Моя Леди.

— Ма… Маринетт?

Она кивает, молчаливая, испуганная. А потом ее рыдания удваиваются. Моя голова лежит на ее дрожащих коленях. Левый висок под капюшоном испачкан кровью. Я встревоженно поднимаю руку к ране.

— …ты ранена.

Плача, она неловко качает головой, отрицая. Она вдруг притягивает меня к себе и с силой сжимает. Дыхание прерывается, я слышу, как она шепчет:

— О, Черный Кот! Я так испугалась! Что на тебя нашло хватать ту акуму! И остальные… Остальные все исчезли, и я… я подумала, это из-за того, что Бражник… захватил над тобой власть!

Она плачет. Я не понимаю половины из того, что она бормочет. Я отстраняюсь и с трудом сажусь, в ушах звенит. В голове всё перепуталось. Почему она не в трансформации? Как мы здесь оказались?

— Сколько времени я… такой?

Маринетт шмыгает носом, не в состоянии остановить слезы.

— Не знаю. Минуту? Я… Я…

Она в панике оглядывается — все остальные акуманизированные без сознания. Стали обычными людьми. Она снова разражается рыданиями.

— Скажи, то, что произошло… Скажи, что это неправда, Черный Кот. Пожалуйста…

Я растерянно встаю и поднимаю ее на ноги. Она не выглядит серьезно раненой и, однако, едва держится на ногах.

— Скажи, что ты смог его спасти, скажи, что Адриана не было… там!

Ее дрожащая рука снова вцепляется в мое предплечье. Она икает, ее взгляд переходит от меня к пламени, сверкая надеждой.

— Прошу тебя!

Я пытаюсь успокоить ее, когда гудение прекращается. Одурение проходит. Я, наконец, ясно мыслю.

И это пугает.

«Прости, сын мой».

Отец!

Я подпрыгиваю и делаю несколько шагов к особняку. И в моих расширившихся глазах всё обретает смысл.

Особняк в огне. Крыша, которая заканчивает рушиться.

Акума — легкая, ледяная, — которую я словно всё еще чувствую в ладони, однако исчезнувшая.

И голоса, которые вперемешку возвращаются ко мне.

Мой собственный голос:

«Мама сердится на меня?»

Голос Эми:

«Я не чувствую себя матерью. Я не помню, чтобы испытывала подобное…»

«Мне жаль, Габриэль. Так жаль… Габриэль, мне страшно!»

«Я больше не знаю, почему люблю тебя».

«До свидания, Габриэль».

Голос Габи:

«О, Эмили… Что ты сделала?»

«Возвращайся домой, немедленно!»

«Адриан… Адриан — Черный Кот!»

«Нууру, трансформируй меня!»

Слишком много картинок, все перемешанные. Но ко мне возвращается невероятная уверенность. Моя мать была прежде Носительницей. А мой отец…

Мой отец — Бражник.

«Прости меня, Адриан».

Он хотел вернуть мать. Он всё это делал ради нее…

Вдалеке звучит сирена. Я вздрагиваю, вырванный из мыслей. На углу улицы появляется пожарная машина.

Что-то чешется у меня на щеке, я рефлекторно потираю ее — и обнаруживаю, что она мокрая от слез.

— Черный Кот?

Грохот. Я поднимаю глаза. Несколько вертолетов летают над нами с оглушительным шумом. Они все двигаются в одном направлении.

Снова грохот. Взрывы. По всему городу опять разносится сирена тревоги. На горизонте вспыхивает молния, освещая небо, и ударяет в один из вертолетов. Я узнал бы этот отблеск из тысячи. Я медленно сжимаю кулаки.

…Катаклизм.

Взрыв. Знакомая энергия собирается в правой руке, окончательно восстановив мою связь с реальностью. Я дрожу, сжав зубы, тяжело дыша.

Моя мать пожертвовала собой ради меня. В итоге она всё забыла. Где был Хранитель в этот момент? Он, в полной безнаказанности следивший за нами месяцами, он, докучающий нам своими правилами и обычаями, где он был, когда его квами были предоставлены сами себе, спящие и покинутые на другом краю мира? Где он был, когда мои родители нуждались в его советах?

Его не было здесь. Он должен был быть здесь.

Я поднимаю брошенный на снегу шест. Четким жестом вытягиваю его в человеческий рост. Обостренными чувствами зондирую ночь. Напрягаю мышцы, готовый прыгнуть на крыши.

Это я знаю. Это я могу сделать. Тем более что теперь мне…

— Черный Кот! Ты куда?

