Плагг осторожно появляется из подушки Адриана. Проверив окрестности, он счастливо потягивается и сворачивается в складках его одеяла, в тени его шеи. Там он протяжно зевает и насмешливо подмигивает:

— Ревнуешь, Носительница?

Вместо ответа я весело усмехаюсь ему. Удовлетворенный, он сворачивается в комок и закрывает глаза, счастливый, как сыр в масле. Несколько секунд спустя его дыхание замедляется, обычно подрагивающие вибриссы опускаются. Он уже спит.

Проходят минуты. Я слушаю разнообразные дыхания, заполняющие комнату, спокойные и безмятежные. Смотрю на Адриана, который больше не улыбается и выглядит особенно невинно — спящий в бледном изменчивом свете, который отбрасывают на нас снежные хлопья. Я не осмеливаюсь пошевелиться — моя рука в его руке, — чувствуя успокоение и, однако, не в состоянии надолго закрыть глаза, как всегда во время моих бессонных ночей.

Да тьфу ты.

Я колеблюсь еще несколько мгновений, а потом пододвигаю подушку и плед к Адриану. Я прижимаюсь к нему, напряженная и покрасневшая, как никогда. Он сонно бормочет и слегка вздрагивает, после чего воцаряется тишина. И, наконец, его рука скользит мне за спину и прижимает меня к нему. Успокоившись, я расслабляюсь, и он удовлетворенно вздыхает. Я снова чувствую рядом с собой его дыхание, медленное и спокойное. Оно убаюкивает меня.

Где-то над моей головой тихонько хихикает Плагг:

— Я так и знал. Ревнуешь.

Я улыбаюсь с закрытыми глазами.

И финальное музыкальное сопровождение (послужившее вдохновением для написанием этой главы): «Nandemonaiya – Present vers.» by Akane and BriCie («Your Name» Cover) — https://youtu.be/WdeK2YSGrEg

Комментарий к Глава 25. Наступает ночь. Часть 2 (1) Известная во Франции телевикторина, придуманная известным сценаристом и ведущим Арманом Жаммо. Передача транслируется до сих пор, но считается старомодной. Бытует мнение, что ее смотрят только старики.

(2) Небольшое сдобное печенье или маленькое пирожное. Как правило, продается набором из разных сортов. Чаще птифур готовят из бисквитного и песочного теста, наполняя разными начинками и украшая кремом и глазурью. Эти мини-закуски, рассчитанные буквально на один укус, подаются в конце еды (к кофе, чаю, коктейлям).

(3)Игра «Уно» в значительной степени совпадает с популярной игрой, в России известной как «Сто одно», но требует специальной колоды карт.

(4) Игра похожа на «Мафию». В одной маленькой европейской деревне живут обычные жители. Но обычные они только днем. Ночью некоторые из них превращаются в оборотней и убивают мирных жителей. Цель людей – уничтожить всех оборотней. Все игроки днем линчуют одного из жителей, заподозрив его в причастности к нечистой силе, а оборотни ночью убивают по одному мирному жителю.

====== Глава 26. Метаморфоз. Эпилог, благодарности... и, возможно, кое-что еще ======

От автора:

Выложенные в интернете истории живут вечно, читаемые в любое время дня и ночи, от одного до другого края Земли. И, кстати, возможно, кто-то читает эти строчки в то же мгновение, что и вы?

Что точно — так это то, что история ничего не стоит, если никто ее не читает и не комментирует. Так что большое спасибо тем, кто читал, оставлял комментарии и ставил лайки! Вы не представляете, насколько это потрясающее чувство знать, что твою историю ценят.

Хочу предупредить: эта глава — как конец некоторых старых книг: остается еще значительное количество страниц, но вас ждет не только история. Потом следуют немного странные благодарности… и сюрприз для самых мечтательных среди вас.

Белый, красный, черный — Эпилог

Метаморфоз

Музыкальное сопровождение: «Building Light» Philippe Briand, Gabriel Saban, Anne-Sophie Versnaeyen — https://youtu.be/lXi8xA1BxZs

..?

— Мама! Мама, ты уезжаешь? Ты же только вернулась!

Оно опять начинается. Почему?

Я знаю этот момент наизусть. Я знаю, что попытка вмешаться ничего не изменит. Я знаю, что она ограничится тем, что улыбнется мне, махнет рукой, не глядя мне в глаза. Потом быстрым шагом уйдет к своему лимузину, держа в руке дорожную сумку. Она сядет на заднее сиденье, исчезнет в дорожном движении.

