— Возможно, когда-нибудь я скажу ему, — сдаюсь я, отталкивая стул от стола, чтобы взять костыли, прислоненные к кровати. — Когда я буду готова.

— Готова к чему?

— Я… не знаю.

Воцаряется тишина, и я удивлена, что он остановился на этом. Тяжело дыша от усилия, я встаю и покачиваюсь несколько мгновений, прежде чем обрести равновесие с помощью костылей. Скорей бы я уже могла избавиться от них. Мой физиотерапевт говорит, что на это понадобится еще несколько недель. И тогда я смогу, наконец, вернуться в свою комнату наверху, попрощаться с диваном-кроватью в гостиной и перестать занимать стол в комнате родителей, чтобы поработать!

Бросив взгляд через плечо, я замечаю, что квами сидит перед компьютером. Он выглядит искренне расстроенным. Я вздыхаю.

— Почему тебя это так волнует, Плагг?

— Вы, люди, не вечные, — смущенно бормочет он. — Я не понимаю, почему вы вечно так медлите сказать друг другу то, что действительно имеет значение.

Я пораженно смотрю на него.

— Особенно… учитывая то, что произошло в этом году, — мрачно добавляет он еще тише.

Горло сжимается, когда я понимаю, на что он намекает.

— Плагг, я терпеть не могу, когда ты так делаешь, — ворчу я.

Как я и ожидала, он расчетливо усмехается:

— Это ради твоего блага. Она бы сделала то же самое.

— Только она не действовала настолько в лоб.

— У каждого свои методы, Носительница. Все дороги ведут в Рим.

С тяжелым сердцем я закатываю глаза. Это первое Рождество, которое я праздную с тех пор, как она ушла, и я надеялась, что мне не придется об этом думать. Но дом благоухает ароматом печенья с корицей (одно из специальных зимних блюд нашего магазина), и этого уже хватает, чтобы всколыхнуть мою боль. В конце концов, это были ее любимые.

Повинуясь давнему рефлексу, я подношу руку к мочке уха. Из-за того, что после катастрофы в Лувре дырки в ушах оставались пустыми, они заросли через несколько недель. Хотя моя мать, а потом и Алья предлагали мне проколоть уши снова, я отказалась. Не хватило духу… И потом — зачем?

Мне тебя не хватает. Если бы ты знала насколько.

— И ведь не то чтобы вы не касались этой темы до его отъезда. Ты сама накинулась на него, а? Ты обвиняешь меня, что я действую в лоб, но тут, Носительница, чья бы корова мычала!

Вырванная из размышлений, я краснею от смущения. Плагг, или безошибочное искусство подчеркнуть то, что меня беспокоит. Он не в первый раз издевается надо мной по поводу этой истории с поцелуем, но я не думала, что эта тема еще способна настолько меня смущать — я явно ошибалась.

Полагаю, Адриан тоже пережил подобное поддразнивание по поводу Ледибаг. От одной только мысли об этом я сочувствующе усмехаюсь.

— Переходи к делу, Плагг, пожалуйста.

— Но я уже задал вопрос. Зачем скрывать от него, что это он — избранник твоего сердца? Вы были на таком верном пути, чтобы всё сказать друг другу в день его отъезда!

Я вздыхаю, сдаваясь. Ставлю костыли обратно и падаю спиной на кровать. Глядя на потолок, я долго подбираю слова.

— На самом деле… это было бы несправедливо. В тот день я действовала импульсивно. Когда… поцеловала его.

Плагг издает раздосадованное «о». Бросив взгляд на стол, я отмечаю, что он обеспокоен, если не подозрителен.

— Ты жалеешь, Носительница?

— Вовсе нет, — искренне отвечаю я. — Но просто… в тот момент, я уже ни в чем не была уверена.

…С чего начать?

— Он принял меня такой, какая я есть, Маринетт и Ледибаг, без колебаний, без условий. У него это заняло лишь несколько часов. Тогда как я… даже через три недели мне было сложно свыкнуться с этим, осознать, что Черный Кот и Адриан — один и тот же человек. Поэтому я ничего ему не сказала. Я хотела быть уверенной в себе, быть уверенной, что не ошибалась насчет него… и насчет нас.

— Как это? Он один и тот же парень! Из-за чего колебаться?

