Наверное, я правда, временами теряла настоящие виды на смысл жизни. И, признаться, это иногда меня действительно шокировало и заставляло останавливаться, чтобы перевести дыхание на другие темы и на витрины магазинов, которые я к своему чуть запоздалому счастью могла себе теперь позволять. Тот, кто заявляет о том, что не в деньгах счастье, склонен умереть в первый день нового финансового кризиса, потому что, к не моему сожалению, он просто не знает, что такое карабкаться вверх по социальной лестнице, цепляясь зубами за вечно подставляемые тебе гнилые палки. Надеюсь, его спасение найдёт его за письменным столом весьма приличного психиатрического учреждение, которое он ещё сможет себе позволить. Деньги приносят лекарства. От любой боли. Даже выдуманной. В этом их познаваемая прелесть, которую всё же лучше не узнавать в детстве. Моя прелесть на удивление уверенно шелестела в карманах моих пальто, каждый раз, когда меня штормило от вида собственного отражения в зеркале. Иногда мне искренне жаль, что зеркало не может нарисовать на мне крест, чтобы я наконец убедила свои нервы в том, что живу по достоинству.
Сносило ли мне голову? Ещё как. И я не стеснялась признаваться в этом глубоко безразличным до моего существования репортёрам светской алкохроники. Твои дефекты выглядят куда более натурально и не вызывают паники у окружающих, когда начинаешь посвящать всех представителей нечести в их подробные симптомы. Однако по вечерам я настойчиво задавала себе один и тот же вопрос, на который не стремились отвечать заказанные в Италии лакированные предметы интерьера. Никто не хотел мне рассказать о том, для чего я действительно была нужна этому миру, раз он до сих пор оставлял меня в живых. Я старалась формулировать свои вопросы предельно чётко, и без издержек на суеверия. Одним из моих приобретённых достоинств являлось то, что я редко моргала при упоминании названий итоговых биологических процессов. Меня тошнило только, когда в youtube я случайно натыкалась на демо ролики пластической хирургии. Я не могла спокойно смотреть на то, как в глупых грудях погибал природный энергоресурс.
Я стала той ещё оторвой от мира небольшой моды, потому что на мне нелепо сидел кутюр, как ни старались фотографы и пиар-менеджеры домов моды. Эти компании были провальны и об этом твердила всем им, перекрикивая Миссис А, именно я. Не было во мне этого впившегося в кровь лоска, который отличал благородных дам, выросших с серебряной ложечкой, от взлетевших на дрожжах интернет-популярности уличных полукровок в юбках в пол и федорах в любую погоду. Серебряные ложечки всегда были их фишками. Федоры – моими. И я не стремилась получить их прописку на поскрипывающих от позапрошлого века паркетных комнатах. У них не было моей мотивации. В этом была их оправданная слабость, поэтому на ежевечерних кем-то оплаченных банкетах счастьях, я всегда сидела чуть ближе к центру. Что такое история перед силой человеческого желания? Страшен человек, когда у него есть всего лишь одно желание. Я плохо считала до двух.
Зато я умело останавливалась в самых дорогих номерах, которые никогда не испытывали большого желания меня принимать, но их не спрашивали. Я верила, что это была достойная плата за мои ранее оказанные жизни услуги. В чём они заключались? Кто же так сразу одним предложением обозначит все причины возненавидеть жизнь за пять нелицеприятных минут. Но где-то в середине любого из предложенных списков, чьё авторство в данном случае совершенно неважно, обязательно найдётся ссылка на одиночество. Как странно обижаться именно на это состояние в мире с населением в семь миллиардов человек и бесплатным wi-fi. Как раз, чтобы рассказать трём тысячам друзьям в facebook на сколько тебя это душит.
Но одиночество не так страшно, как то состояние покинутости, после которого оно тебя накрывает. На деле, оказывается, трудно быть детской игрушкой, доблестно развлекающей всю свиту до тех пор, пока не попросишь есть или не откроешь рот. Мы им нравимся сытыми и немыми – это идеальное сочетание качеств лучшего друга на двадцать первый век. Других пород общество не терпит.
Я почему-то убеждала себя, что жизнь наладится, как только я смогу проломить собственной головой искусственный и чуждый природе слой серого асфальта, постоянно диктующего направления движения, голосами воспетых святых всеобщего социального поклонения. Я знала, что, только освободившись от предрассудков и обязанностей, навязанных воцарившимися последователями культа корпоративных норм и светских статусов, можно будет уверенно дышать по-настоящему чистым кислородом, а не с вечера замешанной телевизионными анонсами отравой. Мне казалось, что это предприятие могло вполне стать успешным, главное было вовремя оторваться от толпы и накопить денег на пару билетов в бесстатусные цивилизации. А для этого необходимо было обязательно разбогатеть, потому что, чтобы победить дракона, нужно было для начала им стать, чтобы, вдоволь насладившись, унизить его принципы и оставить его свиту дожидаться своего конца в роскошной ванне из белого мрамора. И эту дерьмовую присказку придумала не я, а один мой знакомый мотивационный коуч. Профессия его была ещё менее благороднее моей, но это неглубокая присказка мне понравилась.
Только вот одна незадача, последнее время мне всё больше начинало казаться, что поверхность над моей головой дала трещины не в том месте и не по моему поручению, в результате я медленно наблюдала, как меня с каждым днём всё сильнее затягивает в звуконепроницаемый водоворот чуждых, но отвратительно услаждающих событий, отбирающих веру в то, что всё когда-нибудь будет хорошо. Наверное, мне не стоило так сильно торопиться доказывать этому миру, что меня не стоит пропускать в списках на пожизненные государственные гарантии счастья. Вокруг и так билось слишком много выскочек позаунывнее. Жизнь быстро учит моргать и кивать, делая вид, что слишком занят, запивая вермут водкой.
В конце концов, я была идеальным продуктом своего времени, воспитанным телевизором на желании леопардового пальто от Dolce&Gabbana. Я его искренне хотела, и я его в итоге совершенно осознанно купила, успокаивая очередную вспышку жизненной нестабильности, порождённую долгим отсутствием достаточного количества лайков и комментариев под моими фото в инстаграме. Мне, конечно, действительно не везло, потому что внимание всего мира было тогда приковано к нескольким десяткам килограммов жира Ким Кардашьян, вид сзади. Кто бы мог подумать, что для всего мира это было куда важнее, чем выданные мне напрокат несколько граммов бриллиантов, которые я не снимала на ночь, размещая милые фото о том, как цветные камни, преломляют свет Baccarat на моём лице. Редко, когда мне удавалось чувствовать себя большей дурой, продающей остатки своего интеллектуального имиджа желанию увидеть мир за пределами торговых площадей. Но и с этим можно было легко смириться, удобно устраиваясь в первом классе самолёта и даже не думая о том, как на него заказать билет.
Было что-то неизбежное во всех передрягах, в которых барахталось моё тело в рамках проекта поддержки умудрённых опытом слоёв населения. И вроде все пролёты лестниц были уже избиты моими боками ранее, в воздухе всё равно чувствовалась невероятная потребность в последнем самом жестоком и бесконтрольном падении в чёрную дыру человеческого страдания без ощущения собственного веса. Без ориентира в пространстве. Без света где-то на дне. Ради единственной цели: забыть всю боль предыдущих столкновений с реальностью. Содрать все синяки. Дать телу возможность гордо заживить все раны, стерев память. И, запрокинув голову, глотая кровь, увидеть солнце. Яркое и тёплое солнце, слепящее глаза и согревающее раны, чтобы наконец, забыть о том, что всё, что я делала до этого было одной большой и состоятельной неправдой, непоследовательной цепочкой напридуманных мною же принципов, жить с которыми оказалось слишком глупо.
И я смиренно ждала этого падения, осторожно шагая, прислушиваясь к звукам, неуверенно переваривая утренний завтрак, но где-то в тишине мыслей моля об этом шансе на обрыв, чтобы позволить себе вновь чувствовать, давать волю эмоциям, а не молчать и скромно улыбаться в стороне, потому что так было привычно и безопасно. Потому что я знала, что иначе было нельзя. Потому что иначе, задерживая дыхание, стирая собственную кожу о подводные камни не мною выбранной жизни, я слишком быстро начинала верить, что жизнь – это почти праздник. От которого трогаешься остатками ума в понедельник. Но в последнее верить было совершенно необязательно.