И на этом всё закончится. Я уже знаю. Я пережил это столько раз — и в мыслях, и во снах.

И, однако, не могу не сделать этого: зову ее с крыльца, с высоты мраморной лестницы. Я слежу за тем, как она неуверенно поворачивается, как бегает ее взгляд. Всего один раз. Еще один раз!

Посмотри на меня. Поговори со мной. Это всё, что мне останется от тебя…

Она разворачивается. Она великолепна в своем белом костюме. Золотистые волосы колыхаются на ветерке, ласкают ее плечи. Взгляд зеленых глаз бродит по гравию аллеи, словно не решаясь подняться на меня. Горло сдавливает — я не могу больше ничего сказать, иначе я разрыдаюсь. Мне не хватает ее. Мне так ее не хватает.

Так сильно!

Ее сумка падает к ногам, и я удивленно вздрагиваю — это что-то новое. Она возвращается к лестнице, поднимается по ней, величественно цокая шпильками. Дойдя до крыльца, она нависает надо мной, и я инстинктивно делаю шаг назад. Я не помню, чтобы она была такой высокой.

Ее взгляд — открытый, нежный — направлен прямо в мои глаза. Я смотрю в ответ, онемевший, захваченный врасплох. Тогда она опускается на одно колено и прижимает меня к себе. Мой подбородок ложится ей на плечо, маленькое, но надежное, успокаивающее. Ее волосы щекочут меня, мягкие и тонкие. Ее аромат обволакивает меня, узнаваемый из тысячи.

Она вздыхает мне на ухо:

— Адриан. Мой Адриан. Мне жаль, я должна уйти. Это важно. Поверь, я предпочла бы всё отменить.

У нее ровный, мелодичный голос. Мои глаза наполняются слезами, когда я сжимаю ее дрожащими руками.

— Тогда останься!

— Я не могу. Мой мальчик, мой маленький. Мой малыш, мой Адриан. Будь уверен, я люблю тебя. Я люблю тебя… И всегда буду любить.

Эта литания слов успокаивает, но звучит странно и необычно знакомо — кажется, она уже говорила мне нечто подобное, но это было очень давно. Ее рука зарывается в мои волосы, удерживает меня, когда она целует меня в шею, а потом в щеку.

— До свидания, — шепчет она.

Она встает и разворачивается. И возникает внезапное ощущение, будто она уносит с собой все мои силы, и я шатаюсь, с трудом держась на ногах. Однако она оставляет мне уверенность, необъяснимую и стойкую. Ощущение, которое укрепляется по мере того, как она удаляется.

Это ее голос, ее запах, ее присутствие. И однако…

И однако!

— …Ты не моя мать.

Сцена слишком реалистична — это не сон и не воспоминание. Это смесь того и другого, это… нечто иное.

— Кто ты?

Стук шпилек замер. Сжав кулаки, я, наконец, набираюсь храбрости поднять голову. Она молча смотрит на меня без всякого выражения, стоя внизу лестницы.

— Ты ведешь себя, как она, говоришь, как она. Но она не обнимала меня в тот день. Она не делала этого уже несколько месяцев. Кто ты?

Она начинает улыбаться, и вдруг становится очевидным: это не моя мать — больше не моя мать. Я никогда не видел ее с таким тоскливым, хотя и нежным выражением.

Она больше не двигается, не говорит. Спустя долгое, долгое мгновение, она просто протягивает ко мне руки, слегка раскрыв их, ладонями к небу. Я чувствую себя обязанным сделать то же самое.

Вначале ничего не происходит. Потом вдруг словно что-то невидимое ласкает мои руки. Что-то легкое, едва ощутимое, словно вуаль. В то же мгновение все мои силы возвращаются, и добавляются новые. Мужество, любовь, нежность, радость — всё это неожиданно и с несравненной мощью. Оно настолько сильное, настолько чистое, настолько истинное, что у меня выступают слезы на глазах.

И от неуместности этого жеста мое сердце подпрыгивает. Дежа вю!

Лувр в огне. Исцеляющие вибриссы. Пара синих глаз без зрачков, но несомненно нежных.

Ты…

Сад, особняк, ее силуэт — всё растворяется во вспышке, уносится порывом ветра. Словно свеча, которую задувают, но вместо темноты вездеприсутствующим становится ослепительный свет.