Полулитровая бутылка коньяка закончилась довольно быстро. Три взрослых парня не спеша её опустошили минут за тридцать. И, как это обычно бывает у русских людей – нашлась вторая. И опять у Кости. Её он хотел сберечь до дня рождения дочери, но, поддавшись уговорам товарищей и вняв их совету, решил, что приобретёт что-нибудь для этого в ближайшем порту, в который они зайдут. Теперь, следуя зову сердца, Костя вместе с Вороном и Васей распивали вторую бутылку за его любимую жену.

Наблюдая за происходящим, Данила ещё раз убедился, что не зря отказался пить. Его товарищам было уже довольно весело, в ход пошли колкие шутки и откровенные пьяные разговоры. Но в целом пока всё проходило нормально.

После того как все дружно вышли на перекур, в том числе некурящие Кравцов и Козлов, морпехи ещё больше развеселились, и в пылу хорошего настроения Ворон с улыбкой спросил:

– Даня, я всё забываю спросить, а что там было тогда, ночью? Когда ты кричал во сне.

Кравцов посмотрел на Ворона и на остальных, не успев ничего ответить. Костя тут же добавил:

– Да-да. Что это было? Я думал, мне показалось или приснилось.

Кравцов удивлённо посмотрел на них.

– То есть вы всё слышали и никто меня не разбудил? Вообще-то именно об этом я и кричал во сне. Кошмар мне снился, жуткий.

– Я так и думал, – как бы подтверждая свою теорию, проговорил Ворон. – Просто как-то всё сквозь сон было, расплывчато. Да и лень было вставать, если честно. Я думал, ты сам замолчишь. Потом так в принципе и случилось. А может, я просто уснул. Не помню уже.

– Тоже мне товарищи… – с улыбкой проговорил Кравцов. – Я там в этом сне чуть в штаны не наделал.

– Что, вообще сон страшный был? – спросил Володя.

– Нет, только наполовину, – ответил Даня, не сдержав смешка. Остальные рассмеялись и проследовали обратно в каюту. Когда смех наконец стих, Костя спросил:

– А что тебе снилось, Даня?

Кравцов был не из тех людей, кто любит делиться такими снами или откровенными мыслями с кем бы то ни было, но вкратце всё-таки изложил суть истории и ощущение реалистичности происходящего. О последующих после пробуждения событиях он умолчал. После его истории Вася молча налил коньяка в кружки, и Ворон, не дожидаясь другого тоста, громко сказал:

– Ну… За то, чтобы нам снились только сладкие сны.

– Да, – невозмутимо добавил Вася. – Голые тёлки и с большими титьками.

Пребывая в хорошем настроении, Данила его поправил:

– Да нет, парни, титьки как-то без разницы. Вот попы… Они важнее на самом деле, – он проговорил это, улыбаясь и символически подняв свою кружку с кофе.

Морпехи переглянулись и дружно выпили залпом свои порции горячительного напитка. Кто закусив, кто запив коньяк компотом, они вновь вернулись к теме разговора:

– В смысле попы? – поинтересовался Ворон.

– Ну в смысле мне у девушек грудь как-то не так важна. Мне нравятся у них попы. Если она, как бы это так сказать, симпатичная, то грудь в принципе дело второстепенное. А вот аккуратные, упругие ягодицы – это то, что надо.

– Да нет. Без нормальных титек пофиг на ту жопу, – отмахнулся Ворон. – Я люблю, чтобы было что потрогать.

– У каждого свой вкус, – скромно проговорил Володя Козлов.

– Володя, а ну расскажи, тебе что нравится? – наблюдая исподлобья, поинтересовался Ворон. Лицо было серьёзным, но вопрос он задал с подвохом.

– Откуда ему знать? – как всегда невозмутимо, сказал Вася. – Лет через пять целомудрия лишится, тогда и расскажет.

Вася проговорил это таким будничным тоном, словно излагал простую человеческую истину, вроде: небо голубое и тому подобное.

Все в каюте дружно рассмеялись. Хохот был искренним и весёлым. Сквозь весь этот шум Володя пытался что-то сказать в своё оправдание, но от его попыток парни только ещё громче начинали хохотать.

