положив на него укроп.

Я настолько люблю сей мир,

что ему уступлю свой гроб.

* * *

Я отправлю в нокаут мир,

закипев, озверев, восстав.

В Таганрог или Армавир

отправляется в ночь состав.

В нем уносится время прочь,

а пространство давно уж там,

где бросают друг другу what

и читают стихи кротам.

Ну а здесь все жуют табак,

не скончаться от рака чтоб.

Я пишу свои строки так,

как с ноги пробивал Крокоп.

* * *

Никого не проси о боге.

Не дадут и не подадут.

Как прекрасны во тьме отроги.

Но пора поменять маршрут.

Перейти на хребты и пики,

где посажен во тьму пион

и Тигран говорит Великий:

армянин – это чемпион.

* * *

От пуль Муртало гибнет Кукарача,

чтоб дождь над ним веками моросил.

Налив в стакан и выпив залпом чачи,

я превратился в Маз, Камаз и Зил;

включил кино Война на ноутбуке

и взял из холодильника паштет.

Подумал об искусстве и науке,

о разнице меж ними, коей нет,

поскольку приближаются масштабы,

ведущие из склепа в тронный зал.

Можаев в книге Мужики и бабы

пустое место миру показал,

куда придет из матери мессия -

в одном лице господь и сатана.

Приятно сознавать, что у России

есть антипод. И он – это она.

* * *

Согрей в ладонях теплоту

и остуди глазами холод.

Мне в детстве сделали манту,

чтоб заблестел на солнце молот,

устами Ницше говоря

про маленького человека.

В работе Реки и моря

он доказал полезность снека,

окрошки, солода, вина

и пахнущих носками рыбок.

Поочередно Кантона

надел кроссовки фирмы Reebok,

пройдясь по гравию пешком

и выпивая Багиатти.

За доширак и анаком

горбатился на ринге Гатти.

Он повторял судьбы изгиб

и угощал корову сеном.

Затем от старости погиб,

как Маяковский и Есенин,

которым было нелегко

освобождать от зла планету.

Они глотали молоко

и изучали Кастанеду,

пока зашедший в гости Мень

беседовал с их общей тенью.

Кто хочет поразить мишень,

тот сам становится мишенью.

* * *

Хотел побриться – не было воды,

поэтому я скушал ломтик стейка.

На улице – торговые ряды,

в наушниках – мелодия ремейка,

текущая, как горная река,

достаточно напористо и резко.

Так истину Дубровский изрекал,

похожую лицом на арабеску

из города и правила Зеро.

Картину Я работаю в субботу

за триста евро продал Писсарро

довольно состоятельному боту,

купившему для дочери ее.

От излучений гамма или бетта

стреляет в человечество ружье.

Поэзия первичнее поэта,

которому положена печаль.

Осталось, постелив на землю саван,

сказать о матче Федерер и Сафин,

что в нем победу одержал Надаль.

* * *

Ненависть, даруемая богу,

суть Вампилов, Розов и Шатров.

Выстрел в сердце, в голову и в ногу

сам себе доказывает кровь.

Та течет и радуется в небе,

образуя солнце и восход.

Как сказал Раскольникову Вебер,

вот и ваш настал, товарищ, ход.

Прячьте от меня свою фигуру

загнанного в угол короля.

Так, не дописав Макулатуру,

умер от волнения Золя.

Стал угрюм, таинственен, печален,

нежен, ласков, призрачен и груб.

Целый день тоскует на причале

человек по имени Ютуб.

Говорит себе по телефону,

что Россия в мире – это гейм.

Кланяется Одеру и Дону

и целует истину Дюркгейм.

Рядом с ним проходят пароходы,

место встречи крыльев и колес.

Очень скоро станут все народы

погибать от горя и от слез.

Двигаться окрестностями дыма

и не добираться до костра.

Будет человечество судимо

даже за убийство комара.

А иначе было бы нечестно

наказать ворону и клеста.

Очень жаль того, что повсеместно

бог есть антиномия Христа.

* * *

С вами познакомившись случайно,

я вам написал, что человек -

это посетитель некой чайной,

где его лишают глаз и век

и дают балетки и пуанты.

А религиозные псалмы

там играют ночью музыканты,

переформатировав умы,

ждущие рассказов о серванте,

полном сновидений и стрекоз.

Так по миру странствовал Сервантес,

в туалетах нюхая кокос,

говоря везде про Дульсинею,

жившую когда-то в Малибу.

Он мечтал побаловаться с нею

и сходить на вольную борьбу,

посмотреть на сломанные уши,

на Иран, Чечню и Дагестан.

Чичиков, купив живые души,

не случайно пил в дороге Тан,

отходя от будущей попойки

в доме и усадьбе Петуха.

Он летел по городу на тройке,

за четыре мили до греха

срезав мужика на Пикадилли,

чтоб посторонился этот смерд

и вошел в историю Яшвили,

пулей перечеркивая смерть.

* * *

Памяти Аркадия Бабченко, который оказался живым

Аркадий Бабченко застрелен.

Отвержен жизнью кочевой.

Летят отравленные стрелы

над непокрытой головой.

Они становятся все ниже,

как под рукой кавказца – ваз.

Кому мерещились в Париже

Чечня, Осетия, Донбасс?

Кто не хотел въезжать в Россию,

помимо танка, ни на чем?

Мы все болеем гипоксией -

щебенкой, камнем, кирпичом.

Нам сообщает их создатель,

что нет свободы без тюрьмы.

Ну что сказать? Убит писатель.

Его убийца – это мы.

* * *

Сергей Богданович Семак

возглавил озеро Байкал.

Теперь игра пойдет в кабак

и выпьет вечности бокал.

Закурит важно за столом

и процитирует Руссо.

А за окном опять облом -

спустило парню колесо.

Попался гвоздь или стекло

вошло в сознание его.

– Купи мне перцев полкило

и упаковку ничего.

Возьми мороженого нам

и захвати с собой арбуз.

Китай, Корея и Вьетнам

щекочут кисточками Русь.

Смеются, плачут и поют.

По телефону говорят,

что пряник бьет больней, чем кнут,

и что велик Исламабад.

Искусен, правилен, горяч,

руководя людьми тех мест,

где жертвой сделался палач

и на Христе распяли крест.

* * *

Между Ван Гогом и Гогеном

лежат земля, трагедия и боль.

Дома взрывает гексогеном

и царствует де Голль.