Кто-то схватил меня за правую руку. Я дергаюсь, вырванный из сосредоточенности, и расширившиеся глаза Маринетт молча вопрошают меня. Под ее капюшоном на меня с тревогой смотрит Тикки, держа в лапках печенье.

— Успокойся, — выдыхает она. — Ты не можешь пойти туда один. Ты еще лишь котенок…

Она, она поняла.

…Теперь мне больше нечего терять.

Резким движением я освобождаюсь из хватки Маринетт.

— Оставайтесь в стороне. Я займусь этим.

Тикки подавляет отчаянный писк. Маринетт испуганно подпрыгивает.

— Черный Кот… Постой!

Я глубоко вдыхаю. След еще свеж. Взрывы звучат. Мне остается лишь следовать по ним. Я устремляюсь вперед.

— Черный Кот!

В несколько прыжков я добираюсь до крыш, поглощаю километры. Вдалеке бушует сражение. Армия явно приняла эстафету. В моей ладони ждет Катаклизм. Это будет быстро. Это будет легко. Я не стану колебаться.

Потому что я, наконец, знаю всё. И потому что мне больше нечего терять!

«Я отказываюсь от тебя».

Голос Эмили звучит во мне. Я рычу, щеки еще влажные, но глаза сухи.

«Я не создана быть матерью. И, должно быть, для брака я тоже не создана. Всё это сейчас будто сон».

Изгнанник появился в поле зрения — его черное тело с красными и зелеными прожилками, без защиты, оставленный вихрями дыма, пока они атакуют вертолет.

Я еще ускоряюсь. Мое сердце тоже.

«Габриэль… Я больше не могу принуждать себя. У меня больше не получается в это верить».

Я преодолеваю последние десятки метров. Я быстр, слишком быстр для него.

«До свидания, Габриэль».

Изгнанник вздрагивает. Он поворачивается, оказавшись в западне. Его изумленный взгляд сверкает. Слишком поздно!

— ВОТ В ЧЕМ ДЕЛО? — кричу я.

В последнее мгновение он уклоняется от Катаклизма, но не от моего шеста. Я с удовлетворением чувствую, как мое оружие со всей силы ударяет в него. Спотыкаясь, он приземляется на крышу внизу. Он кое-как убегает, но я следую по пятам.

— ЗНАЧИТ, ВОТ ПОЧЕМУ? Моя мать отказалась от своего Камня Чудес и забыла нас? Поэтому она уехала?! — ору я вне себя.

Изгнанник разворачивается, пытается контратаковать. Я ударяю, уклоняюсь, атакую шестом. Правый кулак я держу рядом с собой. Катаклизм не пропадет втуне.

— Потому что вас не было рядом, чтобы направить ее, объяснить? ВОТ В ЧЕМ ДЕЛО?!

На самом деле, мне плевать на его ответ. Он ничего не изменит. Ничего!

Я еще ускоряюсь. Захватываю его врасплох. Мощный удар шестом. Оглушающий толчок, который отдается вибрацией в плече. Растерянный Изгнанник отступает и в итоге оказывается спиной к стене.

Я хочу, чтобы ему было страшно, как было страшно моей матери.

Я хочу, чтобы он страдал, как страдал мой отец.

Я хочу, чтобы ему было больно, как было больно мне всё это время, когда я пытался понять, что происходит между ними.

Я хочу…

Я хочу уничтожить его.

Наконец, он теряет бдительность. Я разжимаю правый кулак и устремляю его к дымовой завесе, которая защищает его грудь. Темная энергия растекается со свистящим звуком.

Уничтожить его, как он уничтожил нас!

Прикосновение. Вспышка. Катаклизм получает волю — наконец. Я дергаюсь, ослепленный разгулом энергии, которая на этот раз превосходит всё, что я знал. Я пылаю яростью.

Уничтожить его! ЕГО! Потому что всё это его…

Позвякивание. Что-то разлетается на осколки. Лезвие горячего воздуха хлещет меня по лицу, но я держусь. Дым рассеивается.

Под моей правой ладонью Катаклизмом сминается не Изгнанник, а предмет, расположенный перед ним, черный предмет, инкрустированный красными гравюрами. Предмет распадается, понемногу превращаясь в пепел.

Шкатулка.

Та самая Шкатулка. Призванная Вайззом в Париж-Пиксель. Которая исчезла одновременно с квами. Она была в его рюкзаке.

Изгнанник рычит:

— Всё конечно. Они свободны.

Взрыв — супермощный, ослепляющий. Ударная волна сметает меня.