Раздался взрыв! Невероятно, но именно так это прозвучало. Олег наблюдал, как корпуса автомобилей стали изгибаться. Невидимая сила корёжила их, и иномарки начали превращаться в бесполезные куски металла. Стёкла, словно от невидимого удара, разбивались вдребезги, а их осколки, разлетающиеся во все стороны с огромной скоростью, наносили смертельные раны не нашедшим укрытия крысам. Выглядело всё так, будто в салонах машин возникало сильное давление и стёкла просто не выдерживали его.

Складывалось впечатление, что часть осколков летела с медленной скоростью, а часть – с невероятно быстрой. Но ещё более невероятным было то, что во всём этом безумии некоторые осколки, как в прокрученной назад киноленте, будто ненадолго, всего на миг зависали в воздухе, возвращались обратно, а потом снова разлетались.

Так казалось или действительно виделось Олегу. Он не мог понять, где видение, а где реальность. Всё переплелось воедино в этот страшный миг. На одном из автомобилей лопнул бензобак, и то небольшое количество топлива, что находилось в нём, расплескалось вокруг. Другой автомобиль из-за сгнивших в три секунды креплений покатился вперёд и ударил впередистоящий. Шины на колёсах машин одна за другой, некоторые с громким хлопком, другие, лишь испустив тихое шипение, выпускали воздух прямо у моряка на глазах. И тут же многие из них стали превращаться в золу вперемешку с тонкими металлическими прутьями.

Крысы сошли с ума. Небольшая стая серых бешеных грызунов кружила вокруг, не переставая истерично пищать. Некоторые прыгали на Олега, кусали его, царапали острыми коготками и пытались грызть его ботинки. Но он был не в состоянии бороться с крысами, не мог стряхивать их и даже отгонять от себя. Сейчас противные грызуны казались ему самым меньшим из зол, присутствовавшим здесь.

Олега вырвало, и в рвотной массе он с ужасом разглядел кровавые сгустки. Когда он с трудом поднял голову после опустошения желудка, его пробила дрожь. Перед глазами возникло нечто напоминающее грядущий Апокалипсис. Прямо перед ним все металлические конструкции огромного судна начали медленно и последовательно покрываться коррозией. Молодой моряк наблюдал, как всего в несколько мгновений сталь окрашивалась ржавчиной, словно у него на глазах пролетали десятки лет.

Теперь пришёл черёд парня вслед за крысами сходить с ума. Он хотел убежать, скрыться, покинуть проклятый корабль, лишь бы прекратить это безумие. Не в состоянии что-либо предпринять, Олег уже не мог самостоятельно подняться с колен. Его бренное тело не подчинялось разуму, если этот самый разум вообще остался.

Парню только лишь хотелось домой. Ничего более, только бы окунуться в сырой и прохладный воздух родного города. В его сознании промелькнула даже мысль о матери. Такая детская и наивная мысль, присущая маленьким детям, напуганным и беззащитным перед огромным внешним миром. Именно таким напуганным и беззащитным чувствовал себя двадцативосьмилетний моряк, оказавшийся лицом к лицу с неминуемой гибелью.

Во всём огромном отсеке корабля, где-то издалека, но очень громко раздался душераздирающий и нечеловеческий вопль. Крик настолько угнетающий, что молодое сердце готово было в любой момент остановиться от ужаса, который он вселял. Этот крик пронзал, казалось, до самых костей, до самого нутра человеческого сознания, и невозможно было определить, кто или что могло порождать такие ужасные, полные боли и отчаяния звуки.

Невидимое нечто, изгибающее металлический борт корабля, сдавливающее автомобили в бесформенные, ржавые и бесполезные куски металла и пластика, приближалось к корме. Участь русского моряка была предопределена. Что-то страшное и необъяснимое неуклонно надвигалось на беззащитного человека. Когда ЭТО преодолело большую часть судна, электрический разряд по телу моряка начал постепенно усиливаться. Он ничего не мог сделать, был уже за гранью здравого смысла, когда неожиданно почувствовал странное ощущение во рту. В нём словно что-то стало мешать, и невыносимо разболелось горло.

