Пекарня моих родителей благополучно функционирует, благодаря появлению подмастерья Алека, и моя мать смогла перейти на неполный рабочий день, чтобы помогать мне в реабилитации, а потом в возвращении в коллеж. Бабушка Джина, неутомимая путешественница, решила остановиться на какое-то время. Она нашла в Париже однокомнатную квартиру недалеко от нас: осенью она приютила меня в своей квартире на первом этаже на время, пока я не смогу встать с кресла-каталки, а потом справиться с тремя этажами без лифта дома моих родителей.

— Сейчас приду, мам. Только закончу кое-что.

Мама бросает позабавленный взгляд на компьютер в спящем режиме.

— Не задерживайся слишком, ладно? Мне кажется, там время ужина. Он не сможет позвонить тебе снова раньше, чем через час!

Когда она выходит из комнаты, я тихонько смеюсь: она слишком хорошо знает нас с Адрианом.

— И хватит уже есть сырные плетенки, Маринетт. Скоро садиться за стол, а ты уже не будешь голодна!

Едва дверь закрывается, как Плагг, смеясь, вылетает из моего кармана. В легком полете он хватает еще две плетенки и устраивается наверху шкафа, чтобы спокойно погрызть свою добычу. Я отказываюсь сгонять его оттуда — он опять накрошит везде, ну и ладно. В конце концов, это Рождество…

Мне становится жарко, и я неохотно снимаю новый шарф и аккуратно складываю его. Собираясь встать из-за стола, я беру телефон и пишу последнее сообщение:

«Твой шарф просто потрясающий. Спасибо».

Хотя в пансионе во время еды телефоны запрещены, его ответ не заставляет себя ждать.

«Рад, что тебе нравится. Но он не стоит твоих митенок, связанных вручную. Держу пари, мне удастся включить их в мою следующую фотосессию. Если это сработает, готовься получить уйму заказов :-p»

«Это коварно ^_^u»

«…тебе было бы неприятно?»

«Нет, но мне не хватает практики. Эта пара заняла у меня в три раза больше времени, чем обычно…»

С лицеем, который я начала посещать всего несколько недель назад, занятиями, чтобы нагнать школьную программу, и сеансами реабилитации — мне сложно было вернуться к шитью, не говоря уже о том, что после Лувра у меня появилась какая-то скованность в пальцах, затруднение, которое я не могу объяснить, но которое проходит на мой вкус слишком медленно.

«Понял. Если меня спросят про таинственную создательницу, которая утепляет мои когти этой зимой, я буду молчать как рыба. На данный момент только я пользуюсь талантами мисс Маринетт Дюпен-Чен, будущей звезды мира моды… Мне нравится».

Я хохочу в своем уголке. Тогда отец окликает меня из соседней комнаты, и я поспешно встаю из-за стола.

«Мне надо идти, позвоню тебе после ужина. Знаешь, я обожаю, когда ты так разговариваешь, потому что так ты будто бы с нами. Но… все-таки скорее бы лето, Котенок».

Прямо перед тем, как я захожу в гостиную, где моя семья готовится произнести тост, мне приходит еще одно сообщение. Только представив себе его голос, который шепчет мне эти слова, я снова краснею, на сердце становится тепло и легко, как никогда.

«Мне тоже не терпится, моя Леди».

Grand Escape (Movie Edit) – RADWIMPS for « Weathering with You » the movie – https://youtu.be/5tJKOmzyU1A

День + 365.

«Ты идешь? Ты заболеешь, сидя на этой скамейке».

Я встаю, огорошенная. Смотрю по очереди то на телефон, то на знакомую фигуру у входа в парк. Наконец, делаю несколько шагов, потом останавливаюсь, ноги как ватные, не в состоянии дальше идти. Адриан ограничивается тем, что улыбается мне, ждет. Ко мне, наконец, возвращается голос.

— Я… Я думала, ты не сможешь приехать до лета?

Он с раздосадованным видом поджимает губы. Потом с извиняющейся улыбкой разводит руки.

— Сюрприз!

Я вздрагиваю. Это его голос, но он кажется другим, более серьезным, чем тот, слегка измененный, который я слышала в телефоне. Я смотрю на него, не понимая, всё еще с трудом веря. Слова вырываются машинально:

— И… И ты ходишь без палки?

— Ну да, как и ты, как я вижу!

