– Тела нет.

– Но как вы узнали, что она мертва? – хмурюсь я.

Футболка кидает взгляд на Рубашку, но тот мрачно смотрит пол, не поднимая головы.

– Я так понимаю, это тайна, – спокойно говорю и вскидываю руки: – Не волнуйтесь, я не настаиваю.

Но Рубашка вдруг отводит пальцем воротник своей бордовой рубашки (наверное, пора бы уже запомнить их настоящие имена), и я замечаю два ожога на шее, один из которых кажется свежим.

– Что это? – поднимаю глаза я.

– Ожоги, – сухо отвечает Гас (чёрт, или это Нил?) и замолкает.

Я стараюсь быть вежливой.

– Откуда они? – терпеливо.

Футболка, или, кажется, Нил, настроен миролюбивее, чем его брат.

– Наш отец умер, когда мы были маленькими. Ушёл из дома и не вернулся, а у Гаса появился этот ожог. Совершенно ниоткуда. Потом узнали, что отец действительно погиб.

Гас отпускает воротник, и я разочарованно перевожу взгляд на Нила.

– И вот недавно появился второй ожог, – заканчивает тот. – И мы поняли, что это мама.

Наступает молчание. Я тщательно подбираю слова (честно!), но всё же получается грубовато:

– То есть, вы думаете, что ваша мама умерла из-за какого-то ожога? Верно?

Они переглядываются, и Нил кивает. Я вздыхаю и решаю сменить тему, чтобы не взорвать свой бедный мозг.

– Что Жизель сказала, когда пошла за мной?

– Что ты многое познала и нужна поляне прямо сейчас, – отвечает Нил.

– И что Фракс нашёл тебя, – сухо дополняет Гас.

– Но Фракс не мог её убить, он всё время был со мной, – замечаю я. – Когда появился ожог?

– За три или четыре часа до того, как ты появилась.

– Фракс был со мной, – повторяю я.

– Так, может, это ты? – отзывается Гас, встаёт и уходит.

Нил провожает его взглядом и, вздохнув, ложится на бок, спиной ко мне. Да уж, отличная команда.

Правильно ли я вообще растолковала то видение?

Оставаться наедине со своими мыслями не хочется, а наедине со спиной Нила – тем более. Поднимаюсь и иду в сторону, куда ушёл Гас. Наверное, плохая идея – идти за ним, но рискнуть стоит.

Как я и думала, сидит на этом холме, смотрит на скучные одинаковые долины, распростившиеся внизу. Ему, должно быть, больше и некуда приходить – только его дом да этот небольшой холм, навевающий мысли о том, насколько мал мир, в котором он живёт.

Всё же мне его жалко – сидит, плечи подрагивают. Плачет, наверное.

Я уже собираюсь уходить, как он вдруг говорит, не оборачиваясь:

– Может, так и не кажется, но Нил относится к тебе не лучше, чем я.

Плечи больше не дрожат. Он слегка поворачивает голову, и я вижу профиль его лица. Молчит.

– Безумно рада слышать, – саркастично отзываюсь я. – Но не волнуйся, я итак знаю о вашем враждебном отношении ко мне.

– Ты хоть раз говорила людям что-нибудь хорошее? – кидает косой взгляд через плечо. – Ты такая сухая и чёрствая.

– Говорила, – спокойно отвечаю я и оборачиваюсь, чтобы уйти.

– Подожди.

Он похлопывает по траве рядом с собой. Хмурюсь – неужели хочет, чтобы я села рядом? В ситуации, когда нужно удерживать команду, невольно помогающую тебе преподать урок бывшему учителю, выбор один – сесть рядом.

– Не жди от меня поддержки, – усаживаясь поудобнее, говорю я.

Кидаю на парня косой взгляд. Смотрит на горизонт. Солнце уже поднимается, кидает на его лицо первые лучи. Выглядит красиво.

– Я и не ждал.

– Не потому, что я не хочу тебя поддержать, – продолжаю, закатив глаза. – Просто не умею.

Он переводит взгляд на меня.

– Спасибо.

Я вздрагиваю и краснею. Стараюсь скрыть это за хмуростью лица.

– За что? Я ведь только что сказала, что не собираюсь тебя поддерживать!

Он вдруг усмехается, продолжая смотреть на меня, а затем откидывается назад на траву и прикрывает глаза.

– За то, что пытаешься.

– Я не пытаюсь, – как можно невозмутимее возражаю я, борясь со смущением.

– Пытаешься помочь нам с братом, – договаривает он насмешливо, и я окончательно краснею. К счастью, глаза у него всё ещё прикрыты.

– Эм, да, – произношу я. – Можно и так сказать. Но я просто делаю то, что говорила Жизель.

Укол вины. Обман. Опять.

