Я знакомился с миром моды. Помню, как много лет назад мечтал стать модельером, чтобы быть окруженным красивыми моделями. Что ж, теперь вокруг меня вились многие из них, в том числе – Мисс России и будущая Мисс Мира. Она была ослепительно хороша и настолько высока, что ее длинные руки выглядывали из рукавов наших меховых манто, несмотря на все наши попытки прикрыть их. Увы, на все это я смотрел теперь другими глазами.
Именно тогда мне окончательно стало ясно, что красоту женщины должно сопровождать нечто большее, чем вечеринки, шампанское и секс. Я искал родную душу, умного собеседника, преданного друга. Мне даже жаль было этих несчастных девочек: многие из них были неглупы, образованы и хороши собой, но быстро сгорали среди подарков, роскоши и случайных знакомств. И тем большую ценность обретали в моих глазах отношения, у которых, кроме романтики и страсти, возможным было продолжение в виде будущей семьи. В общем, я снова возвращался к тому, с чего начал, и думал теперь только о своей Прекрасной Алене.
Все мировые религии говорят о любви. Любовь – это благословение и проклятие, тяжкий ежедневный труд, иногда – неблагодарный. Можно искать любовь на Земле Обетованной, но найти ее, в конце концов, в собственном сердце.
Глава восьмая. Большие деньги
Если взять группу людей и попросить их соединить четыре точки одной линией, девять из десяти нарисуют квадрат. Хорошо, если найдется хотя бы один, кто выйдет за рамки и начертит большой треугольник. Это и есть глобальное мышление. Все границы придумываем себе мы сами.
Когда я сегодня рассказываю кому-то обо всем, чем мы занимались в приснопамятные девяностые, мне не верят – мы действительно тогда вышли за все рамки. Было в этом какое-то сумасшедшее везение, лихость, запредельная уверенность в своих силах. Не помню, чтобы нашей целью когда-либо было захватить весь мир – скорее, мы пытались построить империю, некое общество с новыми экономическими и социальными связями, где каждый нашел бы и свою нишу, и возможности для развития. Разумеется, это было утопия – современный мир живет по другим законам.
В девяностые подчас было нечего есть, зато деньги лежали буквально под ногами. Не зарабатывал только ленивый. Мы вручили свои агентам пачки наличных, отправили их на фабрики в Китай и заполнили склады нашего магазина на несколько лет вперед. Мой двоюродный брат Яков наладил поставки одежды и обуви из Италии, и бытовой техники из США. Широкие американские холодильники, с трудом помещавшиеся в наших квартирах, пользовались большим спросом. Итальянская одежда тоже разлеталась «на ура», у нас был самый лучший ассортимент. Я и сам теперь одевался только здесь.
Торговля мехами процветала. Наш логотип с соболем осенял собой рекламные щиты в центре Москвы. По первому каналу крутили ролик про рыбака, поймавшего русалку – на русалке была наша шуба. Светские львицы появлялись на людях в наших манто из норки, черно-бурой лисицы, песца, куницы и соболя. Всего за один год мы заработали не меньше миллиона долларов, и продолжали развивать производство, к которому подключился к тому времени и мой младший брат Игорь.
В нашем распоряжении теперь был целый банк, поэтому, помимо меха, одежды, обуви, бытовой техники и поставок туркменского хлопка-сырца, было решено открыть еще несколько стратегических направлений. Коля хорошо понимал конъюнктуру рынка, поэтому вскоре был заключен контракт на поставки сахара. Подошел целый корабль с Кубы, сахар раскупили прямо с машин, мешками. Так же, с колес, была распродана первая партия румынской мебели. Мы взяли в банке крупный кредит, конвертировали деньги в доллары и во время очередного витка инфляции заработали целое состояние. Его мы планировали вложить в поставки сигарет Marlboro, однако через несколько месяцев, безрезультатно прождав ответа от американских партнеров, изменили планы и купили парк Мерседесов прямо с фабрики в Штутгарте.