Но матрос этого уже не понимал.

Он не осознавал до конца своей участи ровно настолько, насколько и того, что у него порваны голосовые связки. Так же, как не мог понять, что крик безумия, доносящийся откуда-то издалека, исходил от него самого. Последним, что смог прошептать Олег своим осипшим, хриплым голосом в тот миг, когда его обессиленное тело начало погружаться во тьму, было: «Господи, помоги…»

Утро не задалось.

Лечь спать получилось только в два часа ночи. Не надо было идти в тот ночной клуб, он ведь знал, что добром это не закончится. Кое-как удалось убраться до приезда патрульных. Драку затеяли гражданские, но проблем у военных от этого не убавилось бы. Да и виноватыми выставили бы опять их, несмотря на то, как всё произошло на самом деле.

Вчера был тяжёлый день. ГОВНОДЕНЬ. Вечером пришлось допоздна задержаться в части в связи с подготовкой документации и имущества. Затем последовала укладка, проверка и перепроверка оружия, гранат и боеприпасов.

Естественно, большую часть работы делал не лично, но контроль за исполнением был возложен именно на него. Когда командир батальона назначал людей в группу, он никого не спрашивал. И тем более не интересовался мнением Кравцова по поводу назначения его на должность заместителя командира группы.

Но помимо тяжёлого дня, выдалась не менее тяжёлая ночь. Он отнекивался до последнего, но друзья всё равно уговорили. Неудивительно. Командировка минимум на четыре месяца, и нужно было немного развеяться перед отъездом. Для Данилы всё закончилось благополучно, в отличие от его друзей с «раскрашенными» синяками лицами. Правда, для нескольких спортсменов, решивших доказать, что морпехи ничего не стоят, всё обернулось и того хуже. Что ж, со сломанными носами они теперь будут другого мнения.

Кроме того, мало было ему дневной работы, ночных клубов, драк и прочего, так опять эти кошмары доставали, делая неспокойным и без того короткий сон.

Да дело было даже не в недостатке сна. Бывало, и раньше приходилось спать по два, три часа в сутки, для военных – дело обычное. Просто сегодня утром не удалось выпить кофе. Ни глоточка. Для Кравцова это было схоже с пыткой. Голова раскалывалась от пониженного давления, виски при перетаскивании имущества и ящиков начинали пульсировать тупой болью. С каждой новой минутой Кравцов становился всё раздражительней.

Иногда он даже начинал понимать курильщиков. Сам он не страдал этой вредной привычкой, с алкоголем тоже проблем не было. Но кофе – это его зависимость. Без двух с половиной ложек обычного растворимого порошка, залитого кипятком, любой день шёл насмарку, и Кравцов всячески пытался не допускать этого. Вот только сегодня не вышло. Утром пришлось пропустить не только завтрак, но и на чашку крепкого кофе времени не хватило.

Сейчас старший сержант был вынужден стоять в строю и стойко переносить все тяготы и лишения военной службы, связанные с недостатком кофеина в организме.

– СТАНОВИСЬ! РАВНЯЙСЬ! Отставить… РАВНЯЙСЬ! СМИРНО! Равнение на СЕРЕДИНУ! – Умаров развернулся лицом к комбату и отчеканил три строевых шага, после чего начал громко докладывать: – Товарищ подполковник, группа антитеррористической деятельности по случаю проведения строевого смотра перед убытием на боевую службу построена. Командир группы – старший лейтенант Умаров.

Умаров на службе был примером офицерской выправки. Стройный, подтянутый, в аккуратно выглаженной форме и тщательно начищенных берцах, он всегда был готов не только к встрече начальства, но и к решению других, не менее важных служебных вопросов. На этот раз профессиональные навыки его не подвели: уверенно скомандовал, уверенно доложил и так же уверенно отошёл в сторону, освободив комбату место для приветствия. Выглядело всё как в бесчисленных советских фильмах о Великой Отечественной войне.