Вдруг ему на глаза попался какой-то странный фургон, совсем не похожий на тот, на котором он добирался до школы в детстве. Джон заметил, что фургон остановился, и из него начали выходить люди. Молодой человек подошел к собравшимся возле него и быстро понял, что многие из стоящих там ждут возможности зайти в фургон, освободившийся от вышедших из него людей. Решив, что это его шанс добраться до парка, Джон подошел поближе, намереваясь присоединиться к заходившим туда людям.
– Куда вы едете? – неуверенно спросил Джон у человека, стоящего у входа и собирающего деньги за вход.
– До Кларк-Тауэр и Парка Кларка. – не слишком вежливо ответил проводник – проезд стоит 25 центов.
Порывшись в карманах, Болтон нащупал там четвертак. Это были его последние деньги. «Наверное, это и есть тот самый парк» – подумал он, протягивая монету проводнику.
– Что это за монета, чудак? – недовольно пробурчал кондуктор – За эти деньги ты можешь добраться только на своих двоих. Иди-ка ты отсюда, отребье, пока я не вызвал полицию. Откуда только он здесь взялся, этот оборванец? – мужчина выражал недоумение так, будто Джона уже вовсе здесь не было.
Убедившись в том, что его деньги, как и его самого, здесь принимать не хотят, он решил отойти подальше. По крайней мере, он теперь знает, как называется нужный ему парк. Ему очень хотелось в это верить, ведь он не имел ни малейшего понятия о том, что будет делать, если выяснится, что это совсем не то место.
Джон отправился на поиски парка, стараясь не думать о том, как грубо с ним обошелся проводник. Он не мог понять, чем он хуже других. Неужели дело только в его одежде? Совсем скоро красота всего, что его окружало, отвлекла обитателя гетто от унылых мыслей. Ему повезло встретить пожилую женщину, которая подсказала ему, как пройти на улицу Кларка. Теперь он был даже рад, что не потратил свои последние деньги на дорогу, даже если на них здесь он не сможет ничего купить.
К счастью для него, нужная ему улица оказалась совсем недалеко. Пройдя чуть больше километра, он, наконец, увидел парк. Джон был очень рад, когда обнаружил, что начинает узнавать эти места. Вот та самая площадь, где они с Амелией познакомились. А это, наверное, та самая Кларк-Тауэр. Болтон подумал, что будет нелишне записать ее адрес в качестве ориентира, чтобы упростить себе задачу в следующий раз. Он достал скомканный клочок бумаги и карандаш, и записал «Улица Кларка, дом 365».
Джон прошелся по парку в поисках Амелии. После двух часов безрезультатных блужданий он с тоской опустился на скамейку. «Какой же я все-таки наивный глупец! С чего бы ей появляться здесь каждый день?» – мысленно обращался он к самому себе. Несколько минут он перебирал у себя в голове мысли, обвиняя себя в неосмотрительности и наивности. Затем молодой человек решил все-таки не расстраиваться по пустякам. В конце концов он смог снова увидеть город, а Амелия… она наверняка придет сюда завтра или в другой день. Ему только нужно появляться здесь постоянно, и они обязательно встретятся.
Глава XV
Последние пару дней были для Джона очень непростыми. Он почти не спал и совсем запутался во всем, что происходит в его жизни. Восторг от встречи с Амелией очень быстро улетучился, когда его надежды встретить ее снова не оправдались. Он приходил в парк два дня подряд, но все тщетно – она больше там не появлялась. Джон стал еще более подозрительным и еще менее общительным, чем обычно. Его постоянно тревожили мысли, что за ним уже давно следят и только выжидают момент, чтобы задержать. Кто знает, может все это путешествие по другую сторону кто-то специально задумал, чтобы поймать его? На работу он приходил очень вялым, избегая всех своих коллег, чтобы этого никто не заметил.
