– Саша, расслабься, – произнесла я. Диего окинул стол хмурым взглядом.

– Если ему не удастся дозвониться, – сказал Скотт, – его сотрудники пошлют какого-нибудь секретаря, чтобы сообщить нам, верно?

– Уф, странно, – добавил Диего. – Стол накрыт на шестерых. – Показывая на столовые приборы, Прия пересчитала их вслух. Диего был прав – стульев было восемь, но рядом с теми, что стояли в торцах, не было ни столовых приборов, ни тарелок, ни бокалов.

– Да? И что? – спросил Скотт.

Мы с Диего переглянулись.

– Это странно, – проговорила я. – Если мэр должен был отужинать с нами, почему стол накрыт только на шестерых?

– Хочешь сказать, никто не придет, чтобы нас выпустить? – спросила Саша, и в ее голосе слышались, пожалуй, нотки паники.

– Должен же кто-то накрывать на стол и подавать еду, – предположил Скотт. – Официант или кто-то вроде того.

– Похоже, все необходимое уже сделано. – Взмахом руки Диего показал на подносы с полукруглыми крышками, выстроившиеся вдоль стола. – Но почему еду подали еще до того, как мы пришли?

Скотт снял крышку с подноса, который стоял ближе всего к нему. Под ней обнаружилась цельная жареная курица и дымящиеся овощи.

– Мне кажется или это и правда странно?

– Думаю, тебе не кажется, – пробормотал Робби, снимая крышку с салатницы.

– Что ж… – Облизнув губы, Прия взглянула на блюдо с жареными бататами. – Ну, мы можем поесть, верно?

– Думаю, да… – я прикусила губу.

Робби бросил крышку на пол себе за спину.

– Ладно. Давайте тогда начинать вечеринку, верно?

Он снял крышку с еще одного блюда с курицей.

– Есть в этой забегаловке что-нибудь выпить?

– Ага, но все в баре, снаружи, – сказала Саша, открывая тарелку с фаршированными яйцами. – Фу. Интересно, как долго они тут пролежали?

Я встала и подняла крышку с самого большого блюда, стоявшего в центре стола.

Саша и Прия одновременно вскрикнули, и я чуть не уронила крышку. Сердце словно провалилось куда-то вниз. Все потрясенно уставились на содержимое подноса.

Шприц.

Конверт.

И что-то, пугающе напоминавшее бомбу.

– Что это вообще за фигня? – спросил Робби. Я не отрываясь смотрела на шприц. По спине пробежала дрожь. Шприц был наполнен бледно-бежевой жидкостью. Не защищенная колпачком игла блестела в свете канделябра, висевшего у нас над головой.

– Что это за… хрень? – вскрикнула Саша.

Несколько пластиковых емкостей размером с пачку молока были прикреплены к полудюжине коричневых палок, сцепленных проводами с маленькими электронными часами и несколькими батарейками. Каждая емкость была до половины заполнена желтой жидкостью. Часы лежали горизонтально, красные цифры вели обратный отсчет – начиная с пятидесяти девяти сорока пяти. Пятьдесят девять сорок три. Пятьдесят девять сорок два.

– Похоже на бомбу, – сказал Робби, стиснув зубы.

– Я запустила таймер… – произнесла я, не обращаясь ни к кому конкретно, сжимая крышку обеими руками. – Наверное, он запустился, когда я подняла крышку…

– Это все не по-настоящему, – произнесла Прия. – Так ведь?

– А для чего шприц? – спросила Саша.

– На нем есть этикетка. – Диего наклонился и прочитал: – Ботулотоксин. Вот черт. – Он побледнел.

– Что такое этот боту… как его там? – спросила Прия. Она стиснула кулак так сильно, что костяшки пальцев побелели.

Диего продолжал читать.

– Тут написано: «Осторожно: не допускать попадания на кожу. Одна капля может быть смертельной. Введение всего содержимого шприца вызовет мгновенную смерть».

Мы потрясенно переглянулись.

– А что в конверте? – спросил Робби. Никто не шелохнулся.

Пятьдесят девять тридцать. Пятьдесят девять двадцать девять.