Все, что ни завозилось в страну, продавалось мгновенно. Завезенные Мерседесы ушли по цене ниже заводской, однако все издержки были тут же покрыты разницей курса. Для представительских целей решено было оставить один из первых в Москве так называемый «шестисотый», стоимостью около ста тысяч долларов. В то далекое время иметь такую машину было все равно, что иметь самолет. Заодно были приобретены пять КАМАЗов для перевозки товара, несколько американских джипов, небольшой лимузин, пара микроавтобусов с диванами, баром и телевизорами, и отечественные машины для сотрудников. Я стал ездить на Вольво. Коля пересел на большой Мерседес, а по выходным гонял на американском внедорожнике Wrangler (он вообще любил внедорожники, как и все американское, к которому привык за время своих частых командировок в США для заключения контрактов и изучения бизнеса). Всю неделю он ездил с личным водителем, но в воскресенье сам без проблем покорял московские сугробы и горки.
В отличие от Коли, я, в основном, мотался по стране – то ехал в Ростов договариваться о реализации мебели, то во Владивосток, в зверохозяйства, подписывать контракты о поставках шкурок. Помню одну свою поездку в Уссурийск, куда мы отправились вместе с Алексеем Алексеевичем Печерским и его замом. К тому времени мы были уже не просто деловыми партнерами, скорее – друзьями. Алексей Алексеевич оказался человеком мудрым и предприимчивым, я тогда многому у него научился.
В Уссурийске меня больше всего поразили не медведи и не тигры, а китайцы. Китайцев было столько, что казалось, Россия здесь уже закончилась: китайские магазины и рестораны, целые азиатские кварталы… Директором зверофермы оказался старый приятель Алексея Алексеевича, как тогда говорили, по партийной линии. Мы провели свои переговоры, договорились о поставках меха, попробовали местную еду и засобирались назад. И тут повалил снег.
Он все шел и шел, пока не замело все взлетные полосы в аэропорту, и тогда стало ясно, что никто никуда не полетит. Причем, не только сегодня, но завтра тоже, потому что наши билеты уже сгорели, надо было покупать новые, а новых в кассе осталось всего два. А нас – трое.
Чтобы никому не было обидно, мы бросили жребий, и он выпал не мне. Вмешалась ли в это дело судьба или дело решила хитрость моих взрослых наставников – сейчас это уже неважно. Главное, что они улетели, а я остался еще на сутки в одном из самых бандитских городов, очень далеко от Москвы. Возможно, это было мне напоминанием о том, что не все и не всегда происходит по плану, который мы выстраиваем в своей голове. К счастью, в тот раз обошлось без приключений и вскоре меня всё-таки отправили в Москву следующим рейсом, я даже летел в кабине вместе с пилотами. Один из моих друзей, встречавший нас в московском аэропорту, рассказывал, как он сначала пожал руку Алексею, потом его заместителю, а потом протянул руку и мне, но меня не было. «А Руслан?.. а где Руслан? …» – почему-то он тогда очень возмутился и долго еще стоял с протянутой рукой в надежде, что я сейчас вынырну из-за чьей-то спины со своим чемоданом.
Бывало всякое, но я всегда вспоминаю только хорошее. Девяностые, обернувшиеся для многих растерянностью и потерями, для нашей большой семьи стали временем становления. Важным был даже не размах нашего бизнеса, а то, что мы работали вместе. Каждый день наша компания прирастала новыми направлениями, мы использовали все, абсолютно все возможности, что дарила нам судьба. Разумеется, судьба эта нередко действовала через близких и дальних друзей, и родственников, но кто сказал, что это плохо? Многие приходили тогда к нам с идеями различного бизнеса, и мы хватались за все, что приносило какую-то прибыль.
Впрочем, постоянный поиск новых направлений был обусловлен еще и тем, что государство, вместо того, чтобы поддержать меховой бизнес, ввело тридцатипроцентный акциз, так что производителям пришлось либо уходить в подполье, либо искать другие возможности для развития. Мы хотели играть честно, поэтому выбрали второй вариант. С этого момента оборот наших мехов значительно сократился, и мы перевели производство на другую фабрику, в центр Москвы. Мы даже поучаствовали в приватизации одного из особняков на Ордынке.