– Странно всё это, конечно, – тихо продолжает он, и я стараюсь отбросить свои угнетающие мысли, внимательно прислушиваясь к нему. – То, что мама думает, будто мы тебе поможем. Мне кажется, мы абсолютно бесполезны для тебя.

Он замолкает, кончики его губ падают вниз и слегка дрожат. Я отворачиваюсь.

– Когда я вас встретила сегодня, вы кого-то искали.

Гас не отвечает. Я терпеливо жду, и в итоге он быстро поднимается с травы и указывает пальцем на горизонт.

– Видишь? – спрашивает меня, не убирая палец.

Я присматриваюсь.

– Что именно?

– Верхушки сосен. Там, вдалеке.

Прищуриваюсь, но вдалеке вижу лишь бесконечные просторы ковров долин.

– Вижу, – вру я.

– Отсюда их видно. Но когда идёшь к ним, их нет. Как я говорил, идёшь вперёд – и возвращаешься к исходному месту. Замкнутый круг. – Он замолкает и затем резко выпаливает: – У мамы был питомец – лиса. Ты его, должно быть, не видела, но он часто бывал у нас дома. Иногда уходит гулять, но всегда возвращается. А когда мама умерла, он не вернулся. Но мы с Нилом видели, что он убежал туда, к тем соснам. Мы пошли туда, но… Можешь догадаться, что случилось.

Я задумчиво молчу. А ведь в этом что-то есть. Волшебная ниточка, ведущая в другое царство.

– Мы пойдём туда снова. Вместе, – загоревшись, уверенно говорю я и встаю на ноги. – С вами буду я – а я точно знаю, что здесь есть скрытое место. И знаю, как туда попасть.

– Мне бы твою уверенность, – бормочет Гас.

– Не волнуйся, – мягко произношу я, – у нас всё получится. Помнишь, Жизель говорила, что хочет исполнить пророчество, потому что боится за своих детей? Может, она знала, что эта поляна – нереальное место. Возможно, исполнив пророчество, вы с братом станете частью настоящего мира, а не этого сонного царства.

Гас хмурится, и я понимаю, что сморозила глупость. Он ведь даже не подозревает, что происходящее для меня сон.

– Для меня это был настоящий мир, – говорит он, и мне нечего ответить.

Глава 2

Когда мы возвращаемся, Нил спит. Я уже хочу пнуть его и разбудить, но Гас останавливает меня и говорит, чтобы его брат отдохнул.

Что же, думаю я, один готов, осталось расположить к себе другого.

Гас не хочет спать, точнее, он пытается убедить меня в этом, а затем, когда я сдаюсь, начинает задавать различные вопросы. Шепчет, боясь разбудить брата, а я шепчу в ответ, удивлённо осознавая, что давно разговор с кем-то не увлекал меня настолько. Спрашивает про всё: про меня, про мою семью, про мой дом, про мой мир.

– Какой он? – шевелит губами.

– Мой мир?

– Да.

– Ну, ваш мир – это будто небольшой кусочек моего. В моём семь миллиардов человек, мне там тесно. А здесь так спокойно.

Естественно, это было образное выражение, но Гас вдруг задумывается, и я расплываюсь в улыбке, понимая, что он, должно быть, пытается представить все семь миллиардов людей на их поляне.

– Мой мир намного, намного больше вашего, – прячу улыбку в кулак, сдерживая смех.

Гас продолжает молчать, но его лицо уже не такое напряжённое. Внезапно он спрашивает:

– А это правда, что ты, – долго не может решиться продолжить, но всё же выпаливает, – была сумасшедшей в своём мире? Ну, то есть, притворялась, если, э-э, – он снова мнётся, – быть точным.

– Все люди в моём городе считают меня сумасшедшей, – задумчиво хмыкаю я. – Да, это правда. Десять месяцев назад мне пришлось это сделать – сбежать, притвориться сумасшедшей, устроить истерики, скандалы лишь бы уехать из того чёртового города. – Замолкаю, боясь, что говорю слишком много, но Гас внимательно слушает, и я продолжаю: – Мне было так страшно. Глупо скрывать страх, верно? Ведь все чего-то бояться. Ненавижу этих людей, тех, кто тыкал пальцами, когда я проходила мимо по улице. Ненавижу даже тех, кто мне сочувствовал, ведь они понимают, что произошло что-то ужасное. Ненавижу всю эту возню с врачами, ненавижу глупые разговоры с психиатрами провинциального города, они ведь ни черта не смыслят во всех этих психических расстройствах. Ненавижу свою ужасную белую комнату, ненавижу таблетки, которые мама каждое утро оставляла мне возле кровати. Точнее, ненавидела. Ненавидела всё – а потом стало плевать. Всё было белым, – даже не моргаю, так погрузилась в эти мысли. – Белым и бессмысленным.