Я поставила крышку под стол, взяла конверт с подноса, открыла его и вытащила листок бумаги. Развернув его, я прокашлялась и прочитала вслух:

– Добро пожаловать на праздничный ужин. Еще раз поздравляем вас с тем, что прошли отбор. Теперь отбором займетесь вы. В течение часа вам следует решить, кто из присутствующих умрет. Если вы не примете решение, умрут все.

Последние три года я провела, старательно избегая тварей типа Саши Харрис.

Но теперь мне нужно было обратиться к ней с просьбой, и от этого зависело мое будущее.

Будучи руководительницей театрального клуба, каждое полугодие она решала, какую пьесу ставить, и я хотела написать саундтрек к следующей. Это был мой единственный шанс попасть в Южно-Калифорнийский университет, чтобы учиться писать музыку к фильмам. Папа недавно ошарашил меня новостью, что не сможет оплатить мне поездку на прослушивание осенью, так что мне нужно было придумать способ поразить членов приемной комиссии – сделать то, на что окажутся неспособны остальные две тысячи потенциальных кандидатов. В стране есть только три программы, на которые принимают сразу после школы, так что конкуренция высока. Написать для школьной пьесы саундтрек, который будет исполнять живой оркестр, и отправить запись приемной комиссии – лучший план, который я смогла изобрести.

Но это означало, что мне придется поговорить с ней – с чертовой Сашей Харрис, настоящей королевой Брюстерской высшей школы – надменной, высокомерной, чертовски устрашающей и в то же время необъяснимо почитаемой. До девятого класса мы не пересекались – в нашем городе было две средних школы, ученики которых затем попадали в Брюстерскую. Так что мы с Прией ходили в Кромпонд, а Саша и ее подруги – в Хэмптон. Но до меня доходили слухи о ее мерзком характере, о том, какой беспощадной она может быть. Доводилось ли мне самой быть тому свидетельницей? Нет. Подходила ли я к ней достаточно близко, чтобы это могло произойти? Не смешите. Я не хотела бы оказаться ее следующей жертвой.

До этого момента.

Так что теперь, в первый день после зимних каникул, я наблюдала за ней с другого конца столовой, продумывая, как к ней подойти. Ее лучшие подружки, Эми и Мария, крутились вокруг нее как мошки, убивая время за пережевыванием последних слухов. Не знаю, что пугало меня сильнее – перспектива не попасть в Южно-Калифорнийский университет или Саша.

– У меня руки дрожат. – Я подняла руку на уровень глаз, продемонстрировав дрожащие пальцы. – Черт побери, я не справлюсь.

Услышав эти слова, Прия, моя лучшая подруга, заметно расслабилась.

– О, ну и слава богу. Валим отсюда. – Она повернулась, собираясь уходить. Ее длинные, блестящие черные волосы хлестнули меня по руке.

– Подожди! – я схватила ее за запястье. – Ты так легко позволишь мне испугаться?

– Ты не боишься – в тебе просыпается здравый смысл, – заключила она, бросив взгляд на Сашу и ее свиту. – Тебе не нужно писать саундтрек для этой дурацкой пьесы. Уверена, со своими записями ты пройдешь на любую музыкальную программу, на какую захочешь.

– У остальных кандидатов тоже есть записи. – Я вытерла пот с верхней губы, наблюдая, как те трое наконец уселись за пустой столик посреди столовой. – Но они подают всякие стандартные записи – ну, знаешь, треки для рекламы, для трейлеров и тому подобное. А мне нужно сделать что-то эпичное. То, что будет выделяться.

Прия подняла брови.

– Что, твоих десяти тысяч подписчиков на ютьюбе недостаточно, чтобы выделяться?

– Десять тысяч – это ни о чем. У других ребят больше. Мне непременно нужно сделать это.

– Почему ты думаешь, что Саша вообще станет думать об этом? Они всегда выбирают какую-нибудь бродвейскую постановку, так что музыка к ней уже есть. Предлагать Саше сочинить новую музыку к пьесе – все равно что спрашивать, не захочу ли я вступить в какую-то дурацкую команду чирлидеров. Этому не бывать.

Прия всегда мечтала стать чирлидером. Но проблема заключалась в том, что у нее не хватало смелости попробовать.

– Давай так: если я заставлю ее согласиться, ты тоже попробуешь записаться в команду чирлидеров.