Наконец, когда все успокоились, Костя предложил выпить за всех женщин, и, опустошив кружки, они ненадолго замолчали. Посмотрев в лица своих товарищей, Кравцов немного занервничал. Налицо были предпосылки для поиска третьей бутылки, так как вторая уже подходила к концу. Тут неожиданно для всех разговор опять начал Костя. Судя по его виду, он был уже достаточно пьян.

– А меня тоже постоянно один и тот же кошмар преследует. Уже много лет снится. – Он замолчал, и товарищи безмолвно на него посмотрели. Никто не проговорил ни слова.

– Не то чтобы часто, но тем не менее бывает. Мне снится мой старший брат. Он погиб, когда мне было пять лет, а ему семь. – Он вновь замолчал, но никто так и не стал ничего спрашивать. Затем, видимо, полностью погрузившись в воспоминания, Костя принялся рассказывать свою историю:

– В том возрасте мы, как и любые другие дети, любили полазить по разным интересным местам. Одним из таких мест у нас было заброшенное четырёхэтажное здание. Район, в котором мы тогда жили, находился на окраине города, и ни школы, ни детского сада, ни поликлиники там не было. Приходилось ездить в соседний. Потом школу и детский сад построили, и спустя время началось строительство поликлиники. Но стройка остановилась, когда построили каркас здания. Строители не успели даже окна вставить. Через некоторое время это место стало любимым для местных бомжей и наркоманов. Постоянно они там не жили, только на время поселялись. Поэтому мы с братом любили в том месте поиграть в догонялки или поискать в мусоре чего интересного. Сами помните то время. Тогда у нас было нормальное детство, не было ни телефонов, ни компьютеров, ни этих крутых приставок, которые сейчас почти в каждом доме. Поэтому детство было весёлое и проходило в основном на свежем воздухе.

– Да, это точно. Сейчас школоту на улицу не выгонишь, а нас раньше было домой не загнать. – Вася опять был невозмутим, вставляя своё мнение. Но в этот раз говорил серьёзно. – У нас любимым местом огромная свалка была, там всегда можно было что-нибудь интересное найти.

Ефимцев посмотрел на Иванова, и в лице его читалась благодарность. Скорее всего Вася придал ему уверенности для своего рассказа. Кроме того, Костя взял кружку и налил в неё. Не предложив остальным, он сказал:

– Извините, пацаны. Я выпью сам. Мне это нужно, чтобы продолжить.

Выпив коньяк, он занюхал его кусочком хлеба, но закусывать не стал. Никто так ничего и не сказал.

– Так вот, однажды летом мы с братом и другими детьми гуляли во дворе наших домов. Все жили в общем-то рядом и быстро собирались в кучу, увидев из окна квартиры, как только кто-то один появлялся на качелях. Мои родители в то время уже начали доверять старшему брату следить за мной. Не то чтобы очень, но на пару часов отпускали. Его звали Ваней.

В тот день, собравшись во дворе, мы дружно решили пойти в недостройку. Так мы её тогда называли. Придя туда, мы сыграли в считалку, по которой был выбран водящий, и начали играть. Обычно мы ограничивали беготню одним или двумя этажами, но в этот раз решили использовать все четыре. Мой брат тогда не очень хотел бегать по верхним этажам. Он ссылался на то, что я ещё маленький и могу упасть. Я, конечно, запротестовал. Это ведь так свойственно детям. Но вовсе не мой протест стал для него окончательным доводом. Ребята сказали, что если он боится за меня, то и нечего тогда таскать за собой вместе со взрослыми, как они себя называли.

Немного помявшись и поддавшись на мои уговоры, Ваня всё-таки согласился, но сказал, чтобы я от него далеко не убегал. Мы начали игру и очень быстро перебрались на самый интересный четвёртый этаж. Как и обещал, я не убегал далеко от старшего брата. Когда его сделали водящим, я находился ближе всего к нему. Я увидел его радостный взгляд. Он кричал, что сделает теперь водящим именно меня. Я, довольный, побежал от него между комнатами с детскими визгливыми криками, как обычно кричат все дети в пятилетнем возрасте. Я бежал, то и дело оглядываясь. Он, как я это понимаю теперь, спустя годы, нарочно не догонял меня. Брат всего лишь делал вид, что бежит изо всех сил, но на самом деле это было не так. Оглядываясь в прошлое, я до сих пор не могу понять, почему то, что случилось, случилось с ним, а не со мной.