Последний месяц мы готовились к запуску нового бомбардировщика. В 2013 году, когда на Донбассе начались военные действия «Скалу» обязали выпускать по два самолета в два года. То есть параллельно шла подготовка двух «Орланов». В 2015 были выпущены два ТУ-180, следующая партия вышла в 2017 и на этой неделе мы запускали первый ТУ-180 2019 года. Из-за того, что объем работы увеличился, а рабочей силы не прибавилось производители просто не успевали к срокам произвести два самолета. Запуск второго бомбардировщика отложили на несколько месяцев.

За каждый выпущенный самолет все сотрудники завода получали премию в размере двух заработных плат, поэтому запуска каждого бомбардировщика все ждали с особым трепетом.

– В пятницу мимо почты шел. – Замялся Трынов, прокатывая очередную канистру к стене. – С Жанной все хорошо?

– Живее всех живых. – Не хотел о ней вслух. Утреннего представления вполне хватило.

– Не, у вас с ней хорошо?

– Да все нормально. Простудилась. Меня по ходу заразила.

Шмыгнул носом, чтобы быть честным.

– Я просто.

– Что-то случилось?

«Его что-то тревожит» – подумал я.

– Да, ладно. Нормально все.

«Она была не одна» – подумал я.

На столбе зазвонил дежурный телефон. Обычно он звонил при авариях, а аварии на производстве случались крайне редко или для личной встречи с руководителем. В этот раз так и было, звонила Лилечка.

– Илья, тебя Левон Кириллович вызывает.

– Иду.

Понятия не имел, что хотел от меня директор завода, но просто так он не желал видеть людей. Он вообще к людям относился с осторожностью. Так получилось, что у нас с ним сложились «свои» отношения и ненависти к себе я не чувствовал, хотя скорее всего она была. Я сел на мопед и через двадцать минут оказался в центральном, четвертом. Поднялся на второй этаж, прошел к Лилечке, тут же постучал в тяжелую деревянную дверь.

– Злой? – спросил я шепотом секретаршу.

– Не знаю. – Дернула она плечами.

– Хотя, что я, это его привычное состояние.

– Тссс. Тут везде, – показала она по сторонам на камеры и прослушки. – Левон Кириллович, к вам Томчук, как и просили. – Сказала она по громкой телефонной связи.

– Пусть проходит! – рявкнул директор.

Я снял обувь у входа в кабинет и в носках прошел по ворсистым коврам к столу за которым сидел начальник. В комнате было тихо, только шелест бумаги, которую медленно, как будто специально действуя на нервы, рвал Левон. Этот звук рвал барабанные перепонки изнутри на части.

– Вызывали?

– Вызывал.

Жестом показал, чтобы сел. Сел. Он медленно, нехотя поднял и без того узкие, еще и заплывшие от бессонницы глаза.

– Ты мне скажи, Томчук, вот какую вещь. Мы же с тобой ровесники, да?

– Ну, типа того, плюс-минус.

– Вот я девятнадцать лет пытаюсь делать, что-то для этой страны, для этого народа. Хотя вы и не мой народ.

Он встал и пошел в сторону окна. А за ним чайки из стороны в сторону летали не по доброй воле, а по воле ветра. Японское, разливалось до волнорезов.

– А что ты сделал для этой страны?

Задумался.

– Ну, я помогаю вашему заводу беспрерывно функционировать. Например.

Он встал у окна, я обернулся.

– Знаешь, сколько никчемных людей работает в «Скале»?

– В процентном соотношении или вас интересует точное количество?

– Хм. – Ответ его явно удовлетворил. – Я о том, что ты умный мужик, а до сих пор моешь канистры.

– Это не главная моя задача на этом заводе. Я еще контролирую давление в датчиках, заливаю топливо в самолеты. Работы много, я не жалуюсь.

Соврал. Работы было не много. Я ее ненавидел.

– Нравится?

– Ну, это же работа.

– Правильно, Томчук! Главное исполнять свой долг и тогда может жизнь во всей стране наладится. А то видишь, что на материке происходит, все жалуются, только и жалуются, а если бы работали, а не бездельничали, то времени на это безобразие не было. Все рвутся в правители, а в головах пусто у них, Томчук.

Он резко обернулся.