Возвращаясь вечером с работы, Джон вовсе не спешил домой. Он чувствовал усталость, но спать ему совсем не хотелось. Он устал постоянно находиться взаперти и надеялся, что время вне дома поможет ему отвлечься. Идя по узким пустующим улицам вдоль закрытых магазинов, он невольно противопоставлял свой мир тому другому по ту сторону времени. Именно так Джон Болтон стал называть открытый им новый мир. Ему нравился этот образ, прекрасно описывающий ту разительную разницу между его реальностью и тем, как живут люди наверху. Кому вообще могло прийти в голову заставить целый подземный город работать, когда все остальные спят и идти спать, когда те, кто живут под солнцем только просыпаются?
Он не мог понять, кому и зачем нужно такое несправедливое разделение. Все это казалось Болтону насмешкой. Ему было больно осознавать, какая разительная разница была между его миром и миром Амелии. А ведь их, возможно, разделяется всего пара километров! Всего в шаге от него все живут в радости и веселье, а здесь, где живет он сам, царит страх и уныние.
Молодой человек судорожно пытался найти что-то привлекательное в своем родном районе. Куда бы ни обращался его взгляд, его ждало разочарование. Джона угнетало его новое открытие. Ему было особенно тяжело осознавать, что он ни с кем не может поделиться своими мыслями. Он прекрасно понимал, что не в силах ничего изменить. Ему очень хотелось обсудить с кем-то все то, что происходит. Но он потерял всякую надежду быть понятым. Даже Амелия, которая, казалось, проявила к нему такое участие, вовсе не заинтересована в его жизни и в его проблема. Действительно, а почему вообще кому-то должно быть дело до того, с какими трудностями он сталкивается? Все его коллеги вполне довольны жизнью, их все устраивает, и они не станут бороться за перемены. Амелия? Она живет совершенно другой жизнью. У нее есть все, о чем только можно мечтать. С чего бы вдруг она стала обращать внимание на такого чудака, как он?
Уставши от своих мыслей, Джон решил направиться к своему дому. Это было не слишком высокое здание в семь этажей, напоминающее огромный бетонный блок. В нем не было ни одного окна и только одна входная дверь. Стоит отметить, что весь район, в котором жил Болтон и его коллеги, состоял из таких вот зданий. Каждое из них ничем не отличалось от другого. Пожалуй, единственным отличием служил большой номер, написанный на двери. В квартале Джона таких домов было восемь. Он жил в доме под номером семь. Каждый этаж в этих зданиях представлял собой длинный коридор с дверями по правую и по левую сторону. На каждом этаже размещалось по двадцать крохотных квартир, не слишком отличающихся друг от друга по планировке.
Сейчас Болтон иначе посмотрел на свой дом, к которому обычно относился равнодушно. Дни, проведенные по ту сторону времени, воскресили у него в голове множество вопросов и мыслей, о которых он уже очень давно не думал.
Интересно, что жители этих домов практически ничего не знали о тех, кто жил в соседних зданиях. Каждое из них было чем-то вроде небольшого обособленного хозяйства с поставленным администрацией управляющим во главе. Этих управляющих жители видели крайне редко. Они не работали вместе со всеми, и жили на последнем этаже своих зданий. Планировка верхнего этажа в каждом доме отличалась от всех остальных этажей. Наверху располагалась только одна квартира, служившая резиденцией управляющего. Попасть туда не мог никто, кроме самого чиновника и его гостей. Во-первых, потому что это было запрещено. А во-вторых, потому что управляющий пользовался специальным лифтом ведущим на его этаж, в то время как прочие жильцы должны были пользоваться лестницей, которая заканчивалась на шестом этаже здания.
Рабочим, которые трудились в одном цеху, но жили в разных домах, было запрещено делиться своим адресом друг с другом и навещать друг друга. Ходить в гости можно было только к тем, кто жил в том же здании. Адреса всех жителей гетто были известны только административным служащим и начальникам производства, живущим отдельно от всех остальных. Практически никто из живущих в гетто не знал, где находится администрация города и резиденция Председателя Совета Республики. Его, как и сам совет, вспоминали очень редко: во время ежегодных общих собраний, во время выборов и предвыборных кампаний и в случае издания какого-то особого постановления. Никто из обычных рабочих никогда не видел Председателя, хотя его портреты были развешаны повсюду. О нем знали только, что его зовут Председатель Мортон, и что он, будучи отцом революции, находится у власти уже больше тридцати лет.