его за столом в кучи бумаг, напоминал медведя, научившегося грамоте, чем-то походил на Александра Ⅲ. Гриша помотал головой, лишь сказав: «Извини, но так я хотя бы могу легально спать целыми днями». Это он умел. Хороши наши филологи. Сон у них крепкий. Пару лет и хрупкая Маша легла в его койку. Выпустившись с института, он решил направить заспанные знания в бизнес. Стал крупным дельцом. В жёнах Маша. Отличная квартира, в пяти минутах центр. Жизнь – фортуна, господа. А я? Ну я, просто я.
И вот, мы стоим в крепких объятиях, от него несёт дорогими духами, от волос веет воском, который дороже всего моего прикида.
– Привет, привет, – его переполняла неожиданная радость, – А я тебя совсем не ждал! Сообщил бы хоть. Мы бы стол накрыли. Вон, – он указал в сторону, – Машка как обрадовалась.
– Да я сам не знал, что зайду…Просто мимо проходил…
– Ну ничего, старым друзьям всегда рады…А где Алиса? где Ева? – осмотрел прихожую. – Ты один что ли?
– Да…один, – его рука лежала на моём плече.
– Поссорились что ли? – наклонившись, шёпотом спросил он.
– Нет…давай я тебе потом расскажу, долгая история.
– Понял, не буду пытать. Прошу, – он указа в сторону гостиной, – А я смотрю, ты бороду отращиваешь?
– Под тебя кошу.
Он засмеялся громким проливным смехом.
В гостиной нас ожидала публика: Маша и два незнакомых мне человека. Все уселись вокруг маленького столика. Бутылки шампанского и половина виски.
– Прошу вашего внимания, – громогласно объявил Гриша, – пред вами Марк, настоящий, мать его, писатель, вымирающий вид, так сказать.
На меня все уставились, от чего стало не на шутку дискомфортно. Слава богу, Машина улыбка на месте, а то я бы подох от стеснения.
– Ну можно было обойтись и без матери, – сказала она. – Но писатель и вправду замечательный.
– Знакомся, это мой деловой партнёр Ульрих, – Гриша указал на мужика, походившего на мясную котлету, – он с Германии, хорошо говорит по-русски, у нас с ним общее дельце намечается. Вот, готовимся, завтра к нему на родину поедем.
Я протянул ему руку, в ответ получил сухое пожатие. Морда Ульрика походила на лицо бульдога, на которого напялили очки. На голове торчало три волоска. Живот обгонял ремень. По морде было видно, я не того сорта, и сухое рукопожатие – это наивысшая награда для меня.
– А это, – Гриша указал на девушку возле Ульрика, – его красавица жена Гретта.
– Это моё второе имя, – раскрыв тонкие губы, протрещала она, – меня зовут Екатерина, можете звать Катя.
Она резка накинулась на меня. Припала поцелуем к губам. Я заметил, как один из волосков Ульрика поднялся. После, Катя упала обратно на диван, ближе к его ноге.
На против этой парочки сидела Маша и тихонько потягивала шампанское из бокала. Наконец, мы уселись. Гриша занял барское кресло.
– О! Марк! Тебе же нужно что-нибудь выпить! Аааа…Помню, помню…До сих пор вином балуешься?
Я кивнул.
– У нас осталось только белое.
Я скривил лицо.
– А пиво будешь?
Я кивнул.
– Я принесу! – сказала Маша.
Она вскочила и вновь завиляла попкой. Первый сорт! Чёрт, да Гриша выбил джекпот! Ульрик тоже заценил её агрегат.
Когда все уселись по местам, Ульрик сказал:
