Гриффиндорка взяла в руку небольшую веточку, которую покрывали едва заметные ростки листьев, и узнала в этом растении волшебную рябину. Гермиона начала записывать цвет коры, повторяющийся узор на ветках и острую форму листьев. Конкретно на данном экземпляре этого видно не было, но девушка знала, что, распустившись, они станут острыми — читала.

— Гермиона! — одна из однокурсниц вполголоса произнесла её имя. — Нам нужно сейчас записать свойства или после?

Она повернула голову.

— Сейчас только внешние…

Негромкий, но звонкий звук слева от неё, заставил Гермиону развернуться.

— Блять, Грейнджер, — прошипел Малфой.

Она проследила за взглядом слизеринца и поняла, что задела волосами маленькое блюдце и рассыпала на его серые штаны… заунывники? Это мелкие цветочки, которые нужно рвать под луной. Обычный сухой цвет, но по реакции Малфоя можно было подумать, что Гермиона как-то добыла слюни Гойла и измазала ими слизеринца с головы до ног.

Ей почему-то вспомнился момент в фильме, который она смотрела летом, где девушка намеренно разлила мужчине бокал вина на пах, а затем взяла полотенце в попытке «исправить ошибку». Это показалось Гермионе таким нелепым, что гриффиндорка рассмеялась, едва успев прикрыть рот рукой, чтобы на неё не обратил внимание профессор, хотя сам хохот так и не прекратился.

Малфой смотрел на девушку, как на идиотку. Вполне возможно, она и выглядела примерно так. Но… это было забавно.

— Ты вообще в адеквате? — сурово спросил слизеринец, всё ещё не сводя с неё глаз.

— Мерлин, Малфой, просто стряхни их рукой или воспользуйся заклинанием для первокурсников, — покачала головой Гермиона. — Уверена, ты сможешь описать несчастные заунывники по памяти.

Он не врал, говоря, что был одним из лучших на Зельях, поэтому она просто пожала плечом, вновь посмотрев в свой пергамент, не переставая улыбаться. Малфой злился. Гермиона могла чувствовать это на интуитивном уровне, словно ярость была самой частой его эмоцией, поэтому её стало так легко интерпретировать. Это дало понять, что… она чувствует себя лучше. Заставлять его беситься было своеобразной отплатой. Это подтолкнуло Гермиону заулыбаться ещё шире.

Скрипящий звук стула Паркинсон резанул по ушам. Она повернулась к ним в тот момент, когда Малфой яростно отряхивал штаны.

— В чём дело, грязнокровка? — Пэнси прищурилась. — Драко заставляет тебя веселиться? Малыш? — она перевела на него взгляд, и резкость в нём тут же сменилась мягкостью, чего нельзя было сказать о самом Малфое.

— Ну, уж точно не плакать, — спокойно, почти довольно ответила Гермиона, смело смотря на Паркинсон, которая вновь вернула своё внимание гриффиндорке.

На какую-то секунду она поняла, что это… странный разговор. Будто они были врагами. Но не такими, как обычно, когда Пэнси ненавидела её за то, что она гриффиндорка, имела непригодную родословную и дружила с Гарри. Гермиона же в свою очередь ненавидела Паркинсон за то, что она была… Паркинсон. Сейчас же всё выглядело так, будто в Грейнджер зародилась абсолютно новая неприязнь к этой девушке с тёмной короткой стрижкой и зелёными глазами.

— Делай, что делала, Пэнси, — резко сказал Драко, и она нехотя отвернулась.

Он медленно повернул к Гермионе лицо и сузил глаза. Она ощутила резкий прилив неловкости, но потом это прошло, потому что девушка слишком хорошо запомнила, что улучшало её состояние.

Гермиона безучастно взяла следующее блюдце с разнообразными семенами клещевины и начала их описывать. Это был сложный ингредиент зелья, она знала о нём не так уж много, поэтому изучала с особой скрупулёзностью, а ещё, потому что Малфой справился со всеми остальными.

— Быстрее, — сказал он, смотря, как она в сотый раз осматривает семена.

— О, нет-нет, я планирую очень ответственно отнестись к заданию профессора Снейпа, — кивнула Гермиона, с трудом сдержав улыбку, и принялась за записи. Особо каллиграфическим почерком.

Он пристально наблюдал. Видно, Малфой догадывался о том, что она делала, и это превращало процесс в ещё большее удовольствие.

— Здесь один экземпляр, — его голос был сдержанным, и, кажется, он по-прежнему пытался сделать вид, что Грейнджер следует здравой логике.

— Можешь попросить ещё один, — она смело посмотрела на него, делая выражение лица фальшиво невинным, — или же можешь попросить любимого профессора нас рассадить.

— Грейнджер, я не советую тебе…

— Гарри? Не подскажешь, сколько всего образцов нужно описать? — она даже не думала дослушать его ответ, повернувшись к другу. — Каждый или всего пять? А то у меня всё не умещается в отведённый столбик.

Поттер нахмурился, потому что вопрос был довольно глупым, но это стоило того, так как до её ушей донёсся вздох Малфоя. За ним, бесспорно, скрывалась идеально подогретая ярость.

Минуты урока тянулись медленно, и Гермиона почувствовала напряжение, потому что знала, что играет с огнём. Но, как обычно бывает, сложно остановиться, когда дело доходит до подобных игр.

— Мисс Грейнджер, где ваш экземпляр заунывников? — спросил Снейп ледяным голосом, увидев, что почти все блюдца стояли на её части парты.

— Эмм… — она осмотрела стол. — Малфой перевернул их на себя, — выдала Гермиона, указывая на свой полупустой лист, хотя девушка уже давно перевернула страницу. — Я не успела написать о них.

Она слышала, как щёлкнули зубы Драко.

— Мистер Малфой… — Снейп поднял бровь, ожидая объяснений, но, видимо, парень решил, что если откроет рот, то просто не выдержит давления собственной злости. — Минус пять баллов Слизерину, чтоб вы потренировали свою ловкость… и красноречие.

Когда прозвенел звонок, Малфой довольно быстро ушёл, и горло гриффиндорки отпустил спазм. Чем быстрее стрелка бежала, тем больше Гермиона думала о том, что её выходки не сойдут ей с рук просто так. Впервые она бросала ему вызов. Да, это было ребячество, но суть в том, что Малфой всегда доставал её, он являлся заводилой, котом, охотившимся за мышью. Приятно ощущать себя в роли кота.

Гермиона специально мешкала с вещами и вышла из кабинета одной из последних. Мальчики привыкли, что она обычно торопится, поэтому убежали, видимо, решив, что уже проморгали её уход. Грейнджер всё ещё улыбалась себе под нос, когда её схватили за плечо и припечатали к стене прямо за поворотом кабинета, не отходя от него и десяти метров.

Стальные глаза Малфоя едва не светились. Это был чистый ком злобы в теле… слишком красивого парня для таких характеристик. Гермиону угнетало, что несмотря на его действия, мозг гриффиндорки по-прежнему считал Малфоя внешне привлекательным. Девушка дёрнулась, внутренне убеждая себя в том, что так работает её разум: классифицирует. Малфой был слизеринцем, хорошим зельеваром, хитрым, гнилым и имел неплохое лицо. Просто факты. Такие, как если бы он был одним из ингредиентов для зелья.

— Скажи, грязнокровка, ты правда думаешь, что выводить меня из себя — это хорошая идея? — Малфой почти шептал, но было ясно, что его голос не способен быть громче из-за гнева.

— А ты правда думаешь, что торговать мной, как товаром, — это нормально?

Ого. Чёрт. В голосе Гермионы слышалось так много обиды, что не заметить её было невозможно. Она не хотела это говорить, но когда ход задаёшь не ты, контролировать свои эмоции тяжелее. Поэтому Малфой для неё был неизведанным механизмом: он всегда контролировал себя.

На его лице что-то мелькнуло.

— Я не… — начал он совсем другим тоном, но потом радужки парня опять похолодели. — Я не обязан перед тобой отчитываться. Желание принадлежит мне, и я могу делать с ним всё, что мне заблагорассудится.

— Конечно, — произнесла Гермиона сквозь зубы, не желая смотреть на него.

Малфой держался на расстоянии вытянутой руки, не приближаясь. Он держал её у стены, стараясь минимизировать контакт. В чём дело? Нет, кроме очевидного — ему было неприятно. Но создавалось такое чувство, словно у Малфоя пунктик.

— Не испытывай, блять, меня, — рыкнул он и отпрянул, будто больше был не в состоянии соприкасаться с кожей Гермионы. Она нахмурилась, вспоминая, как Волдеморт не мог коснуться Гарри, и это огорошило её ознобом.