— Именно, что нет, Плагг. Тут всё сложнее, и он первый сказал мне это. Ему удавалось быть собой только в облике Черного Кота. Адриан был для него как маска, фасад. Нечто, что душило его в повседневной жизни.

Плагг закатывает глаза, нетерпеливо стуча хвостом.

— Какая мелодрама. Но я узнаю его в этом, смотри-ка… И его жизнь не всегда была веселой, это правда.

Я взволнованно сжимаю кулаки. Я снова вижу Адриана, одинокого под зонтом, в тот пятничный вечер в начале каникул. Я вспоминаю свое тогдашнее глупое бормотание, и щеки краснеют. Это был его последний школьный день в Париже, и задним числом я вспоминаю, что он явно хандрил весь день. Я наивно списала это на стресс, связанный с предстоящими соревнованиями по фехтованию.

— Я думала, что знаю и понимаю Адриана лучше всех… И однако он больше месяца готовился к отъезду, а я совсем не заметила его переживаний. Вместе с тем я считала Черного Кота утомительным, волокитой и порой даже безответственным. Я не сумела провести параллель, когда напарник уже говорил мне о своем отъезде. Я не узнала Черного Кота. Однако должна была. Всё на то указывало.

Плагг раздраженно щелкает языком:

— Ты накручиваешь себя на пустом месте, Носительница. И если тебя это утешит, вы оба промахнулись, что один, что другой.

— Возможно… В конце концов, это неважно.

Я вздыхаю, сумев, наконец, облечь в слова то, что так давно мучит меня:

— Я любила Адриана, это правда. Я любила его уже тогда, когда едва знала.

Настоящая любовь с первого взгляда, как в кино. Спонтанная, по совершенно глупому поводу — одолженный зонт! — о котором он, вероятно, даже и не помнит. Мощное, искреннее чувство — и абсолютно не рассуждающее — к идеальному мальчику, которого изображали СМИ и который на одно мгновение раскрыл мне то, что я считала его единственной слабостью.

«Я никогда раньше не ходил в школу. У меня никогда не было друзей. Для меня всё это… немного в новинку».

Это закрыло мне глаза на всё остальное: я не догадывалась о темной стороне Адриана, не обращала внимания на других парней… и еще меньше на моего напарника.

— В таких условиях я никогда не заинтересовалась бы Черным Котом, никогда не посмотрела бы на него иначе, чем на напарника по миссиям и хорошего товарища. А потом случилась та ночь. Изгнанник, наше сражение, раскрытие личностей… высшая форма и…

…И твое исчезновение!

С тяжелым сердцем я качаю головой. Медленно сажусь, пытаясь разобраться в том, что я помню о крайне смутном времени «после».

— Когда мы были в больнице, я была нужна ему, он был нужен мне. Мы утешали друг друга, и некоторое время мне было этого достаточно. Знать, что он рядом…

…знать, что он любит меня…

— …настоящая движущая сила, чтобы помочь мне справиться со всем остальным. Но когда он сказал, что уезжает навсегда, я, наконец, принялась размышлять обо всем, что он внушал мне, и я начала чувствовать себя… виноватой. А что, если я была готова принять Черного Кота только потому, что осознала, что это Адриан? Я знала, как важна для него роль Черного Кота, но я-то раньше влюбилась в Адриана. И я испугалась. Испугалась ошибиться, испугалась, что мои чувства к Черному Коту окажутся в итоге лишь мимолетным увлечением. Я боялась обнаружить, что Адриан не существовал на самом деле, что это была лишь роль, которую он играл. Я боялась осознать однажды, что Черный Кот привлекал меня лишь как напарник. И боялась, что будет слишком поздно отступать, не причинив ему боли, ему, так уверенному в том… в том, что он испытывает ко мне.

«Всегда. С миссии Каменное Сердце».

— Поэтому я ничего не сказала ему о моей любви с первого взгляда. Сначала я хотела быть уверенной в собственных чувствах. Я хотела быть уверенной, что принимаю Черного Кота таким, какой он есть на самом деле, а не просто потому что он Адриан. Я хотела сначала научиться узнавать его и ценить… Его, так отличающегося под маской.

Я торопливо вдыхаю, ошеломленная собственными словами. Я подбирала слова, но в конечном итоге это оказалось так просто!

Плагг странно молчалив. Он положил начатую плетенку. Он почти театрально моргает и встряхивается, но я чувствую, что он шутит лишь наполовину.