– Закрой глаза! – Дал команду.

«Опасность» – подумал я, но команду исполнил.

– Какого цвета ковры на полу?

– Зеленые, с коричневыми вставками.

– Что стоит на моем столе?

– Справа ежедневник, подставка под документы, лампа коричневая. Слева перьевая ручка на подставке, телефон.

– Что на центральной стене?

– Президент и Кирилл Семенович.

– Угу.

Левон Кириллович прошел к своему столу и сел обратно в кресло.

– Что на мне надето?

Задумался. Если обстановку не меняющуюся годами я мог вспомнить по памяти. Это запомнить было не сложно, то чтобы вспомнить во что одет Мацумуро надо было поднапрячься. Точно помнил, что на нем был серый костюм, черная рубашка, брюки подшиты неровно, плохой крой. Галстук бордового цвета, ноги босые. Я вспомнил, как он был одет, но ответил:

– В новом, наверное. Не помню. Не разглядывал.

Мацумуро рассмеялся в голос и меня чуть отпустило.

– Справился.

– Открою?

– Открывай.

С открытыми, он выглядел приятнее, чем его голос в темноте.

– Кто крысит на заводе?

Внутри сжалось, на пару тройку секунд, впал в кому без движений сидел, не издавая звуков, не дыша, казалось. Главное уметь держать лицо – так нас учили в Академии. Быть убежденным в своих словах.

– Завелись крысы? Только же летом травили!

– Идиот, Томчук! – Ударил он по столу кулаком. – В «Фактуре» появилась статья, ты ее уже, скорее всего видел.

– Ну, читал.

– Там Топольницкий в очередной раз пишет бред. Пишет, что Кирилл Семенович пытается продать вторую часть завода. Томчук, у моего отца нет красной кнопки и нет даже такой возможности ей завладеть.

– У Кирилла Семеновича проблемы?

– Нет у него никаких проблем! – резко сорвался на крик Левон и снова глотнул воздух. Нервничал. – Я уважаю журналиста Топольницкого, но только когда эта тварь не лезет в жизнь моей семьи без моего ведома. А про Корею читал?

– О том, что детали снова поступают из Кореи? Видел. Но зачем читать то, что заведомо неправда. Я же уверен, что все наши самолеты строят из деталей, которые разработаны на территории страны. Я знаю, кто их строит. Знаю как. И даже знаю в лицо тех, кто заправляет эти самолеты.

Он снова встал. Не сиделось. Подошел к окну и уставился в море.

– Мне нужна твоя помощь. – Просвистел он сквозь щель в зубах.

– Если нужна – помогу.

– Мне нужно, чтобы ты держал на контроле Трынова.

– Зачем? – вот здесь я удивился, и это отразилось на мимике лица. Хорошо, что Левон стоял спиной.

– Вопросы тут задаю я. Мне нужна вся информация о нем: что делает на работе, как проводит свободное время, на что тратит деньги.

Эту информацию я знал и без слежки за товарищем. Достаточно было один раз поговорить с его женой и проследить за его медленными передвижениями по заводу.

– Он сливает информацию!

– В «Фактуру»? – усомнился я в холодном разуме директора.

– Везде! Сливают информацию везде! И в «Фактуру» тоже! – кричал он и топал ногами уже. – Я требую ответ! Ты готов?

– Да, готов я, готов.

Стоило бы мне один раз отказать Мацумуро, то я тут же вылетел с работы. Этого произойти не должно было. За три года я научился вещам, которыми бы никогда не смог заниматься по собственному желанию, я выстроил отношения с коллективом и руководством, я в принципе не плохо зарабатывал по местным меркам – полторы тысячи долларов в месяц. И вот так одним отказом все перечеркнуть я не мог. Не имел полномочий.

– Я в долгу не останусь, Томчук. Я же на твоей стороне. Я помню все что ты для меня сделал. – он смотрел, казалось бы в меня, читал меня изнутри, как будто сейсмическое волнение прошло по всему телу.

– Я понял. Я помогу.

Медленно встал, чтобы не вызвать повторный всплеск гнева. Задом неспешно двигался к выходу.

– Ты уважал своего отца, Томчук?

– Уважал.

– Вот и я уважаю. И никто не сможет меня сломить.