Мы всё рассказываем друг другу по телефону. И он несколько недель назад вернулся к фотосессиям, так что я знала, что ему лучше. Но я всё равно потрясена. Должно быть, я сохранила в памяти образ исхудавшего парня, покрытого синяками, неуклюжего из-за шины и костылей. А сегодня он твердо стоит на ногах, высокий, в макинтоше и черных брюках, с уже не впалыми, но гладкими щеками, покрасневшими от холода, несмотря на шарф — тот самый, который я когда-то подарила ему в коллеже.

У него сияющая улыбка, и я рефлекторно отворачиваюсь, лицо полыхает. Позади него на соседней улице мой взгляд привлекает черный лимузин. Стоящий рядом внушительный мужчина делает мне большие глаза.

— И… Нет, это месье Г.? Месье Г. вернулся на службу? Ты говорил, он в отпуске.

— От тебя ничто не ускользает! Это так, но узнав, что я прилетаю в Париж, он настоял быть моим шофером.

Месье Г. кивает мне и дарит микро-улыбку. А потом возвращается ждать в машину.

Воцаряется тяжелая тишина. Я едва осмеливаюсь смотреть Адриану в глаза — старый рефлекс, который я, однако, считала побежденным.

— Ты великолепна, Маринетт.

Я перестаю интересоваться своими ботинками. Я пытаюсь ответить, но его взгляд пригвождает меня к месту, и слова ускользают.

— А! Э… А ты, ты… Ты такой… э… э…

Его улыбка становится лукавой.

— Красивый? Элегантный? Мускулистый?

— Э… я собиралась сказать… высокий!

Он моргает, захваченный врасплох. А потом хохочет — искренним, спонтанным, поющим смехом. И меня вдруг откидывает на годы назад, на порог нашего старого коллежа, под проливной дождь. Смех моей любви с первого взгляда.

Адриан. Он здесь, такой же красивый, как в первый день. Более высокий, более гибкий. Более впечатляющий, чем недавние снимки, сделанные в Лондоне. Я чувствую, как глупо краснею. Я не в состоянии пошевелиться!

Он перестал смеяться. Его улыбка становится задумчивой. Он отступает на шаг, прижимает ладонь к сердцу и склоняется в глубоком поклоне. Грациозном, просчитанном, умелом.

Кошачьем.

Когда он поднимает голову, будто следя за моей реакцией, я почти различаю в тени светлых прядей зеленую вспышку — нереальную, но знакомую.

Мои губы растягиваются в непреодолимой улыбке. Не думая больше, я бросаюсь вперед. Он раскрывает мне объятия, и я кидаюсь ему на шею. Снова обретаю поразительную мягкость его волос на моей щеке.

Его тепло. Его запах, который, мне казалось, я забыла, но который внезапно кажется узнаваемым среди тысяч. Успокаивающий. Умиротворяющий.

Его руки смыкаются на моей спине, с силой сжимают. У меня слезы выступают на глазах, сердце переполняется счастьем.

— Котенок. Котенок!..

И он шепчет, почти мурлычет:

— Я, наконец, вернулся, моя Леди.

День +365.

День ?

Головокружение. Гудение. Кто-то где-то кричит. Далеко, так далеко…

Я приоткрываю глаза, но тут же снова закрываю, на меня обрушиваются тошнота и свет — режущий, ослепительный. Цвета и формы завихряются, не имеют никакого смысла.

Снова кричат. Ближе, настойчивее. Что-то сжимает мою руку, словно чтобы предостеречь меня, привлечь мое внимание. Это срабатывает, я сосредотачиваюсь на этом, и головокружение проходит, гудение тоже.

Тело возвращается ко мне. Я даже не осознавала, что оно… «отсутствовало»? Окоченело? Не подавало признаков жизни? Я уже не знаю. Но я хмурюсь: учитывая, какая с ним пришла боль, я бы предпочла, чтобы оно осталось там, где было.

Ай.

По-прежнему кричат. Или скорее, зовут меня. Голос мне знаком. Мне хочется улыбнуться, но лицо почти не слушается. Я сжимаю обтянутыми в перчатку пальцами руку, и она дергается. Голос надо мной разбивается. Мне сложно понять, что он говорит — до сих пор я даже не пыталась.

— Открой глаза! Прошу тебя!

Но я слышу внезапную радость, которая озаряет его, волнение, которое заставляет нести околесицу. Тогда я чувствую сжатую руку под моим запрокинутым затылком, руку, которая пролетает над моим лбом и висками, не осмеливаясь по-настоящему коснуться. Я, наконец, понимаю, где я, когда я и особенно, что здесь делаю, и сердце подпрыгивает в груди.